— Хорошо, ограничимся цивилизованными странами, — продолжал Лауни. — Я бывал и на юге, доходил почти до Корадо, там все в порядке, конечно, они ваши политические марионетки, но там жизнь что надо. И у монгов тоже. Я бывал и у них, они во всем не похожи на нас, невзирая на все перемены, но даже их серфы сытно едят и достаточно много знают.
Безусловно, я бы хотел посетить когда-нибудь вашу Федерацию — в качестве частного лица. И еще — съездить в Юропу в ближайшие годы.
Торговля с ней все время возрастает, не так ли? Интересно бы посмотреть на Скайгольм. Конечно, можно назвать и другие удачливые места. Но по большей части… — Он ядовито качнул головой. — Нет уж, спасибо. Я знаю страны, где богатым вполне хорошо, но как живут там бедные, мне тоже известно; видал я и такие земли, где все бедны, вот уж этих повсюду предостаточно.
Тераи возобновил нападение.
— Ну, если у вас такое мягкое сердце, как можно защищать убийство — пусть и китов? — спросил он.
— В прошлом и вы, маураи, охотились на них. И даже пытались разводить их как скот.
— Ну, это было давно — перед самым Судным Днем, еще до того, как наши ученые выяснили, насколько разумны китообразные. — Тераи взял свой стакан, понюхал смолистый аромат, глотнул крепкую жидкость. — Да, вы слыхали об этом. Так вот, помаленьку мы осознавали, что мир еще не впал в такую бедность, чтобы люди могли убивать китов просто ради мяса и жира.
Тераи поглядел на своего собеседника: он был высок, правда, чуть пониже ростом его самого, с грубым красным лицом; соломенные волосы ниспадали на плечи, лицо обрамляла коротко стриженная рыжевато-желтая борода. Норрмен был одет, как полагается для подобных оказий: шарф из импортного шелка, заправленный в открытый воротник шотладской шерстяной куртки, брюки из оленьей кожи, прочные полусапоги. Кольцо из слоновой кости на левой руке свидетельствовало о том, что он женат.
В этом климате Тераи одевался подобным образом; впрочем, невзирая на простой покрой одежды, весь облик его не был привычным для окружающих.
Сидевшие вокруг них супружеские пары пытаюсь не докучать своими взглядами иноземцу.
— Вы можете решить, но только за себя, — сказал Лауни, — а не за всю человеческую расу. И когда начали захватывать китобойные суда Северо-западного Союза…
— Мы всегда перехватывали рабовладельческие корабли. И вы никогда не возражали против этого.
— Нет, рабство у нас невозможно. — Движением ладони Лауни остановил его. — Подождите: мы за свободу, но для людей, а не коней и цыплят.
Конечно, киты — животные смышленые, и лучше бы их оставить в покое. Вы ведь таки не сумели доказать, что они более чем животные. По чести говоря, у вас нет ничего, кроме теорий. — Выпив, он торопливо продолжил:
— Вы решили все своей волей, решили, что вы всемогущи и вправе приказывать свободным капитанам, что им можно делать в открытом море, а что нельзя. Наверное, вы знали, что у нас китобойным промыслом занимаются лишь члены Лож Сколы и Полярно, и не рассчитывали, что остальные жители этой разболтанной страны решат помочь им своей кровью. Ну нет, ни одна Ложа не бросит другую; войны с монгами научили нас взаимовыручке. Конечно же, мы сразу сказали вам, деловым: пошли вы в Рашу, но вы перешли к насилию. Что ж, тогда Ложи набрали людей и денег, вооружились, выступили и ответили вам тем же самым.
«И в боях, и в налетах доказали нам, что лучше не настаивать, — не мог не признать Тераи. Он вспомнил тяжелый броненосец Союза у Фаралоннес: паровые машины, укрытые стальными плитами, без катапульт, но с драконовой головой — пушками, извергавшими разрывные снаряды, и трубами ракетных пусковых установок. — Мы не поняли вас. Мы никогда не думали — в своем… своем „всемогуществе“ — что кому-то может потребоваться даже такая ценность ради столь ничтожной выгоды».
Голос Лауни сделался тише. Он наклонился вперед.
