Слепой Орфей - Мазин Александр Владимирович 12 стр.


Секунды им Морри не дал.

Со скоростью, недоступной человеческому глазу, он переместился в центр зала и испустил визг, заставивший людей зажмуриться от боли, а гулявшего во дворе пса – вырвать поводок из хозяйской руки и рвануть в подъезд, из которого он только что вышел на прогулку.

«Кунаки» оклемались с похвальной быстротой, стволы поднялись… и выпали из ослабевших рук. Морри «коснулся» одного, второго, третьего…

Четвертый, самый молодой, совсем недавно приехавший в Питер, был оставлен Морри напоследок. И зря. Реакция у него оказалась самая лучшая. И самая правильная.

– Шайтан! – заверещал он.– Шайтан! О Алла, Алла, Алла! …

Морри-разум не упустил бы добычу. Выждал бы, пока исступленный выплеск веры иссякнет и…

Но Морри-алчущий не желал ждать. Он желал Пищи. Сразу.

С ужасом смотрели ликановские ученики на три тела, корчащиеся на паркете, и на пляшущего над ними Кермаева-Морри.

А Зеленцов все-таки успел удрать. Он уже был во дворе, когда его обогнал ошалевший от ужаса «молодой». С ходу прыгнул он в распахнутую дверцу черного джипа, дико зыркнул на полезшего следом, тоже гонимого инстинктом самосохранения Зеленцова, и рванул с места раньше, чем Слава успел захлопнуть дверцу машины.

– Ты зачем сюда? – закричал «кунак», бешено вертя руль, чтобы вписаться между деревом и опрокинутой скамейкой.

Он пер напрямик, прямо через пустую детскую площадку.

Слава промолчал.

Джип вылетел из подворотни, сбросил скорость.

– Уходи! Пошел! – заорал он на Зеленцова.

Слава молчал.

«Молодой» полез было за пистолетом, но вдруг передумал, плюнул на пол между сиденьями, еще раз помянул шайтана, вывернул на проспект и рванул так, что Зеленцова вдавило в спинку.

По части драйва парень оказался мастаком. Со свирепым ревом джип врезался в автомобильную реку и погнал по проспекту, обгоняя всё и вся, проскакивая под красный, вылетая на встречную полосу. «Кунак» бешено крутил руль, плевался, ругался, мешая азиатскую речь с русскими матюками.

Слава, ухватившись за поручень, глядел на возникающие и исчезающие автомобильные зады и напряженно думал. Тем временем, несмотря на резкий стиль вождения, проявленный смуглым пареньком, внутренности Зеленцова, размазанные по позвоночнику сокрушительным ударом Кермаева, постепенно возвращались на свои места, и наконец настал момент, когда Слава счел себя способным действовать.

Ладони Зеленцова легли сверху на пальцы «кунака», нога Славы сшибла с акселератора ногу водителя и тут же утопила тормозную педаль. Джип под истошный визг своих и чужих покрышек мотнулся вправо и встал у обочины, не доехав метров сто до проспекта Просвещения.

«Кунак» оказался мускулист, как шимпанзе, рванулся, заорал… Зеленцов врезал ему головой в глаз и, освободив левую руку, добавил ребром ладони в основание черепа. Парень обмяк. Слава повернул ключ зажигания.

Теперь следовало принять решение.

Можно выйти из машины и сделать вид, что ничего не произошло. Пассивный вариант. Зеленцов не любил пассивные варианты.

Можно выкинуть «кунака» из машины, добавив еще пару раз, поосновательней, вернуться в зал и посмотреть, чем кончилось. Вариант, безусловно, активный. Минус: родичи «кунака» могут обидеться, найти и в свою очередь обидеть Зеленцова. Но это Славу не остановило бы. Остановило предчувствие: столкнись он еще раз с Кермаевым – и «кунакам» уже не потребуется искать обидчика.

Что еще? Сдать парня вместе со стволом в ближайший отдел милиции, а самому смыться куда подальше. Пока братья-мусульмане выкупят единоверца, самолет может улететь очень далеко. Нет, не годится. Славу учили быть воином. А воин отступает только тогда, когда испробованы все варианты. Первый, второй, третий…

Четвертый. Зеленцов полез за пазуху все еще пребывавшего в отрубе парня и вытащил ствол.

