Окончательная победа вопрос нескольких дней. Крайний срок — неделя. Но, как гласит народная мудрость, опасно загонять крысу в угол. Больше сорока тысяч заключенных по прежнему на свободе, но уже без воздуха и надежд на будущее. Напоследок они могут выкинуть такое, чему удивится сам Великий Создатель.
Глава 17. Штурм отчаянья
К великой радости Чага, после удачного налета на Западную электростанцию первую роту Народной армии отправили на отдых. Независимое правительство переоборудовало школьный спортзал под казарму.
Чаг с превеликим удовольствием стянул провонявший потом борг и вымылся в душе под струями горячей воды. В школьной столовой их накормили очень вкусным обедом. Чистый и сытый Чаг моментально уснул на верхней койке. Нижнюю занял Шнык. Нужно отдать должное: Независимое правительство заботится о своей армии. Очень даже хорошо заботится.
Следующий день начался с торжества бюрократии. Чаг написал заявление и официально был зачислен в третий взвод первой роты Народной армии самообороны Дайзен-2. Тогда же в переоборудованный спортзал прибыло подкрепление.
Как-то неловко, когда взрослые мужики 28–30 стандартных лет смотрят на тебя с таким уважением. Чувствуешь себя эдаким ветераном, чья грудь занавешена орденами и медалями. Хотя, если прикинуть, он и в самом деле ветеран.
За более чем трехсотлетнюю историю Дайзен-2 не знал ни войн, ни восстаний. Тогда как Чаг побывал в самой настоящей перестрелке, прошел через две боевые операции и пристрелил с десяток зеков. Что особенно важно — остался цел и невредим. А подобными достижениями мало кто из жителей Дайзен-2 может похвастаться. Очень мало.
От новичков Чаг узнал последние новости. Правительство активно собирает армию. За прошедшие сутки могли бы сформировать хоть целый полк. Но… все упирается в оружие, точнее, в его нехватку. Витус Подис, начальник технической службы Финдоса, сдержал слово и наладил выпуск пороховых патронов. По крайней мере, проблем с боеприпасами не будет.
Блаженный отдых пролетел как сладкий сон — быстро и незаметно. Солдатам первой роты дали перевести дух, вымыться, выспаться и поесть по-человечески. А уже утром следующего дня их снова отправили на передовую. Война еще не закончена. Обреченные на вымирание заключенные не думают сдаваться. Ярый, вожак зеков, хранит упорное молчание.
На четвертый день войны третий взвод расположился на «Площади простор» в некогда уютном ресторанчике с романтическим названием «Прекрасная даль». Владельцы ресторана заранее позаботились о возможных убытках и сняли от греха подальше стекла с витрин и окон, а из полукруглого зала убрали столы и стулья. Голые стены уныло напоминают о былой роскоши. Вон там, на гвоздиках, висел огромный ковер. На той стене — большие часы под старину. А на потолке, вместо хрустальных люстр, остались голые крючки.
Чаг лежит на полу и лениво смотрит на большое панорамное окно на противоположной стороне площади. Командование не без оснований считает это направление наиболее опасным. По этой же причине вместо черной формы им вновь пришлось надеть серые борги. Пусть специальный костюм для выхода на поверхность давно стал второй кожей, но таскать на себе лишние 18 кило не сахар.
Финдос построен под огромной горой. Единственное «окно» большого города находится здесь, на Площади простора. Подняться по южному склону и пробиться через закаленное стекло нетрудно. Что не могут сделать дожди и бури, то запросто осилит пара десятков килограммов тротила. Недаром Площадь простора прикрывает целый взвод. Для большей надежности широкие выходы на площадь наглухо закупорены стальными воротами.
Чего никогда не было в пейнтбольном клубе, так это караулов. Подготовка к обороне закончена: гражданское население из прилегающих домов эвакуировано, огневые точки обустроены. Чаг точно знает куда бежать, где именно его позиция и как уходить в случае всеобщего отступления. Но это все мелочи. Кто бы мог подумать: два часа в карауле длинней двух недель мирной жизни.
Скукотища, ей-богу! Закаленное стекло панорамного окна слишком прочное, чтобы незаметно вырезать в нем маленькую дырочку и просочиться на Площадь простора. Но приказ есть приказ. Приказано караулить, приказано ходить вдоль окна и обозревать красноватый простор по ту сторону… Значит, ходи и обозревай!
