Врачи, работавшие на спасительнице в несчастьях по имени "Марта", звались Сиприан Уквенде из Нигерии и Кашдрар Майазма из только что народившегося государства Бангладеш. Оба происходили из частей света, прославившихся тем, что там время от времени иссякала всякая пища. Оба эти района, кстати, были особо упомянуты в книге Килгора Траута "Теперь все можно рассказать". Двейн Гувер прочитал в этой книге, что роботы во всем мире то и дело оставались без горючего и падали замертво, так и не дождавшись прихода единственного Существа со свободной волей, на чье появление они питали смутную надежду.
Вел санитарную машину Эдди Кэй - чернокожий юноша, который был прямым потомком Фрэнсиса Скотта Кэя, белого патриота-американца, автора национального гимна. Эдди знал, что он - потомок Кэя. Он мог перечислить больше шестисот своих предков и о каждом рассказать какой-нибудь анекдот. Среди его предков были африканцы, индейцы и белые люди.
Эдди, к примеру, знал, что с материнской стороны его предки когда-то были владельцами фермы и на их земле была открыта Пещера святого чуда. Он знал, что его предки называли эту ферму "Синей птицей".
Кстати, вот по какой причине в больнице служило столько молодых врачей-иностранцев. В стране на всех больных не хватало врачей, но зато денег было ужасно много. Вот правительство и выписывало врачей из тех стран, где денег было совсем мало.
Эдди Кэй знал так много о своих предках, потому что в его семье черные сделали то, что и до сих пор делают в Африке многие африканские семьи: какому-нибудь молодому представителю каждого поколения вменяется в обязанность учить наизусть всю предыдущую историю своего рода. Уже с шестилетнего возраста Эдди стал запоминать имена и биографии своих предков как с отцовской, так и с материнской стороны. И сидя за рулем кареты "скорой помощи", глядя сквозь ветровое стекло, он сам чувствовал себя как бы каретой, а глаза свои ветровыми стеклами; теперь сквозь него на мир глядят его предки - конечно, если им это угодно.
Фрэнсис Скотт Кэй был только одним из тысячи тысяч предков Эдди. И на тот случай, ежели Фрэнсис Скотт Кэй сейчас, быть может, смотрит его глазами какими же теперь стали Соединенные Штаты Америки, Эдди поглядел на американский флажок, прилепленный к ветровому стеклу, и тихо сказал:
- Развевается, брат, по-прежнему.
Оттого, что для Эдди Кэя все прошлое было наполнено жизнью, его собственная жизнь стала куда полнее, чем, скажем, жизнь Двейна, или моя жизнь, или жизнь Килгора Траута, да и вообще жизнь любого из граждан Мидлэнд-Сити в этот день. Не было у нас ощущения, что кто-то смотрит нашими глазами, действует нашими руками. Мы даже не знали, кто были наши прадеды и прабабки. Эдди Кэй плыл по людской реке от сегодняшнего дня в глубь веков. А мы с Двейном Гувером и Килгором Траутом лежали камешками на берегу.
И оттого, что Эдди Кэй так много помнил наизусть, он умел глубоко и наполненно сочувствовать и Двейну Гуверу, и доктору Сиприану Уквенде. Двейн был из той семьи, которой досталась ферма "Синяя птица". Уквенде был из племени индаро, и его предки поймали на западном берегу Африки предка Эдди по имени Оджумва. И эти индаро продали или обменяли предка Эдди на мушкет у британских работорговцев, и те отвезли его на корабле под названием "Скайларк" в Чарлстон, в Южной Каролине, где его продали с аукциона как самодвижущуюся, саморегулирующуюся сельскохозяйственную машину.
И так далее.
Двейна Гувера втащили в "Марту" через двойные дверцы и поместили сзади, поблизости от мотора. Эдди Кэй сидел за рулем и смотрел на все происходившее в зеркальце. Двейн был так крепко спеленат в смирительную рубашку, что его отражение показалось Эдди похожим на большой забинтованный палец на чьей-то руке.