— Видите ли, Тераи, — откровенным тоном продолжал он. — Давайте не будем ссориться из-за пустяков. Позвольте мне добавить еще кос-что, а потом выпьем как следует, споем и повеселимся. Поймите: нам нужен спермацет для смазки машин. Конечно, я знаю, что годится и масло жужубы. Но мы не можем импортировать его из тех мест, где растет жужуба, там ее не выращивают в нужном для нас количестве, даже торговля не способна стимулировать крестьян. Что касается китового мяса, масла для ламп, китового уса и всего прочего, мы продаем их монгам и покупаем у них все необходимое: будь то уголь или право проезда по железной дороге через их территорию. Когда промышленность наша вновь обретет силу, нам не потребуется китовый промысел. Он перестает быть выгодным. И вместо того чтобы скорбеть о нашем развитии и ме… да, мешать ему как только можно, провоцируя полномасштабную войну… почему бы вам не помочь нам? Тогда мы прекратим бить китов намного раньше. Почему не может случиться так, что вы — не вы лично, а ваши политики, ваши купцы — не хотите допустить, чтобы кто-нибудь на свете сделался столь же значительным, как и Федерация маураев?
— Нет! — принялся отрицать Тераи и на мгновение пожалел, что не может проявить полную искренность. «Однако перед самим собой вилять нечего, — подумал он. — Сколько раз повторяли мы это? Мы не хотим, чтобы планетой правила единая цивилизация; мы не хотим индустрии, которая губит планету…»
Откинув назад голову, Лауни остановил своего гостя коротким хохотом.
— Прошу прощения, — извинился он. — Мне вдруг подумалось… вот мы с вами повторяем газетные статьи, речи профессоров и ораторов… а вам отплывать с утренним приливом. О чем разговариваем!
Тераи расслабился и усмехнулся.
— В этом вы, бесспорно, правы. Время, которое можно употребить на хорошую выпивку, грех тратить на другое. Кстати, где тут у вас девицы пляшут?
— Я не забыл об этом.
Мужчины не нуждались в подружках из портовых кварталов: Лауни прибыл в Сиэттл с женой, отпустившей его на травку на весь сегодняшний вечер; в экипаже Тераи кроме канаков были и вахины. Но сиэттлский стриптиз — это не скромная авайянская хула.
Вечер выдался запоминающимся.
***
Эта встреча оказалась не последней. Через пять лет после окончания Китовой войны началась Энергетическая — Федерация объявила войну Союзу. Она продолжалась три мрачных года, на сей раз каждый из противников намеревался сокрушить другого.
В том, чтоЛауни и Тераи подружились, не было ничего удивительного.
Любопытны были обстоятельства их новой встречи в начале второго года второй схватки между обоими народами.
Возле берегов Оргона состоялась морская схватка. Маураи победили.
Теперь на море победа всегда доставалась маураям. Они успели получить суровый урок, внимательно пригляделись к обществу, которое прежде недооценивали, и заранее приготовились к конфликту, который реально мыслящие люди между ними полагали неизбежным. Сила и мастерство, богатство и численное превосходство были на их сторонен оставалось лишь вовремя мобилизовать все ресурсы… Впрочем, северяне сопротивлялись упорно. Корабль Тераи потопил вражеское судно и спас уцелевших. Среди извлеченных из воды оказался офицер-радист Лауни Биркен.
2
Под белыми кружевами пены бежали сине-зеленые волны, в тенях по правому борту прятался континент, а на запад — плыви хоть до края мира. Волны приходили, шипя и насмешничая, брань их с корпусом судна проникала в кости людей. Солнце миновало полдень, на небе лужицами молока растекались редкие облака, между которыми сновали множество мелких капелек-чаек. Ветер нес морскую пену, охлаждал лица людей, теребил их волосы, наполняя уши шумом.
Невзирая на размеры, «Барракуда» топала против ветра на двадцати узлах. Подняв паруса — это производилось электромоторами — она могла бы прибавить ходу, но тогда большая часть флотилии осталась бы позади.
Искусство гидродинамики, за века сделавшееся столь же точным, как и баллистика, определяло конструкцию корабля. Тримаран был предназначен для скорсти и маневра, а не для перевозки груза. Такелаж был похож на обычный — вообще-то судостроители-маураи не придерживалнсь каких-то канонов — но столь же эффективный и изощренный. Пять мачт, выстроившихся вдоль главного корпуса, несли по пять прямых парусов из прозрачной синтетической ткани, прочной и не поддающейся гниению… не парусов — несущих плоскостей. По приказу компьютеров их края-элероны создавали векторы, разворачивающие мачты под оптимальным углом. В бегущем такелаже не было необходимости. Для управления достаточно было четверых матросов…
…если бы корабль был торговым и вез скоропортящийся груз. Но сейчас на палубе толпился многочисленный экипаж. Здесь было просторно. За исключением обтекаемой надстройки у мостика, каюты находились внизу, а двигатели, вооружение, спасательные лодки и прочее необходимое оборудование занимало немного места; солнечные коллекторы были развернуты — чтобы зарядить аккумуляторы, освежить бактериальные топливные ячейки и дать кораблю силу. Развернутые на верху гидроцилиндров, они напоминали зонтики, в тени которых вполне можно отдыхать. Однако сейчас под ними никого не было, маураи считали здешние воды холодными.
