Дэниел снова ответил не сразу.
— Ваша формулировка, партнер Элайдж, ввергает меня в недоумение, но, кажется, вы правы.
— В таком случае, — объявил Бейли, — я готов позавтракать, хотя моему аппетиту и не способствует сообщение, что альтернативой к неудаче является попытка меня прикончить.
32
Фастольф улыбнулся Бейли через накрытый к завтраку стол.
— Как вам спалось, мистер Бейли?
Бейли завороженно изучал кусок ветчины. Его необходимо было резать ножом. Он был волокнистый. С одного бока тянулась полосочка жира. Короче говоря, ветчина не прошла обработку. А в результате вкус у нее был гораздо ветчиннее, если можно так выразиться.
А еще — жареные яйца с уплощенным полушарием желтка в центре, окаймленным белком. Прямо-таки ромашки, которые Бен однажды показал ему на лугу, там дома. Умозрительно он знал, как выглядит яйцо до обработки, и знал, что оно содержит желток и белок, но ни разу в жизни не видел, чтобы они оставались разделенными перед самым употреблением в пищу. Даже на космолете, когда он летел сюда, даже на Солярии в кушаньях из яиц желток и белок всегда были перемешаны.
Он вздрогнул и посмотрел на Фастольфа.
— Прошу прощения?
— Как вам спалось? — терпеливо повторил Фастольф.
— Неплохо. Возможно, я бы все еще спал, если бы не антисонник.
— А, да. Не совсем то обхождение, на какое имеет право гость, но я подумал, что вы, возможно, захотите начать пораньше.
— Вы абсолютно правы. Да и я не совсем гость. Некоторое время Фастольф ел молча, потом отхлебнул горячего напитка и сказал:
— Ночью на вас не снизошло озарение? Быть может, вы проснулись с новым подходом, с новой идеей?
Бейли подозрительно посмотрел на Фастольфа, но сарказма не заметил и, поднося напиток к губам, сказал:
— Боюсь, что нет. Я в том же тупике, что и накануне. — Он отпил и невольно поморщился.
— Мне очень жаль, — сказал Фастольф. — Вам этот напиток неприятен?
Бейли буркнул что-то нечленораздельное и сделал еще глоток.
— Это всего лишь кофе, — объяснил Фастольф. — Без кофеина.
Бейли нахмурился:
— Вкус на кофе непохож и… Извините меня, доктор Фастольф, надеюсь, я не покажусь вам параноиком, но только что мы с Дэниелом полушутя обсудили вероятность нападения на меня — то есть пошучивал я, а Дэниел был вполне серьезен. И, по-моему, один из способов, какой они могут употребить против меня… — Он неловко замолчал.
Брови Фастольфа взлетели вверх. Он со словами извинения взял у Бейли чашку и понюхал ее. Затем зачерпнул немножко ложечкой и попробовал.
— Абсолютно нормальный кофе, мистер Бейли. Вас не пытаются отравить.
— Простите, что я веду себя так глупо — я ведь знаю, что кофе варили ваши роботы, но вы все-таки уверены…
— Роботов иногда перепрограммировали, — улыбнулся Фастольф. — Однако в данном случае этого не было. Просто кофе, напиток, популярный на разных мирах, имеет много сортов и способов приготовления. Давно известно, что каждый человек предпочитает кофе своего мира. К сожалению, мистер Бейли, у меня нет земных сортов. Может быть, вы предпочтете молоко? Оно относительно одинаково повсюду. Фруктовый сок? Аврорианский виноградный сок считается превосходным на большинстве миров. Есть даже злопыхатели, намекающие, что мы даем ему бродить, но это, естественно, не так. Воды?
— Попробую ваш виноградный сок. — Бейли с опаской покосился на кофе. — Хотя, наверное, мне следует привыкнуть к этой бурде?
— Зачем? — сказал Фастольф. — К чему себя насиловать без необходимости? Так, значит, — вернулся он к своему первому вопросу, и улыбка у него стала чуть вымученной, — ночь и сон не принесли вам полезных мыслей?
— К сожалению, — сказал Бейли и вдруг нахмурился. — Хотя…
— Да?
— Мне кажется, в момент засыпания, в момент свободных ассоциаций полусна, что-то такое у меня промелькнуло.
— А! Так что же?
