Так может, дело не в Толике? Но ведь больше нет никого вокруг, и не видно ничего, и не слышно... Разве что за забором, возле которого он торчит, мечется что-то, по габаритам скорее напоминающее теленка, а не собаку, кидается на хлипкие доски, заходится остервенелым лаем... Может, Наташа этого пса испугалась, ведь того и гляди забор проломит зверюга, выскочит. Ну да, как бы не так...
Это чтобы Наташу, которая лезет целоваться к каждому встречному кабыздоху, не взирая на его рост и манеры, напугал лай за забором?! Чушь какая...
Наверное, плохо Виктор владел лицом в эти минуты, наверное, оглянувшаяся на него Наташа поняла, как ему муторно. Потому что сделала вид, будто и не было ничего, стала весела и беспечна — слишком беспечна, впрочем, чтобы беспечности этой можно было бы верить. А страх... Он не ушел, нет — отступил, притаился в глубине ее глаз ледяной мутью.
Толик наконец-то заметил их, замахал рукой, заухмылялся. Пришлось подойти.
— Здорово, археолог, — Виктор пожал протянутую потную ладонь, держался подчеркнуто по-приятельски, стараясь подавить невольно вспыхнувшую неприязнь. Мало ли, может Наташе просто привиделось что-то, ведь бывает же так. А может, ему самому просто примерещился Наташин испуг? Ох, вряд ли... — Ты чего тут торчишь? Нас ждешь?
Толик замялся, покраснел почему-то.
— Да так... Ну, в общем жду, но не вас. Вы идите, а то Зеленый уже, наверное, затосковал. А я немного опоздаю, вот.
— Ты бы, Толик, с нами пошел лучше, — Наташа склонила голову на бок, прищурилась. — А то гав-гав выскочит, кусь-кусь сделает...
— Эта псина, что ли? — Толик мотнул головой в сторону забора, сотрясающегося от наскоков жаждущего крови хищника. — Да пусть себе прыгает. Она привязана, наверное.
— А ты, чем гадать, полез бы, да проверил: привязана или нет, — улыбнулся Виктор. — Только за нами потом не беги, если не привязана...
Когда они отошли достаточно далеко, чтобы Толик перестал их слышать, Виктор тихонько сказал:
— А теперь колись. И поподробнее, пожалуйста.
Наташа глянула на него, очень натурально удивилась:
— Ты о чем?
— Ты меня не дури, Наташ. Знаешь ведь — бесполезно.
Некоторое время Наташа молчала, шла низко опустив голову, до матовой белизны стиснув кулачки. Потом решилась.
— Хорошо. Только ты подумаешь, что я ну совсем психопатка ненормальная... Понимаешь, я его боюсь.
— Да это я и сам заметил, — Виктор полез за сигаретами. — Трудно, знаешь ли, не заметить, ежели человек побледнемши, задрожамши и чуть не упамши. А почему ты его боишься, можно узнать?
— Можно, — Наташа не-то вздохнула, не-то всхлипнула... — Уж чего теперь, если ты сам заметил. Вот ты мне скажи, ты очень-очень подумай и скажи: может случиться, что Толик... Ну, что он заодно с упырями этими?
Виктор даже не очень удивился — он и ожидал услышать что-нибудь в этом роде.
— Почему ты так решила?
И Наташа заговорила — торопясь, путаясь, захлебываясь словами. Прорвало наконец...
— Это я уже тут догадалась, когда вернулись. Думала, понимаешь, думала... Вот тогда, в каменном веке, были же у упырей... как это они их... дрессированные аборигены... И теперь могут быть такие. Ну просто обязательно есть: упыри же не могут тут жить, ну, у нас, на Земле. А им же надо... ну, контролировать, управлять и все такое. А Толик... Ты пойми, все это по отдельности, может, и не значит ничего, ну, может, совсем-совсем ничего не значит, а вместе если посмотреть — страшно. И вещи все-все у него дорогие, не наши, а зарплата маленькая очень, и отца у него нет, а у мамы пенсия только. И как он все время доказывал, что мы ну такие глупости городим — просто нельзя глупее. И о пещере этой со знаками он заранее знал откуда-то... Говорит: «Расписку нашел». А если неправду говорит? И кость эту жуткую он из пещеры притащил, а что за кость такая, зачем? Может ее и не Странный прятал, может ее для плохого прятали? И потом, когда уже совсем-совсем ясно стало, что правда нам с Глебом снилась — как он доказывать стал, что пусть упыри что хотят делают и мешать им нельзя, помнишь? И может быть, это он Глеба... — Наташа замотала головой, умолкла.