В пистолетах Зеленцов разбирался слабо. Ничего, кроме «макарова», в руках не держал. Этот, впрочем, напоминал «ПМ», но из надписи на нем следовало, что изготовлен в Чехии. Зеленцов вынул обойму, в которой обнаружилось только три патрона, заглянул в ствол – пусто. Слава заправил патроны обратно, воткнул обойму. Кроме пистолета, у «кунака» обнаружились: бумажник из тисненой кожи, где вперемешку лежало около миллиона рублей и некоторое количество долларов, упаковка презервативов и обгрызенный карандаш.

Слава заглянул в бардачок. Там оказался пакет с травой, пачка сигарет и еще один пистолет, поменьше. Его Зеленцов, поразмыслив, опустил в карман куртки.

«Кунак» очнулся. Посмотрел ошалелыми глазами.

– Слава.– Дружелюбно улыбаясь, Зеленцов протянул руку.

«Кунак» коснулся ее вялыми пальцами:

– Фархад…

И тут он вспомнил!

Смуглая рука нырнула за пазуху…

– Возьми! – Все так же дружелюбно улыбаясь, Зеленцов протянул парню отнятый пистолет. Рукояткой вперед.

Фархад с обезьяньей ловкостью выхватил его, подозрительно поглядел на странного русака, ловко выщелкнул обойму и тут же заправил обратно.

– Гавары! – бросил он.

– Это ты говори.– Зеленцов слегка пожал плечами.– Ты кричал: «Шайтан!» Почему?

– Патаму! – буркнул обладатель легендарного имени Фархад.– Патаму! Шайтан!

«Ему лет восемнадцать, не больше»,– подумал Слава.

– Уверен?

– Увэрэн, да! – и завел мотор.

– Куда едем?

– Увыдыш.

– Не пойдет! – Зеленцов повернул ключ в прежнее положение.– Сначала поговорим, а потом езжай куда хочешь.

«Кунак» поразмыслил и кивнул, соглашаясь.

– К землякам поедешь? – спросил Слава.

«Кунак» еще раз кивнул.

– И что потом будет?

– Старший рэшыт.

– Решит,– согласился Зеленцов.– Я даже знаю, что он решит. Посадит дюжину таких, как ты, в машины и поедет разбираться.

– Зачэм машины? – удивился «кунак».– Что, автобус нэт? В автобус сядут!

– Не важно. А дальше?

– Разбэрутся!

– Да? Забыл, что с вами было?

– Зачэм спрашываеш? Канэчна помню.

– Этот шайтан – долго он с вами возился?

Фархад задумался.

– Помнишь того, что упал? Нашего? Это мой учитель. Мастер каратэ. А шайтан его за секунду в пол втоптал.

– Каратэ – тьфу. Это – вот! – Фархад потряс пистолетом.

– Вы зачем приехали? – перебил Зеленцов.

– Нэ знаю. Я – молодой.

– Тогда слушай. Мой учитель – он твердый был как сталь. Убей – не согнешь.

– Маладэц! – одобрил Фархад.

– Ну! А перед этим гадом на коленях стоял. Не видел бы – никогда не поверил. Почему сломался?

– Патаму – шайтан. Спрашываэш, глупый, да?

– Его надо убить!

– Кого?

– Шайтана!

– Шайтан нэ убьеш! – убежденно заявил Фархад. И прибавил что-то по-своему.

– А старший твой, сам говоришь, сразу его убивать поедет. Ладно. Пусть. Ты скажи, чтобы он меня взял. У меня с шайтаном – свой счет.

Парень внимательно посмотрел на Славу, потом улыбнулся и ткнул Зеленцова пальцем в грудь:

– Ты хитрый русский! Маладэц! Гавары, что дэлаэм?

– Понятия не имею,– признался Зеленцов.– Я с шайтанами, извини, дела не имел.

На смуглом лице парня выразилось разочарование. Но он тут же встрепенулся, оживился, подался к Славе:

– Знаю старик в горах. Сылный старик. Очень старый. Надо звать.

И тут же угас:

– Нэ поедет. Сто лэт горы живет. Нэ поедет.

И снова задумался.

Зеленцов глядел на него с искренним любопытством.

– Ходжа Ахмед… – пробормотал Фархад.– А… Ходжа Ахмед. Брат моя бабка. Бабка просит Ахмед, Ахмед просит старик. Приедет, нэт?

