Произнесенные слова повергли существ в неописуемый шок. Объятый ужасом, Урд свалился с помоста и пребольно ударился верхним наростом о твердь космического лайнера. Нет, вряд ли они поняли смысл сказанного. Они даже после не пытались перевести речь в свою систему сигналов. Вояджер перестал существовать для них в качестве стального животного, он превратился в нечто большее.
«Металл говорит! Кто-то говорит через металл! Кто это может быть? Разве может кто-то иметь право говорить, кроме нас? Разве мы разрешали кому-то говорить?» - негодовали они.
«Разве есть кроме нас живые Говорящие? Мы ведь всех их уничтожили! А, они прислали машину, чтобы посмеяться над нами, ну ничего, мы им устроим, мы им покажем, кто тут хозяин, во имя Владыки! Мы их найдем».
Они в исступлении прыгали вокруг модуля, колотя инструментами по его обшивке, но были слишком слабы физически, чтобы нанести покрытию серьезный урон. Их тщедушные тельца едва доставали до самой нижней стойки, и это приводило в еще большую ярость - стальной остов бесстрастно, и, как им казалось, надменно, игнорируя угрозы, вращался в силовом поле высоко над их головами под вновь зазвучавшую музыку глухого композитора.
Они решили разобрать Вояджер до последнего винтика. Но не сегодня, сегодня надо отдохнуть, а уж завтра.... Существа гуськом вышли из зала, оставив модуль говорить на мертвых языках. Еще долго из недр причудливого корабля слышалось воинственное гиканье и крики, пронизанные больше страхом, чем гневом. Это был бы последний день существования Вояджера.
Одно существо, затаившееся в углу, все видело и слышало. Член предыдущей процессии, когда та чинно уходила, незаметно скрылся в тени уступа. И сейчас осторожно вышел на освещенный участок. Он не разделял мыслей своих сородичей, едва только звуки сонат разнеслись по голубому сумраку; задолго до их появления, при первичном осмотре он понял, что Вояджер священен, что его надо отпустить. Понимание могло прийти лишь к способному оценить. К посвященному - куратору научного крыла Общины, кем он и являлся. Но прежде, чем спасти аппарат, следует сделать ряд важных вещей, на которые может уйти вся ночь и часть следующего дня. Поэтому все нужно сделать очень быстро, чтобы успеть до прихода невежественных палачей.
Гуманоид порылся в инструментах и отлучился в грузовой отсек, соблюдая максимальную осторожность. При помощи автоматической тележки на ходулях он притащил кое-какие недостающие запчасти и пару массивных энергоблоков.
- И правда, тебе очень много циклов, мех, - обратился он к затихшему модулю. - Ты явился из небытия. Но, похоже, что ты опоздал. И уж точно тебе не следовало встречаться с нами. Но встреча произошла и теперь я сделаю все от меня зависящее, чтобы она не прошла даром. Я понял, для чего ты существуешь. Это очень смелый поступок, отправить тебя в пространство с посланием. Возможно, мои подчиненные смогли бы декодировать твое обращение, возможно даже, что оно предназначено как раз нам, но на это потребуется много микроциклов, а такой роскоши у нас нет. Мои соплеменники слишком глупы и алчны, их ослепляют эмоции. Твой груз гораздо важнее их амбиций, важнее нашей расы в целом. Но твоя конструкция чересчур проста, чтобы без затруднений путешествовать среди миров. Я тебе помогу. У нас есть технология, которая позволит тебе быстрее передвигаться в Спиральной пустоте. Имеется затруднение другого рода. Ты же не в состоянии ответить, куда тебе двигаться.... а я не волен решать за тебя. Вместе с тем, посылать тебя неизвестно куда было бы глупо.... Пожалуй, я решу эту проблему. Да. Я ее решу.