Двейн не чувствовал тесноты рубахи. Ему казалось, что он сейчас на той девственной планете, о которой ему рассказал в своей книге Килгор Траут. Даже когда Сиприан Уквенде и Кашдрар Майазма уложили его плашмя на койку, ему казалось, что он стоит на ногах. Книга ему рассказала, что он окунулся в ледяную воду на девственной планете и что он постоянно выкрикивает какие-то неожиданные фразы, выскакивая из ледяной воды. Создатель вселенной старается предугадать, что сейчас прокричит Двейн, но Двейн каждый раз одурачивает его.
Вот что выкрикнул Двейн в карете "скорой помощи": "Прощай, черный понедельник!" А потом он решил, что прошел еще один день на девственной планете, и снова закричал. "Тише воды, ниже травы!" - заорал он во все горло.
Килгор Траут, хоть и раненый, пришел сам. Он мог без помощи взобраться в "Марту" и занять место подальше от серьезно раненных. Он схватил Двейна Гувера, когда тот вытащил Франсину Пефко из конторы на тротуар. Двейн хотел избить ее при всех: скверные вещества в его организме внушили ему, что она заслуживает хорошей взбучки.
Двейн еще в помещении конторы успел выбить ей зуб и сломать три ребра. Когда он вытащил ее на улицу, там уже столпились люди - они вышли из коктейль-бара и кухни гостиницы "Отдых туриста".
- Вот лучшая в штате машина для любовных делишек! - объявил Двейн толпе. Только заведи ее, она тебя так ублаготворит, что небу станет жарко, да еще скажет "я тебя люблю" и не замолчит, пока ей не купишь лицензию на забегаловку, - хочет продавать жареную курятину, приготовленную по рецепту полковника Сандерса из Кентукки.
Он все еще плел чепуху, когда Траут схватил его сзади.
Указательный палец правой руки Траута каким-то образом ткнулся в рот Двейну, и Двейн откусил кончик пальца. Тут Двейн выпустил из рук Франсину, и она упала на асфальт. Она была без сознания. Двейн ее искалечил сильнее всех. А сам он рысцой пробежал к бетонному руслу речки у автострады и выплюнул кусочек Килгора Траута в Сахарную речку.
Килгор Траут решил не ложиться на койку в "Марте". Он сел в кожаное кресло позади Эдди Кэя. Кэй спросил его, что с ним случилось, и Траут поднял правую руку, завязанную окровавленным платком.
- Слово сболтнули - корабли потонули! - заорал Двейн.
За последние три четверти часа он причинил много зла ни в чем не повинным людям. Но он пощадил хотя бы Вейна Гублера. И Вейн снова околачивался среди подержанных машин. Он поднял браслет, который я нарочно бросил туда, чтоб он его нашел.
Что же касается меня, то я держался на почтительном расстоянии от всей этой заварухи, хотя я сам создал и Двейна, и его буйство, и весь город, и небо над ним, и землю под ногами. И все же я пострадал - разбил стекло на часах и, как выяснилось немного позже, сломал палец на ноге. Какой-то человек отскочил назад, сторонясь Двейна. И хотя я сам создал и его, он разбил мне стекло на часах и сломал палец.
Не такая это книжка, в которой каждый в конце концов получает по заслугам. Только один человек заслужил побои от Двейна, потому что он был плохой человек. Это был Дон Бридлав. А Бридлав был тот белый газовщик, который изнасиловал Патти Кин, официантку из закусочной Двейна "Бургер-Шеф": это произошло на стоянке автомашин около спортивного клуба имени Джорджа Хикмена Бэннистера после матча, в котором университет "Арахис" побил "Невинножертвенную школу" в районных состязаниях средних школ по баскетболу.
Дон Бридлав находился в кухне гостиницы, когда Двейн сорвался с цепи. Дон чинил газовую плиту.
Он вышел на минутку - подышать свежим воздухом, и Двейн подскочил к нему. Двейн только что выплюнул кусочек пальца Килгора Траута в Сахарную речку. Дон и Двейн были давно знакомы, так как Двейн продал Дону новый "понтиак" модели "Вентура", про который Дон говорил, что это "лимон". "Лимоном" называли автомобиль, который плохо работал, а чинить его никто не брался.