– Откуда я знаю? – пожал плечами Слава.

– И я нэ знаю,– огорчился паренек.– Совсэм мало знаю. Машину води, автомат – враг убивать… Люди – нэт. Совсем мало.

«Философ»,– подумал Зеленцов.

И тут ему в голову наконец пришла интересная идея.

– Ну-ка подожди меня,– бросил он и выскочил из машины.

В ближайшем таксофоне вместо трубки болталось охвостье проводов. Славе пришлось перейти на противоположную сторону проспекта. Он огляделся в поисках обладателей карточки, но тут обнаружил, что карточка, забытая, торчит из щели.

– Алё-ё… – проворковали в трубке.

– Аришечка, кошечка, угадай кто? – противным масляным голосом спросил Зеленцов.

– А! – на том конце явно обрадовались.– Славочка! Брюсик-Люсик!

Зеленцов матюкнулся, прикрыв, впрочем, трубку ладонью, и продолжал тем же елейным голосом:

– Он самый, кошечка. Проблемка у меня, выручай!

– А ты неси свою проблемку ко мне, Брюсик! Хи-хи! Я ее тебе полечу!

– Непременно, кошечка. Помнишь, сладенькая, ты мне про своего йогу-экстрасенса говорила? Как он? В Шамбалу еще не улетел?

– Нет, хи-хи, не улетел.

– Дружок у меня приболел…

– Хи-хи…

– Нет, не в этом смысле, лапочка. На двух ногах. Надо его полечить. Экстрасенсорно.

– А твой дружок, хи-хи, какой помадой губки красит?

– Не ревнуй, кошечка. Приехать к тебе вечерком?

– Угу. Ваще, Брюсик, приходите вдвоем. Шведский стол устроим, хи-хи! Приедете?

– Не исключено, сладенькая. Вечером. А сейчас йоги твоего телефончик напой…

– Пиши, Брюсик…

От телефонной раковины до джипа было метров семьдесят. Очень странно, что Зеленцов не услышал выстрела.

Записав номер, он нежно попрощался, чувствуя во рту гадостный привкус крема для лица, спрятал бумажку с телефоном и ринулся через проспект.

Ринулся и остановился.

Вокруг джипа стояли люди. Причем не какие-нибудь бандиты, а обычные прохожие. Зеленцов сразу почуял недоброе. И не ошибся. Когда он, раздвинув плечом толпу, протиснулся к машине и заглянул внутрь…

Черная голова Фархада лежала на баранке. На правом виске краснела маленькая дырочка, из которой, совсем по-домашнему, как из пореза на пальце, сочилась вялая струйка крови.

Зеленцов попятился, его место тут же занял какой-то толстяк. Толпа все прибывала. Граждане торопились насладиться «событием».

Взвизгнула сирена «скорой».

«Что-то слишком быстро»,– удивился Зеленцов.

Два милиционера, неспешно приближавшиеся к толпе, от звука сирены возбудились, прибавили шагу и, властно покрикивая, врезались в человеческую массу.

«Пора валить»,– решил Зеленцов и прыгнул в подошедший троллейбус.

Через десять минут он уже входил в метро. Мысль о том, кто и почему застрелил мальчишку-горца, Славу не беспокоила ни в этот момент, ни позже.

В длинной цепи невероятных событий эта смерть не казалась значимой. В общем-то она и не была значимой. Игрушечный кораблик, опрокинутый волнами, расходящимися от брошенного в пруд камня. Чистая случайность, что этим корабликом оказался Фархад, а не Слава Зеленцов.

Игоев отпустил очередного клиента, бросил в стол пачку долларов – клиент расплатился наличными,– включил селектор и скомандовал:

– Девочки, одевайтесь. Перерыв на обед.

Обедали по соседству, в бизнес-центре на Морской. Девочки весело щебетали, стараясь развеселить мрачного шефа. Игоев делал вид, что им это удается, но, вопреки обыкновению, даже не ощущал вкуса пищи.

Охранник при входе поглядывал на Игоева с откровенной завистью: такой цветник у мужика! Но когда случайно натолкнулся на взгляд Кирилла – поспешно выдал дежурную улыбку. Игоев считался очень важным клиентом. Сам господин генеральный директор, бывало, спускался вниз и осведомлялся: хорошо ли господину Игоеву, нет ли у него каких пожеланий или рекомендаций? За деньги такое не купишь. Разве что за очень большие деньги.