Активировав хамелеон-мембрану, он приступил к работе. Ему бы пришлась очень кстати помощь слуг, но звать их сюда было слишком рискованно, и гуманоид трудился один. Работая над модификацией Вояджера, он подспудно ощущал, что все больше и больше понимает тот язык технологии, при использовании которой был сконструирован аппарат. Те же линии, элементы обшивки, материал. И особенно круглая пластинка на боку меха, из какого-то блестящего металла с неравномерно оцарапанной поверхностью. Все указывало на то, что у древних неведомых создателей и расы гуманоида был схожий алгоритм мыслей и та же абстрактно-математическая система мышления; все равно, что фундамент, на котором зиждется здание. На какой-то точке линии развития его раса отклонилась в другую сторону, в сторону освоения сути живой материи - биотехнологии, биохимии, генной инженерии. Предтечи же подчиняли себе неживую природу, покоряли вещество, дробя его на атомы и нейтроны, ковали мехи согласно своим абстрактным представлениям о совершенстве.
Гуманоида поразила догадка. Оказывается, Хатх был не так-то и далек от истины: они поймали предшественника мехов, созданных неизвестной расой. Только этот мех был слишком прост, он не был автономным искусственным интеллектом, с которым Общине пришлось долгие циклы сражаться, чтобы выжить. Видимо, древние тогда и знать не знали, к каким последствиям их приведет бурный рост техносферы. А Хатху без разницы, что превращать в пепел - был бы враг. То, чем он искренне восхищался, было прямо связано с тем, что стало причиной невероятного ожесточения его расы в настоящем! Гуманоид находился у истоков. Он притронулся к кусочку древней истины, сокрытого знания, обладание которым может принести ему неслыханное могущество и пролить свет на так называемые Темные века. Достаточно хорошенько спрятать Вояджер, а затем провозгласить, что тайна Предтечей разгадана.
Это было великое искушение.
Можно было бы и не надрываться всю ночь, монтируя энергоблоки.
Даже проще! Он мог бы вынуть из модуля все самое ценное и отдать его на растерзание Общине, а потом тщательно препарировать находку и подготовить эффектное выступление.
Но тогда путешествие модуля можно считать оконченным. А достиг ли аппарат своей цели здесь? Может быть, он предназначен для чего-то более важного?
Нет, решил гуманоид, склоняясь над манипуляторами. Потакать своим прихотям - значит уподобляться Хатху и его дружкам. Работу следует довести до конца.
Биотехнология его расы позволяла конструировать прочные экзоскелетные остовы, которые могли служить обшивкой для космических кораблей. Смоделировав под Вояджер, и тут же вырастив три костных выступа, он закрепил их на корпусе модуля так, чтобы те выглядели как его органичное продолжение. Получилось нечто среднее между панцирем и доспехами; теперь зонд напоминал окаменевшего кальмара. Изменениям подверглась система звуковоспроизведения. Раньше нужно было монтировать иглу, пристраивать ее к пластинке так, чтобы попасть точно в нужное место. Гуманоид поразился наивности древних людей: разве сможет чуждый разум разобраться в устройстве проигрывателя? И, самое главное, сможет ли сделать это физически? Информация должна поступать без заминок! Он смонтировал проигрыватель и спаял его коллоидным раствором, намертво фиксируя иглу и кронштейн звукоснимателя. Подвел провода и контакты, придав автономность механизму. Но это было еще не все. Гуманоид вложил в специальную нишу навигационный прибор на жидкой основе, питавшийся от кламм-генератора, и подсоединил его к операционной системе спутника, предварительно совместив базовые коды. Совмещение кодировки не доставило ему особого труда, так как в Вояджер заложили простейший бинарный код на числовой основе, и аналогичная система была разработана у Общины на основе ДНК, как единицы жизни. Навигатор был предназначен для поиска оптимальной цели и направления модуля к ней и обладал замечательным качеством - самообучением. Фактически это был крохотный мозг, которому дали четкую инструкцию: искать адресата для передачи послания. Условия поиска гуманоид дал однозначные - искать звездные системы, где присутствует в первую очередь белковая, а также кремниевая или метановая жизнь.
А еще, подумав, сделал кое-что и для себя.
Значительная часть времени у него ушла на заключительную проверку надежности всех систем. Элементы работали исправно, однако, повинуясь навязчивому порыву, он проверял их снова и снова. Вояджер подтверждал результат. Сомнений быть не могло; он породил надежное создание, гибрид двух миров, готовый отправиться в путь.