Виктор погладил ее по волосам, проговорил тихонько:
— Не мог он Глеба, Наташа. Он же тогда еще ничего не знал, это мы с тобой ему все рассказали.
Наташа вскинула голову, прижала к груди стиснутые кулачки:
— Да нет же! В том же и дело — нет! Они же знакомы были с Глебом, давно-давно знакомы были, Глеб домой его приводил, я сама видела, понимаешь? И знаешь, когда они в последний раз виделись, знаешь? Четырнадцатого вечером.
Толик сам к Глебу пришел, они долго-долго говорили о чем-то, больше двух часов говорили. Я на кухне возилась, а за стеной — бу-бу-бу, бу-бу-бу... И, вроде, показалось мне, что все больше Глеб говорил, а Толик перебивал, спрашивал. И, вроде, ссорились они. Понимаешь? Это четырнадцатого апреля было, понимаешь? Помнишь, Антон все спрашивал: «Как это упыри про Глеба смогли догадаться?» А вот, может, так и смогли...
Она вдруг низко-низко опустила голову, проговорила поспешно:
— Ты не смотри на меня, пожалуйста, ты вперед иди, ладно, Вить? Я догоню потом...
«Осторожно, во дворе злой каратэист». Эта надпись на калитке не оставляла ни малейших сомнений в том, что Антон живет именно здесь.
Маленький одноэтажный домик с верандой, обсаженная цветами дорожка ведет к крыльцу, и ярче махровых астр цветет на ней рыжая борода хозяина, степенно шествующего встречать гостей.
После кратких, но весьма бурных приветствий Антон загнал Наташу и Виктора в комнату, на дверях которой красовалась корявая надпись: «Без бутылки не входить», велел сесть по углам и не мешать, а сам принялся таскать на стол всякую всячину, приговаривая:
— Водка — мужикам, вино — для ба... для барышень, говорю. Родителей я в Сочи выгнал, так что дома кроме нас — только старый маразматик Терентий Нилыч, но он глуп, как пробка, глух, как пень, и вообще кот, так что мешать не будет. Кстати, если этот хмырь станет шляться под столом и играть в голодающих Поволжья — за хвост и в форточку. Он сегодня уже нажрался на всю оставшуюся жизнь. Тут под забором двое алкашей с утречка похмеляться приладились, так он у них закусь спер... А чего, археолог загулял что-ли, не придет?
— Придет, куда он денется! — Виктор поигрывал зажигалкой, искоса поглядывал на Наташу (съежилась на стуле, улыбается, но глаза нерадостные, скучные). — Торчит там на углу, ждет кого-то... Не знаешь, кого бы это?
Антон закончил возиться со снедью, привалился к стене — руки в карманы, борода торчком, рот до ушей:
— Если я хоть что-то понимаю в Толиках, то наш голубок вознамерился кольцеваться («Жениться то-есть», — перевел Виктор для Наташи). Наблюдал это я давеча особу, каковую он сейчас дожидается, и понял: будет он ей по утрам кофий в постель и тапочки к парадному подъезду подавать, вот чтоб у меня борода отсохла!
Толик заявился минут через десять, бережно ведя под руку полненькую девушку, похожую на взъерошенного галчонка. Звали девушку Галочкой — прозорливость ее родителей восхищала.
Некоторое время собравшиеся предавались легковесному трепу — так, по пустякам. Потом Антон возмутился:
— Елкин дрын, вы сюда языки чесать пришли, или делом заниматься?! А ну, марш все за стол! Тут водка прокисает, а они зубоскальствуют...
Треп, однако, продолжался и за столом. В разгар ржания над очередной Антоновой хохмой Виктор обнаружил, что кто-то ненавязчиво снимает с него носок. Выяснилось, что старый маразматик Терентий Нилыч угнездился-таки под столом и пытается завязать отношения. Наташа вытащила его на свет божий, пристроила было у себя на коленях, но Антон рявкнул: «Кыш, пернатое!» и кот сгинул.
— Боится, стервец, — самодовольно ухмыльнулся Антон. — Уважает, стало быть.
— А почему он — пернатое? — поинтересовалась Наташа.