— Не знаю. Эта мысль меня разбудила и исчезла. А может быть, меня отвлек воображаемый звук. Не помню. Я попытался восстановить эту мысль, но не сумел. Она исчезла. По-моему, это частое явление.
— Вы все-таки уверены? — спросил Фастольф задумчиво.
— Не совсем. Она промелькнула так быстро, что никакой уверенности у меня нет. Да и вообще она могла показаться мне значимой только потому, что я почти спал. А сейчас выглядела бы полной чепухой.
— Но в чем бы она ни заключалась и какой бы беглой ни была, свой след она, наверное, оставила.
— Согласен, доктор Фастольф. И тогда она еще вернется ко мне. Не сомневаюсь.
— И нам надо ждать?
— А что еще нам остается?
— Ну, существует психозонд.
Бейли откинулся в кресле и несколько секунд смотрел на Фастольфа, потом сказал:
— Я слышал про него, но в полицейской работе на Земле он не применяется.
— Мы не на Земле, мистер Бейли.
— Он может вызвать повреждения в мозгу. Ведь так?
— В опытных руках маловероятно.
— Но возможно даже в опытных руках, — сказал Бейли. — Насколько мне известно, на Авроре его использование ограничено четкими условиями. Те, к кому он применяется, должны быть виновны в очень серьезном преступлении или…
— Верно, мистер Бейли. Но это касается аврорианцев, а вы к ним не принадлежите.
— Иными словами, со мной можно обращаться как с нечеловеком, потому что я землянин?
Фастольф с улыбкой развел руками:
— Послушайте, мистер Бейли, это было лишь предположение. Вчера вечером вы в отчаянии были готовы ради разрешения наших трудностей поставить Глэдию в ужасное, трагическое положение. Вот я и подумал, не готовы ли вы при таких обстоятельствах рискнуть собой.
Бейли провел рукой по глазам и минуту-другую молчал. Потом заговорил изменившимся голосом:
— Вчера вечером я был неправ и признал это. А что до вашего предложения, так ведь нет никаких гарантий, что моя полусонная мысль действительно имела хоть какое-то отношение к вопросу. А что, если это фантазия, нелогичная чепуха? Не исключено, что и мысли-то никакой не было. Да, никакой. Так, по-вашему, разумно ради столь малого шанса получить что-то полезное взять и подвергнуть риску мой мозг, от которого, по вашим же словам, вы ждете решения задачи?
— Вы очень красноречиво отстаиваете свою позицию. — Фастольф кивнул. — И я ведь предлагал это не очень серьезно.
— Благодарю вас, доктор Фастольф.
— Но что мы предпримем теперь?
— Во-первых, я хотел бы еще раз поговорить с Глэдией. Мне необходимо кое-что прояснить.
— Вам следовало сделать это вчера.
— Не спорю, но вчера я просто не успел осмыслить всего, что узнал, и некоторые моменты от меня ускользнули. Я ведь следователь, а не непогрешимый компьютер.
— Я вас ни в чем не виню, — ответил Фастольф. — Но мне тяжело смотреть, как Глэдию без особой необходимости расстраивают. Насколько я понял из нашего разговора вчера, она крайне удручена.
— Бесспорно. С другой стороны, она отчаянно хочет узнать, что произошло. Кто убил того, кого она считала своим мужем, — если, конечно, он действительно был убит. Это тоже можно понять. Я убежден, что она хочет помочь мне. Кроме того, я хотел бы побеседовать еще с одной женщиной.
— С кем?
— С вашей дочерью Василией.
— С Василией? Зачем? Какой смысл?
— Она робопсихолог. Мне хотелось бы поговорить с каким-нибудь другим робопсихологом, кроме вас.
— Мне этого не хотелось бы, мистер Бейли.
Они кончили есть, и Бейли встал из-за стола.
— Доктор Фастольф, я вновь вынужден напомнить вам, что нахожусь здесь по вашей просьбе. У меня нет официального права вести полицейскую работу. У меня нет никакой связи с соответствующими аврорианскими властями. Единственный мой шанс распутать этот злосчастный клубок заключается в надежде, что разные люди добровольно согласятся содействовать мне и отвечать на мои вопросы. Если вы воспрепятствуете мне, значит, я так ничего и не добьюсь. А это поставит вас в крайне тяжелое положение — и Землю тоже. Так не препятствуйте мне. Если с вашей помощью я смогу беседовать со всеми, кто мне понадобится, — или вы хотя бы попробуете это устроить, — тогда ваши сопланетники увидят в ваших действиях свидетельство вашей невиновности. Наоборот, если вы будете затруднять мою задачу, им останется только сделать вывод, что вы виновны и боитесь разоблачения.