— Шнык, как думаешь — зеки и впрямь пойдут на еще один штурм Финдоса? — спросил Чаг.
Ничегонеделанье располагает к продолжительным беседам ни о чем. В том числе на самые пространные и гипотетические темы. Шнык, сидя на пустом ящике, убежденно ответил:
— Очень даже пойдут.
— Откуда такая уверенность? — лениво поинтересовался Чаг.
— Видишь ли, — протянул Шнык, — раньше мой отец часто бывал в Глотке, продукты в буфет и в столовую возил. Ему довелось довольно плотно пообщаться как с работниками тюрьмы, так и с их клиентами, так сказать. Папа узнал много чего интересного…
— Шнык, ради бога, не тяни. Говори короче и по существу, — поторопил Чаг.
Просьба далеко не лишняя. Шнык обожает разводить философию на пустом месте. Если его вовремя не одернуть, то он может запросто начать рассуждать о смысле жизни и об особенностях питания канареек. Причем одновременно.
— Ну, если совсем коротко, — Шнык постарался не обидеться, — то зеками верховодят так называемые блатные и авторитет. По сравнению с огромной массой роботов, их совсем мало, от силы штука или две.
— Э! Постой. Что за «роботы»?
Чаг никогда не интересовался тюремным жаргоном и уголовной субкультурой в целом.
— Так в Глотке называют тех, кто исправно работает на руднике и тихо тащит трудовые повинности. Это от созвучия слов «робот» и «работа». Да! Очень важно — блатные не работают из принципа. Так вот. Если верить моему отцу, то этим самым блатным терять совершенно нечего. Они не могут просто так выйти, задрать лапки и сдаться на милость победителей. Они заварили эту кашу, подняли Глотку на дыбы и сперли шестерых гражданских. Если витус Тонк пообещал за гибель одного заложника расстрелять сотню заключенных, то догадайся: кого в первую очередь поставят к стенке?
— Это точно, — согласился Чаг.
По ту сторону панорамного окна в самом разгаре ясный день. Дайзен едва преодолел полдень. Часа через три светило опустится за горами далеко на западе. Ну а пока через панорамное окно действительно видна прекрасная даль.
Кажется, будто внутри кратер Финдос ровный, как стол. Но на деле это не так. В двенадцати километрах от города каменистая равнина резко обрывается вниз. Миллионы лет назад южная часть кратера просела метров на сто. Так появился Большой излом, исполинская ступенька с отвесными стенами. Первые поселенцы могли бы проявить больше фантазии. В географических названиях и так хватает частей света. Но! Что было, то было. Приподнятая часть кратера Финдос отважные предки назвали Северным плоскогорьем.
Из панорамного окна исполинской ступеньки не видно. Только где-то там, далеко-далеко на юге, угадывается остроконечный конус горы Дошар. Исполинский вулкан находится в центре еще более исполинского кратера.
Говорят, красноватый пейзаж с каменистой равниной и голыми скалами удручающе действует на выходцев с Мирема. Еще одна причина пропустить стопарик до обеда и вообще забить на работу. Вживую Чаг никогда не видел зеленых просторов Мирема, сверкающих снежной белизной гор и нежно-зеленой глади океана. Только картинки в учебнике по истории да кадры документальных фильмов по телевизору. Чаг родился и вырос на Дайзен-2. Унылый красноватый пейзаж за широким панорамным окном ему во сто крат милее зеленых рощ и посыпанных круглой галькой тропинок в ботаническом саду по ту сторону телеэкрана.
Но что это? Чаг пару раз энергично моргнул. Прекрасный вид пустыни испортили размытые силуэты. С площади долетел вопль караульного:
— Тревога!!! Нас атакуют!!!
Цепочка маленьких взрывов исполинским эхом слилась в один большой взрыв. Панорамное окно помутнело, растрескалось и осыпалось вовнутрь площади звенящим водопадом. Путь для наступления открыт.
Чаг едва успел шлепнуться возле окна и снять автомат с предохранителя, как на той стороне площади показались красные фигуры. Чаг тут же открыл прицельную стрельбу. Три сотни метров — расстояние вполне приличное. Но вслед за первыми фигурами на Площадь простора буквально хлынул поток заключенных.