На гражданском корабле убранство было бы менее строгим, главный форштевень был бы украшен фигурой — обычно в ходу была религиозная аллегория, резное изображение Троицы: Танароа-создатель, по правую руку его — Лесу Харисти, спаситель, а по левую — Нан-разрушитель с акульими челюстями.
Конечно, в расставленных ящиках цвели бы цветы. Но сейчас, если забыть про лакированную древесину палубы, надстроек и переборок, все яркие краски остались за кормой — там на флагштоке развевался Крест и Звезды Федерации
… и все же экипаж веселился, отдыхая между битвами. Иные, презирая погоду, были облачены в саронги, ожерелья и браслеты, с гирляндами-леями, сплетенными из цветов, выращенных в горшках под палубои. Молодые и стройные тела всех оттенков кожи, от янтарного до черного, были вдвойне прекрасны среди полностью облаченных сотоварищей. Повсюду можно было видеть замысловатые татуировки на теле. Как всегда, на кораблях маураев большинство составляли мужчины, но хватало и предприимчивых женщин, еще не бывавших замужем.
Собираясь в небольшие группки, они праздновали удачу, оставившую их в живых. Перепархивали шутки, топали ноги, колыхались бедра, вились руки. Звуки флейты, барабана, волынки, аккордеона, кото и сонга одолевали ветер. Стучали кости; камешки катались по расчерченной мелом доске. Двое рассказывали о родных краях слушателям из далеких земель; ни печать, ни радиоволны не могли отобразить все черты разноликой страны, занимавшей половину Тихого океана. Еще двое сидели обнявшись, другая пара спускалась в открытый люк, чтобы заняться любовью. Двое или трое человек предпочли одиночество и раздумывали, утопая взглядом в волнах или же в глубинах собственной души. У борта посреди корабля горбился Лауни, глубоко запустив руки в карманы одолженной ему флотской куртки.
— И кто тут на вахте? — поинтересовался он.
Тераи пожал плечами.
— Как обычно, — ответил он. — Первый, второй или третий офицер.
Первый, второй и третий инженер. Квартирмейстер у руля. Радиоофицер, кроме зкстренных ситуаций, следит и за радарами. Кок вместе с помощником должен сейчас готовить чай. Осмелюсь доложить, что кое-кто… скажем, плотник и главный артиллерист — нашли дела поважнее. Но мы, маураи, во всем — даже на военном флоте — не любим соблюдать распорядок или чересчур усердствовать в работе. — Он ухмыльнулся. — Я слыхал, что нас зовут лентяями, и не только норри, вроде тебя, но и мериканы, обитающие к югу от вас… наши собственные клиенты, которых мы из флибустьеров сделали цивилизованными землевладельцами, и так далее… и тем не менее мы как-то ухитряемся существовать.
— Действительно ухитряетесь, — с безразличием согласился пленник, какое-то время разглядывавший человека, стоявшего возле него.
Посмотреть было на что: рост Тераи Лоханнасо превышал два метра; железное, подобное скале, тело обладало, пожалуй, даже чрезмерной мощью. Черты лица его в основном были полинезийскими — широкий нос, полные губы, редкая бородка, которую он сбривал, к ним добавлялись квадратная челюсть, серые глаза и кожа цвета слоновой кости, там, где годы, проведенные на море, не обратили ее в темно-коричневую — наследие предков-ингляссов. Голос его громыхал. Темно-рыжие локоны были заткнуты за уши или свисали на лоб, как полагалось нозеланнеру. В уголке открывшей предплечья рубахи с короткими рукавами виднелась лишенная волос грудная клетка; на левой руке были вытатуированы традиционный якорь, обросший водорослями, а на правой — молоток и клещи (Тераи упоминал, что некогда любил для развлечения заниматься кузнечным делом).