И Антон охотно пояснил:
— А потому, что птицей взвиться способен. Это, конечно, ежели за хвост раскрутить как следует.
— Знаешь, Тоша, — Виктор прищурился. — Если ты подобную штуку попробуешь при Наташе выкинуть, то, пожалуй, сам птичкой взовьешься. И каратэ твое не поможет. Хвоста у тебя нету, конечно, зато борода имеется...
— Упаси боже! — Антон замахал руками. — И в мыслях не держал. Это я так, расчетным путем установил. По аэродинамическим характеристикам объекта.
Они бы, наверное, долго еще трепались и хохмили, встречая каждую шутку с восторженной заинтересованностью, каждую тему развивая несообразно с пустячностью обсуждаемого азартно и многословно. Потому, что это оттягивало главный разговор — неуютный и нерадостный; потому, что это оттягивало миг, когда надо будет взять на себя ответственность и решить — решить слишком важное за слишком многих, чтобы миг этот не был страшным.
Но время шло, пора было начинать. И Толик начал.
— Леди и мужики! — он дурачился, но лицо его было серьезно и голос подрагивал. — Вообще-то Галочку я сегодня привел не только, чтобы вас перезнакомить. Вот... Думаю, что присутствие специалиста ее профиля и квалификации при сегодняшнем разговоре не помешает.
— Ой! — Антон округлил глаза. — Всю жизнь мечтал познакомиться — если не с упырем, то хоть со специалистом по оным!
Галочка потупилась.
— Я специалист не по упырям, — она вздохнула. — Я спец по белой горячке.
Антон глянул на Толика, покачал головой с горькой укоризной:
— Гад ты все-таки, археолог! Привел такого человека, и не предупредил... А мы тут балуемся водочкой. Нехорошо! — Он повернулся к Гале. — А позвольте уточнить: специалист — это как? Это то-есть вы мастерски в это самое состояние умеете впадать, или других туда не пускаете?
— Последнее, — Галочка поджала губы.
Толик скрипнул зубами.
— Нарвешься, Зеленый! Кончай хамить!
Антон протестующе вскинул ладонь:
— Никак не могу закончить, потому как и не начинал. Я, может, интересуюсь с практической точки зрения, может у меня у самого эта самая горячка?
— Очень такое может быть, — Виктор покивал задумчиво и печально. — Даже наверняка так и есть. И — пари держу — розовый слон тебе является каждодневно... В зеркале...
Виктор умолк, оглянулся на Наташу — очень его тревожило, что неразговорчивая она такая сегодня, хмурая, скучная, на себя не похожая. Наташа заметила и поняла этот осторожный взгляд, улыбнулась в ответ — рассеяно, как-то неловко... Нет, не к такой улыбке ее привык Виктор, не к такой. Но пусть так, пусть хотя бы так — только бы не плакала она больше...
Толик закусил губу, хлопнул по столу ладонью:
— Ребята, мы прекратим сегодня пустозвонить, или нет?
— Уже прекратили, — Виктор переглянулся с Антоном. — Мы уже посерьезнемши и проникнумшись, правда?
Антон кивнул. Он действительно стал почти серьезен.
Толик вертел в пальцах стакан:
— А Галочка... Галочка работает в наркологическом диспансере, она действительно специалист по белой горячке. Она психолог, между прочим очень известный специалист. Если хотите знать, ее статью недавно напечатали в журнале английского медицинского общества, вот. И, как психолог, Галочка может нам здорово помочь. Так что простите, но я ей все рассказал.
— Ну, и как? — осведомился Антон заинтересованно. — Скорую не вызвала?
— Нет, — скрипнул зубами явно начинающий терять терпение Толик.
— Сама со сдвигом, значит, — одобрил Антон. — Наш человек.
— Да умолкни ты! — Наташа встряхнулась наконец, заговорила, притронувшись к галочкиной руке. — Вы...
— Ты, — поправила Галочка, заулыбавшись.
— Ну, ты, — Наташа тоже улыбнулась. — Ты, Галя, на этого рыжего внимания не обращай. Он серьезным быть ну совершенно не умеет.
Наташа приумолкла, потом, сделав над собой усилие, которое только Виктор мог заметить и оценить, посмотрела Толику в глаза:
— Ты про кость нам расскажешь что-нибудь?