Глаза от удивления едва не выпрыгнули из глазниц. Большой палец правой руки деловито перевел переключатель на автоматический огонь. Чаг перешел на стрельбу короткими очередями: боеприпасы еще понадобятся. Третий взвод вступил в бой. Сорок стволов поливают площадь стальными пулями.
Но зеки селевым потоком, вопреки законам гравитации и самосохранения, с еще большим напором вливаются на Площадь простора. Заключенные сотнями спрыгивают с разбитого окна и с дикими воплями бегут прямо на плюющие огнем автоматы.
Стальные пули косят наступающих десятками. Но на место одного убитого из взорванного окна тут же выпрыгивает еще пять. Не обращая внимания на плотный огонь, зеки с упорством безумных прутся на засевших в ресторане бойцов Народной армии.
Чаг влет расстрелял первый магазин. Второй. Третий. Воткнул четвертый — никакого результата. Расстояние до бегущих зеков стремительно сокращается.
— Внимание! Третий взвод! Отступаем!
Приказ командира пролетел мимо сознания. Это не война — это бойня! Игра в одни ворота, в ответ ни одного выстрела. Четвертый магазин стремительно опустел. Чаг полез в карман разгрузки за пятым.
— Непоседа!
Грубый удар по голове отрезвил Чага. Пустой магазин выскользнул из рук.
— Уходим!
Шнык уже возле барной стойки. А в зале ресторана, Чаг оглянулся, никого. Ушли. Все ушли. Отступили. Едва не остался один.
Чаг рванул прочь от окна и с ходу перемахнул через барную стойку. За неприметной дверью кухня. На стенах белый кафель, а посередине широкие плиты. Шнык уже на другой стороне в раскрытом настежь проеме. Едва Чаг обогнул вторую плиту, как Шнык коротким жестом велел пригнуться. Чаг упал на пол.
Грохот выстрелов и свист пуль. За спиной крики и шлепки падающих тел. Чага пронесло по скользкому полу в распахнутую дверь. Прямо на четвереньках он выскочил в коридор. Шнык тут же с грохотом захлопнул дверь.
— Уходим! — бросил Шнык.
Напоследок приятель опрокинул на запертую дверь широкий шкаф. Стальные подносы с грохотом посыпались на пол.
За поворотом, в полу, раскрытый на обе створки люк, вход в технический туннель под рестораном. Чат едва не свалился в прямоугольную дыру. Но в последний момент притормозил, развернулся и соскользнул по воткнутым в бетон скобам. Следом, едва не отдавив пальцы, спустился Шнык. Напарник по-деловому прихватил обе створки и захлопнул люк.
В туннеле тусклая лампочка едва освещает рыжие от ржавчины трубы и пыльные кабели. Узкий проход теряется во тьме, но заблудиться невозможно. Не зря Леший заставил всех и каждого несколько раз прорепетировать отход из ресторана. Главное не бежать в полный рост. А то можно запросто долбануться о невидимые в темноте трубы.
У стены шевельнулась тень.
— Что встали? Давайте отсюда! Ваши ушли уже.
Слава богу! Сердце испуганно екнуло. Свои.
Согласно плану, первое отделение караулит этот самый туннель. Второе перекрывает Смотровую улицу, а третье — Шунтовую. Значит, нужно поворачивать направо. Без прежней спешки Чаг пошел дальше.
Впереди маячит выход наружу. Через квадратный люк Чаг выбрался на улицу. После чернильной темноты яркий свет под сводом большого туннеля слепит глаза.
— Непоседа!
У дома напротив стоит Шнык.
— Жми сюда! Здесь засядем.
Чаг, как самый шустрый и легконогий, обычно оказывается впереди всех. Но на этот раз он последним выскочил из ресторана и последним из всего отделения добрался до Шунтовой улицы. Тяжеловесный Шнык и то обошел его на повороте в туннеле под рестораном — какой удар по репутации.
Чаг забежал в дом.
— Давай! Помогай! — Шнык показал на прихожую.
На пару они сдвинули отделанную под дерево прихожую и забаррикадировали входную дверь. Для надежности Чаг подтащил кресло и подпер длинный, с вешалками, шкаф. Но Шнык махнул рукой:
— Брось, Непоседа. Здесь еще окна — не поможет. Пошли наверх!