Все-таки усилия девочек не пропали впустую. Настроение Игоева улучшилось. Он возвратился в офис чуток повеселей, чем уходил.

Что может быть лучше красивой, умной и хорошо воспитанной женщины? Только две красивые, умные и хорошо воспитанные женщины. Или три.

– Валюша,– сказал он в микрофон селектора.– Собери всех – и ко мне. Немедленно.

Через сорок минут Игоев закончил инструктаж и отослал девочек вниз отслеживать информацию. Ежеминутно по отлаженным каналам в офис Игоева стекались городские новости. Криминальные, финансовые, культурные. Но это был механический процесс. Очень часто самая важная информация проходила мимо сети. Чтобы получить ее, были необходимы личные контакты. Но вот уже несколько лет в отношении игоевского бизнеса работал принцип умножения, формулируемый в народе как «деньги приходят к деньгам». Чем больше информации скапливалось в голове Кирилла и на винтах его компьютеров, тем больше сведений стекалось к нему без всяких усилий с его стороны, а исключительно стараниями клиентов, приносивших Игоеву свои проблемы. Главное, чему научился Кирилл у Сермаля,– умение грамотно сформулировать вопрос. А уж найти ответ не составляло труда. Если знаешь, где искать. Игоев знал. Он знал физиологию социума ничуть не хуже, чем Стежень – физиологию человеческого тела. И так же, как и Глеб, пользовался интуицией там, где не хватало знаний. Ошибался он редко и до сих пор всегда успевал исправить ошибку. Беда в том, что за эти годы Игоев привык играть по правилам. По собственным правилам. И правила эти были хороши. До сих пор. Но не теперь.

«Пришел час Тьмы»,– всплыла откуда-то фраза.

Ничего. Еще поборемся. Кирилл Игоев открыл Фотошоп и набрал пароль. С плоского японского экрана глядел человек, дважды перевернувший жизнь Кирилла Игоева. И не только его… Сермаль. Никто не знал его настоящего имени. У него не было дома, человеческих привязанностей и человеческих слабостей. По крайней мере, так казалось его ученикам. И первым, из которых остались только Игоев да Рыбин, который нынче в другом полушарии, и вторым: Глебу, Аленке, Диме…

Когда Игоев глядел на фото, о существовании которого не подозревал никто из Сермалевых выучеников, он всегда вспоминал то летнее утро, оставшееся, кажется, где-то в бесконечности прошлого. Хотя прошло не так уж много лет с тех пор, как…

Часть вторая

Сермаль

Я возьму тебя в руки тепло,

как забытую в книгах тетрадь.

Ученически тонкую, в рыжей бумажной обложке.

Ты взбегала по лестницам, трогала стекла ладошкой:

– Мне хотелось бы это, и это, и это хотелось бы взять…

Ты умела так искренне, так замечательно врать,

А потом улыбаться и прятаться в «кто-его-знает».

А кровать была узкая, жесткая, в общем, дрянная.

Ты похожа, мой зайчик, похожа на эту кровать.

Почему же никто из нас,

ну совершенно никто не хотел воевать?

Только фыркать да ежиться: « Жить-то все хуже и хуже!»

Мы стреляли глазами. А где-то стреляли из ружей:

– Экий славный кабанчик! Фу, Хват! Не мешай свежевать!

Поохотились, милые, нынче хоть всю королевскую рать

Приведи – Город пуст.

Прислонись к проржавевшим воротам,

Прислонись и смотри,

как выходят из марева маршевым – роты…

«Он уже не проснется. Разбился.

Скорлупок – и то не собрать».

У одних геморрой. У других не хватает ребра. Или печени.

Тучности нильского ила не хватает нам всем.

Но малина растет на могилах. И какая малина!

Нам хватит на все вечера!

«Он разбился во сне. А во сне веселей умирать!»

В наш придуманный мир, в наше вечноиюльское утро,

Время-пес, он пробрался, подполз,

и лизнул мои черные кудри,

И осыпал их сереньким пеплом чужого костра.

Подними же лицо свое: веришь – как будто вчера

Мы расстались.

Назад Дальше