— Расскажу, конечно, — Толик оставил в покое стакан, принялся теребить свой нос. — Я ее смотрел на рентгене и на ультразвуковом дефектоскопе. Картина, в общем, такая: кость, как я и думал, заполнена глиной. Вот... Кроме глины внутри имеется какая-то ажурная конструкция, предположительно металлическая. Возможно, это золото, но точно установить не доставая нельзя, а доставать я не стал — боялся испортить. Это похоже на две спирали — одна в другой, с каким-то утолщением. Вот и все. Ну, и еще установил возраст: восемьдесят тысяч лет плюс-минус лапоть, вот.
— Так... — Виктор хрустнул пальцами. — А замазка?
— Возраст тот же, восемьдесят тысяч. Определил ее элементный состав... — Толик умолк.
— Ну, и?..
— Ну, показал результаты нашим химикам...
— А химики что?
— А химики попросили не морочить им голову, вот. Сказали, что пятивалентного кислорода не бывает.
— И все?
Толик пожал плечами.
— Они еще много чего говорили, но я не могу повторить: тут девушки...
Некоторое время все молчали. Потом Виктор спросил, ссутулившись, мрачно глядя в стол:
— Ну, и кто возжеламши по поводу вышеизложенного высказаться?
Антон подергал себя за бороду:
— Ну, допустим, я возжелал. Только я не знаю, чего говорить...
Толик замотал головой, осклабился:
— Зеленый, если бы не ты, мы бы точно все спятили. А насчет этой кости... В общем, по-моему, это пеленгатор, вот.
Антон сделал страшные глаза, воздел руки, будто в невыразимом ликовании:
— Свершилось! Сколько лет тебя знаю, археолог, все думаю: «Ну должен же он хоть раз в жизни что-нибудь умное сморозить, ну даже по теории вероятности — должен!» И — свершилось, наконец!
Затем обычным тоном добавил:
— Что пеленгатор, так это и козе ясно, радость моя. А вот что сия хреновина пеленгует — это вопрос...
Помолчали. Толик раздумывал, не обидеться ли ему, прочие с интересом смотрели на Антона, предвидя продолжение. И не ошиблись.
— Лично я, — Антон заговорил непривычно серьезно, — думаю так... Странный жизнь положил, чтобы данная хреновина попала по назначению. Значит, с помощью этой самой пакости упырям можно нагадить. Логично? Логично. Спрашивается: как именно? Отвечается... Странный говорил, что упыри жрут нашу злобу. Значит, должен быть какой-то энергоцентр, каковой оную злобу аккумулирует и куда-то передает.
Позволю себе окончательно охаметь и предположить, что все гнусности упырей на Земле обеспечиваются энергией из того же центра. Во всяком случае, такое техническое решение было бы целесообразно, а техника упырей (или что там у них ее заменяет) слишком совершенна, чтобы целесообразной не быть. Может быть, энергии нашей злобы для покрытия всех их энергетических надобностей на Земле и не хватает, но гад буду и чтоб я сдох, если она не обеспечивает значительную часть этих самых надобностей.
Да, так о чем это я? — он почухал бороду, передохнул. — Ага, вспомнил. Стало быть, ежели этот самый энергоцентр зашибить ненароком, то упырям свои похабные выходки на нашей планете придется если и не прекратить вообще, то очень сильно тормознуть. А ежели энергоцентр чего-то куда-то передает, то его и запеленговать можно. А? Все-таки, я здорово умный, правда?
— А что, логично... — Растерянно протянул Толик.
— Что логично? — поинтересовался Антон. — Что я умный? Так это не логика, а неоспоримый факт.
Виктор отошел к окну, закурил, прищурился поверх антоновой головы:
— А наверное, ты прав, Антон, друг мой. Только вряд ли упырям на Земле так уж много энергии требуется. Насколько я понимаю, сложившийся у нас порядок вещей они с самого начала запрограммировали. Так что большая часть нашей энергии, наверное, туда, к упырям уходит. Но это, в общем, не самое главное.
Самое главное заключается в том, что наверняка на Земле и по сию пору присутствуют эти вот тени упырячьи, о которых Странный Хромому рассказывал. И, из закона целесообразности исходя, связь с ними упыри поддерживают через тот же центр. А если связь прервется? Что тогда?
Толик вскочил в возбуждении:
— А тогда все тени станут Странными, вот! И возненавидят упырей. А уж с их-то помощью...