Открыв шлюз лайнера, он ослабил магнитный захват, и при помощи антигравитационной пушки вытолкнул модуль из корабля. Оставалось обеспечить ему прикрытие. Устроить маленькую аварию или поднять ложную тревогу. Он что-нибудь придумает. Меньше чем через сутки Вояджер навсегда покинет систему с автоматически включенным навигатором.
Диверсия удалась. Пропажу модуля обнаружили только через два дня, в его поисках обшарили всю округу, не забыли посмотреть на ближних планетах, но так и не отыскали никаких следов вражеского присутствия. Потом кто-то догадался, что среди них предатель. Виновного быстро нашли, обвинили в шпионаже и расщепили специальным приговором военного трибунала на ионы. Ученому было все равно - свою миссию он добросовестно выполнил.
Обновленный модуль продолжал движение к старой цели. Но теперь перехватить его было не так-то легко. Подобно мимикрирующему животному, он окутал себя защитной органической пленкой, которая глушила радиосигналы и отражала различные виды излучения. Внешне он полностью сливался с чернильной пустотой космоса. Биогенератор питался энергией от переработки протонов, в огромном количестве рассеянных по пространству и звездным излучением альфа-частиц, что обеспечивало все блоки электричеством и позволяло увеличивать скорость. Теоретически Вояджер мог теперь увеличить бортовую скорость в сотни раз, вплоть до субсветовой, но ускорение быстро разорвало бы его хрупкий корпус на куски, поэтому двигаться приходилось со средней скоростью - примерно две тысячи километров в секунду. Это было примерно в шестьсот раз меньше световой скорости. Кроме того, отныне он мог вещать столько, сколько позволят скромные технические возможности проигрывателя, а также продолжить исследовательскую работу, используя арсенал приборов. Так как самостоятельно он был сделать это не в состоянии, руководство действиями перешло к органическому нервному узлу-навигатору.
Словно зерно, падающее в земляную яму, Вояджер искал благодатную почву, где сможет приземлиться и дать ростки контакта. В затянувшемся падении замер он над бездной.
По истечении четырехсот земных лет модуль попал в гравитационное поле Альфа Центавры, но скорости не сбавил, продолжая по инерции двигаться к звездам. Он зафиксировал четыре планеты-карлика и сделал по снимку с каждого из них, после чего погасил скорость до третьей космической.
То, что раньше Вояджер сумел уцелеть при столь продолжительном перелете и не развалиться на куски, оказалось чистой случайностью. Теперь, покрытый прочными доспехами, он мог пережить любые нагрузки. Пятьдесят лет вращался модуль по сложной внутренней орбите тройной звезды, тщетно ища встречи с неизвестными, пока не оказался выброшенным центробежными силами во внешние пределы и улетел прочь, так и не вступив в контакт. Далее путь его пролегал через созвездие Южного Креста. Перелет к Альфе Креста занял восемь сотен лет. Это была ярко-голубая звезда, наполненная неистовой энергией атома. Вокруг нее вращалось всего две планеты, одна - маленький сморщенный жаром карлик, другая - газовый шар бледно-зеленого цвета с тремя спутниками. Модуль усердно снимал на фотокамеру объекты, попавшие в поле его зрения, пока в экваториальной полосе орбиты не влетел в облако разреженного газа; из тех, что оставляют после себя странствующие кометы. Затем, покрытый неизвестной космической пылью, он устремился по параболической траектории, чтобы сделать дугу вокруг звезды и улететь из системы. Один раз его чуть не раскрошил пояс блуждающих метеоритов, но секунды разминки спасли модуль от гибели. Следующей целью спутника стала звезда Альдебаран, белый сверхгигант. Еще полторы тысячи лет странствий. Альдебаран вращал вокруг себя, словно в гигантской карусели, десятки больших и малых планет самых разных оттенков и форм. Модуль скрупулезно продолжил сбор информации, шифруя и записывая ее в электронную память, которая постепенно заполнялась до отказа. Когда места не осталось, в работе аппарата возник сбой. На помощь пришел жидкий навигатор. Перенаправив потоки битов на себя, он выкачал из памяти Вояджера собранные данные и запустил второй цикл исследований.