Первый городской уровень не зря считается самым престижным. Жилые дома на Шунтовой улице сплошь двухэтажные, в каждом по десятку просторных комнат. Лучше всего занять оборону на втором этаже.
Наверху, в широком коридоре, их ждут четверо товарищей по отделению. Остальные шестеро засели в доме напротив. Шнык, ткнув пальцем в сторону лестницы, коротко приказал:
— Заваливаем!
Все, что нашлось на втором этаже, полетело на лестницу. Шкаф из гостиной рухнул вниз со страшным грохотом. Из распахнутых дверок вылетела батарея тарелок и стаканов. Следом полетели стулья, круглый столик и тяжелый горшок с каким-то колючим растением — вот хозяйка расстроится. Чаг наспех свернул пушистый ковер и бросил в общую кучу. Остальные бойцы приволокли из соседних комнат пару шкафов, письменный стол и еще больше стульев. На месте лестницы выросла гора наваленной второпях мебели.
— Вы, — Шнык ткнул пальцем в четверых солдат, — давайте в ту комнату. Мы останемся здесь, заодно прикроем лестницу. Не забудьте сдернуть занавески и снять окна. Все! Пошли!
Это правильно. Занавески будут только мешать. Чаг без малейшей жалости дернул на себя лиловую ткань. На него тут же рухнул карниз. Круглый набалдашник звонко стукнул по шлему. Коварный карниз улетел в общую кучу на лестницу. Осталось открыть окно и снять створки.
Сопя от натуги, Шнык снял с петель оконную створку и поставил на пол. Физической силой Чаг похвастаться не может, остается оттаскивать снятые створки поглубже в дом. Последняя, во зараза, шлепнулась на пол. Острые осколки со звоном разлетелись. Да уж лучше здесь, в конце коридора, чем от шальной пули на подоконнике.
Худо-бедно дом к обороне готов. Чаг осторожно выглянул на улицу. Тишина. Противника не видно. Стальные ворота по-прежнему надежно перекрывают выход с Площади простора, но вряд ли надолго. Быстрей всего повторится сценарий с туннелем № 2 на Центральном вокзале. Чаг присел на подоконник.
Не так, совсем не так полагается готовить жилой дом к обороне. Нужно вынести из комнат все, что только может гореть или биться. Окна заложить кирпичом или бетонными блоками. В обязательном порядке снести лестницы между этажами. В идеале, заминировать окна и двери на первом этаже и подступы к зданию. Вот только мины в Народную армию еще не завезли.
Никто не думал, не гадал, что вот так, в пожарном порядке, придется сматывать удочки из отлично подготовленного к обороне ресторана на Площади простора. Да и не собирались они переходить на второй рубеж. Так, больше для проформы, разведали пути отхода и наметили наиболее удобные для обороны дома. Но! Глядишь ты. Пригодилось. Все пригодилось!
Сильный взрыв разорвал напряженную тишину. Тяжелые ворота слетели с петель и с грохотом ухнули на проезжую часть. Чаг недовольно поморщился. Как в дурном сериале, ей-богу: опять бурный людской поток выплеснулся наружу. Заключенные в красных робах заполнили Шунтовую улицу от края до края. Чаг нажал на спусковой крючок.
Кинжальный огонь из двенадцати автоматов изрядно проредил толпу зеков. Чаг расстрелял пятый магазин, шестой, дошел до седьмого и… никакого толку. Заключенные безумным стадом баранов пронеслись по Шунтовой улице. На проезжей части и тротуарах остались кучи трупов. Чаг воткнул восьмой магазин и снова выглянул на улицу. Но стрелять больше не в кого. Самое интересное, зеки даже не пытались ворваться в дома, в которых засели солдаты третьего отделения. Они просто пронеслись мимо, и все.
— Ну дела… — Чаг опустил автомат. — Да они что — с ума посходили? Это же не война, а скотобойня получается.
— Кажется, я знаю, в чем дело, — Шнык задумчиво разглядывает через оптический прицел горы трупов. — Непоседа, глянь.
Чаг посмотрел на заваленный трупами тротуар у противоположного дома. Что за хрень? Очень-очень странно. Заключенные одеты в привычные красные робы, но… но… Во дают! Ни на одном нет даже жалкого подобия костюма для выхода на поверхность. У подавляющего большинства головы закутаны в обрывки одеял, на руках нечто похожее на рукавицы.