Фастольф ответил с плохо сдерживаемым раздражением:
— Я прекрасно это понимаю, мистер Бейли. Но почему обязательно Василия? Есть же другие робопсихологи!
— Василия ваша дочь. Она хорошо вас знает. Вероятно, у нее есть твердое мнение относительно возможности того, что вы уничтожили робота. Раз она член Института робопсихологии и на стороне ваших врагов, любое благоприятное ее свидетельство обретает особый вес.
— А если она будет свидетельствовать против меня?
— Когда будет, тогда и посмотрим. Не могли бы вы связаться с ней и попросить принять меня?
— Будь по-вашему, — вздохнул Фастольф. — Но вы ошибаетесь, полагая, будто мне будет легко добиться, чтобы она вас приняла. Возможно, она очень занята… или ей так кажется. Возможно, ее сейчас нет на Авроре. Она может не пожелать, чтобы ее в это втягивали, только и всего. Я же объяснил вчера, что у нее есть причина… как она считает, питать ко мне вражду. Если я попрошу ее встретиться с вами, она может отказать, подчеркивая свое отношение ко мне.
— Но вы попытаетесь, доктор Фастольф?
Фастольф снова вздохнул:
— Попытаюсь, пока вы будете у Глэдии. Полагаю, вы хотите увидеть ее без промедления? Мне кажется, достаточно было бы и тривидения. Изображение настолько высокого качества, что вы его не отличите от живой Глэдии.
— Я знаю, доктор Фастольф, но Глэдия солярианка, и тривидение вызывает у нее тягостные ассоциации. И в любом случае я убежден, что реальное присутствие добавляет не поддающуюся определению эффективность. Нынешнее положение слишком щекотливо, трудности слишком велики, и я не хотел бы лишиться этого небольшого преимущества.
— Что же, я предупрежу Глэдию. — Он повернулся, сделал шаг и вдруг снова обратился к Бейли. — Но, мистер Бейли…
— Да, доктор Фастольф?
— Вчера вечером вы сказали мне, что серьезность ситуации вынуждает вас не считаться с тем, какое действие все это может оказать на Глэдию. На карту, как вы указали, поставлено много больше.
— Совершенно верно, но не сомневайтесь, я постараюсь оградить ее, насколько возможно.
— Я сейчас имел в виду не Глэдию. Я просто хочу, чтобы эта ваша вполне принципиальная точка зрения распространялась и на меня. Мне не хотелось бы, чтобы мысль о моей гордости, о причинении мне неприятностей останавливала вас в разговоре с Василией, если она согласится на вашу встречу. Я не жду положительных результатов, но стерплю все последствия, и вы не должны меня как-то щадить. Понимаете?
— Откровенно говоря, доктор Фастольф, я и не собирался вас щадить. Если бы ради успеха вашей политики и успеха моей планеты мне пришлось поставить вас в неловкое положение или унизить, я не колебался бы ни секунды.
— Отлично! И, мистер Бейли, этот же принцип мы должны распространить и на вас. Ваши личные интересы не должны стать помехой.
— Как не стали, когда вы решили вызвать меня сюда, не посоветовавшись со мной.
— Я не о том. Если через достаточно долгое время — не очень долгое, но достаточное, — вы не приблизитесь к решению, нам придется подумать о психозондировании. Ничего не поделаешь: возможно, у нас останется только этот последний шанс — установить, что вам неизвестно из известного вашему подсознанию.
— Возможно, ему ничего не известно, доктор Фастольф.
Фастольф бросил на Бейли грустный взгляд.
— Не спорю. Но, как вы сказали про возможность того, что Василия будет свидетельствовать против меня, — тогда и посмотрим.
Он снова повернулся и вышел из комнаты.
Бейли задумчиво смотрел ему вслед. Итак, если он приблизится к решению, неизвестные враги расправятся с ним физически, а не приблизится, его ожидает психическое зондирование, которое вряд ли многим лучше.
— Иосафат! — буркнул он себе под нос.
33
Дорога до дома Глэдии показалась ему короче, чем накануне. День опять был солнечный и приятный, но вид открывался немного другой. Солнечные лучи, естественно, падали с другой стороны, и краски словно бы изменились.