Шли тысячелетия, модуль скитался от звезды к звезде, в тусклом мерцании Вселенной.
Он стал свидетелем вспышки сверхновой.
Туманности водили перед ним хоровод.
Маяки нейтронных пульсаров активно сигнализировали ему о себе, их радиорёв беспардонно заглушал монотонное бормотание остальных звезд. Иногда сквозь общий шумовой фон куда-то проносились мощнейшие, насыщенные информацией импульсы, настолько плотные, что были способны деформировать материю и даже оставить прожигающий след на любом твердом теле.
Посланник далекого мирка периодически отвечал им музыкальными репликами - индийскими песнопениями или грузинским хором. Однажды звукосниматель опустился на пластинку, и она треснула - истершаяся под слоем золота медь стала слишком тонкой, чтобы выдерживать давление.
Вояджер замолчал.
Где-то пространство вытягивалось и преломлялось, давая выход монструозным объектам неизвестного происхождения. Эти левиафаны темными массами ворочались в отдалении, сминая под собой вещество и время, пока утлое суденышко Вояджера плыло по своим делам.
Многие тысячи лет летел он сквозь невообразимое пространство космоса, не издавая ни звука, подхватываемый космическими ветрами, безразличный ко всему.
Он падал в искрящуюся пылью звезд бездну, в которой тонуло само время.
Он облетел сотни звездных систем. Огромное их множество пустовало. Некоторые были обитаемыми, но не проявили к нему никакого интереса. В некоторых его присутствие никто не заметил. Одна звезда, Бетельгейзе, оказалась домом для расы существ, свободно перемещавшихся в вакууме, который был для них равносильно воздуху, естественной средой обитания. Они напоминали медуз, состояли из очень рассеянного энергетического излучения, а городами-ульями им служили громадные пузыри-коконы. Словно косяки рыбы в море, кружили они по системе, питаясь звездной энергией. Притяжение планет, очевидно, могло стать гибельным для этих существ. Натолкнувшись на Вояджер, они обволокли его голубыми энергетическими нитями, прощупали и улетели прочь.
Система другой тройной звезды сияла изнутри - светились планеты, спутники, пояса астероидов, облака пыли; светились внутренней энергией, лизали всплесками ионов пространство вокруг. Человек-исследователь, понаблюдай он за феноменом, выдвинул бы предположение, что внутри небесных тел происходят бурные химические процессы, оказывающие на них даже более серьезное воздействие, чем внешняя среда. Иногда длинные языки-лучи складывались в невероятно закрученные узоры и сплетения, завихрения фрактальной сложности, создать которые мог лишь величайший разум или нечто более высокого типа; танец их говорил на языке форм, он говорил обо всем сущем, он выкладывал на черном полотнище космоса формулы бытия, поэмы и библии рас, которые никогда не появятся в Галактике, всполохи, имевшие шанс стать чьими-то мыслями. Слова-импульсы посылались на языке электромагнитных волн в пустоту, на миллионы световых лет вдаль. Они станут словами только для тех, кто будет способен их понять. Ведь для понимания нужна хотя бы идентичность. Сейчас они энергия первородных частиц, не отягощенная ничем, кроме себя самой.
Дети своих пламенных родителей, они вели неспешный, обстоятельный, нескончаемый диалог друг с другом, и будут вести его до тех пор, пока не погаснет материнская звезда.
Три плазменных шара чудовищной величины синтезировали внутри себя основу всего сущего в этом мире. Триллионы тон, сплющенные гравитационными тисками, разогретые до многих Кельвинов, массы водорода и гелия выжигали себя, даря свет и жар, словно яркий ночной костер. Волны солнечного излучения выплескивались наружу и рассеивались в пространстве, и каждая из звезд вела свой, уникальный, неповторимый монолог. Чем больше рассказала звезда миру, тем она становится меньше, тем она ближе к смерти. Вероятность попадания этой животворящей информации в питательную среду планеты ничтожно мала, а вероятность ее преобразования в разум еще меньше. В разы меньше вероятность, что разум усвоит последующий поток изначальной информации, и сможет ее использовать в обратном порядке. Тем не менее, в Галактике однажды такое случится, и модуль станет невольным свидетелем этого события.