Возможно, растительность утром выглядела не так, как вечером, или пахла по-иному. На Земле, вспомнил Бейли, у него возникало такое же впечатление.
Его снова сопровождали Дэниел и Жискар, но шли гораздо ближе к нему и, казалось, были менее насторожены.
— Что, солнце здесь всегда так и сияет? — спросил Бейли от нечего делать.
— Вовсе нет, партнер Элайдж, — сказал Дэниел. — Это было бы губительным для мира растений, а значит, и для человечества. И по прогнозу в течение дня небо заволокут тучи.
— А это что? — Бейли вздрогнул от неожиданности. В траве скорчился серо-бурый зверек. При виде их он неторопливо запрыгал прочь.
— Кролик, сэр, — сказал Жискар.
Бейли расслабился. Кроликов он видел и на земных лугах.
На этот раз Глэдия не встретила их в дверях, но тем не менее она их ждала. Когда робот проводил их к ней, она не встала, а только сказала устало — или сердито:
— Доктор Фастольф сообщил мне, что я вам опять понадобилась. Так для чего?
На ней было платье, плотно прилегавшее к телу, а под ним явно ничего. Волосы кое-как стянуты на затылке, лицо бледное. Выглядела она гораздо более расстроенной, чем накануне, и, видимо, почти не спала.
Дэниел, памятуя, что произошло накануне, в комнату не вошел. Но Жискар последовал за Бейли, внимательно огляделся и встал в стенную нишу. В другой стоял один из роботов Глэдии.
— Мне неприятно, Глэдия, снова вас беспокоить, — сказал Бейли.
— Я вчера не упомянула, — отозвалась она, — что Джендер, когда его сплазмуют, будет использован на заводе, производящем роботов. Вот будет забавно всякий раз, когда я увижу нового робота, думать о том, что на его изготовление пошло много атомов Джендера.
— Мы сами, когда умираем, тоже становимся чем-то иным: как знать, чьи атомы сейчас присутствуют в вашем теле и в моем и в кого когда-нибудь перейдут наши атомы.
— Ах, как вы правы, Элайдж. И напоминаете мне, до чего легко философствовать на тему чужого горя.
— Верно и это, Глэдия, но я пришел сюда не философствовать.
— Ну так делайте то, для чего пришли.
— Мне надо задать несколько вопросов.
— Неужели вам мало вчерашних? Вы все это время придумывали новые?
— Отчасти да, Глэдия. Вчера вы сказали, что даже после того как вы с Джендером стали… женой и мужем, немало мужчин предлагали себя вам, а вы отказывали. Вот о чем мне надо вас расспросить.
— Зачем?
Бейли пропустил ее вопрос мимо ушей.
— Ответьте, пожалуйста, — сказал он, — сколько именно мужчин предлагало себя в то время, когда вы были замужем за Джендером.
— Я не веду учета, Элайдж. Трое или четверо.
— Кто-нибудь из них был настойчив? Предлагал себя снова и снова?
Глэдия, которая смотрела в сторону, теперь взглянула ему прямо в глаза и сказала:
— Вы говорили об этом с кем-то еще?
Бейли покачал головой:
— Только с вами. Однако ваш вопрос указывает, что хотя бы один из них был настойчив.
— Да, один. Сантрикс Гремионис. — Она вздохнула. — У аврорианцев такие необычные имена. Да и он сам необычен для уроженца Авроры. Я ни у кого не встречала такой настойчивости в повторении одного и того же. Он был всегда вежлив, всегда принимал мой отказ с легкой улыбкой и величавым поклоном, а затем проделывал все это на следующей неделе, если не на другой день. Такое повторение — уже небольшое нарушение этикета. Порядочный аврорианец принимает отказ как окончательный, за исключением случаев, когда намеченный партнер или партнерша показывают, что готовы взять свой отказ назад.
— Скажите мне еще раз… Те, кто предлагал себя, знали о вашем отношении к Джендеру?
— Это была не тема для светской болтовни.
— Ну так займемся только этим Гремионисом. Он знал, что Джендер ваш муж?
— Я ему этого не говорила.
— Не будьте так уверены, Глэдия. Дело же не в том, что именно ему было сказано. В отличие от остальных он предлагал себя неоднократно. Сколько раз конкретно, как по-вашему? Три раза? Четыре? Сколько?