По правде говоря, Двейн потерял немало денег, заменяя части и приводя в порядок эту машину, чтобы утихомирить Бридлава. Но Бридлав был безутешен. В конце концов он нарисовал ярко-желтой краской на крышке багажника и на обеих дверцах такой рисунок:
ЭТО НЕ МАШИНА, А ЛИМОН
А машина, кстати говоря, была испорчена вот чем: соседский мальчишка налил кленового сиропа в бензобак машины Бридлава. Кленовый сироп был такой сластью, которую добывали из крови деревьев.
И вот Двейн Гувер протянул правую руку Бридлаву, а тот, не подумав, взял эту руку в свою.
Рукопожатие было символом дружбы между людьми. Считалось, кроме того, что по рукопожатию можно определить характер человека. Двейн и Бридлав обменялись сухим и жестким рукопожатием.
Двейн крепко сжал руку Бридлава правой рукой и улыбнулся, словно говоря: "Кто старое помянет..." А потом сложил левую руку во что-то вроде кружки и краем этой кружки врезал Дону по уху.
Таким образом, Дон тоже попал в карету "скорой помощи" - он тоже сидел, как и Килгор Траут. Франсина лежала без сознания, но стонала. Беатриса Кидслер тоже лежала, хотя могла бы сидеть. У нее была сломана челюсть. И Кролик Гувер лежал: лицо у него стало неузнаваемым, даже вообще непохожим на человеческое лицо. Сиприан Уквенде сделал ему укол морфия.
В карете "скорой помощи" ехали еще пять жертв Двейна: одна белая женщина, двое белых мужчин и двое черных мужчин. Трое белых вообще никогда не бывали в Мидлэнд-Сити. Они приехали втроем из города Эри, штат Пенсильвания, поглядеть на Великий каньон - самую большую трещину на планете. Им хотелось заглянуть в эту трещину, но не пришлось. Двейн Гувер напал на них, когда они вышли из своей машины и собирались зайти в бар новой гостиницы "Отдых туриста".
Оба черных служили на кухне в гостинице.
Сиприан Уквенде старался снять башмаки с Двейна Гувера, но и башмаки, и шнурки, и носки были покрыты пластиковой пленкой, налипшей на его ноги, когда Двейн переходил вброд Сахарную речку.
Пропитанные, склеенные пластиком носки и башмаки ничуть не удивили Уквенде. В больнице ему приходилось видеть это каждый день на ногах ребят, слишком близко игравших у Сахарной речки. Уквенде даже специально повесил большие ножницы на стене приемного покоя - срезать прилипшие, склеенные башмаки и носки.
Он обернулся к своему ассистенту, молодому доктору Кашдрару Майазме:
- Дайте-ка сюда ножницы.
Майазма стоял спиной к дамскому туалету санитарной кареты. Никакой помощи жертвам несчастного случая он не оказывал. Все делали Уквенде, полисмены и бригада общественного порядка. А теперь Майазма отказался подавать ножницы.
В сущности, Майазме вовсе не надо было заниматься медициной, во всяком случае, не стоило ему работать там, где его могли критиковать. Он совершенно не выносил никакой критики. И с этой чертой своего характера он никак не мог справиться. Стоило кому-нибудь намекнуть, что Майазма не все делает замечательно и непогрешимо, как он становился никчемным, капризным ребенком такие всегда дуются и говорят: "Хочу домой!"
Так Майазма и сказал, когда Уквенде во второй раз велел ему найти ножницы:
- Хочу домой!
Как раз перед тем, как Двейн взбесился и спешно вызвали "скорую помощь", Майазму раскритиковали вот за что он ампутировал ступню у одного черного человека, хотя, может быть, ступню удалось бы спасти.
И так далее.
Я мог бы без конца рассказывать про жизнь тех людей, которые сейчас ехали в. карете "скорой помощи", но стоит ли давать столько информации?
Мы с Килгором Траутом одного мнения насчет реалистических романов, где выискивают подробности, словно ищутся в голове. В романе Траута под названием "Хранилище памяти Пангалактики" герой летит на космолете длиной в двести и диаметром в шестьдесят две мили. В дороге он взял реалистический роман из районной космолетной библиотеки, прочел страниц шестьдесят и вернул обратно.
Библиотекарша спросила его, почему ему не понравился этот роман, и он ответил: "Да я про людей уже и так все знаю".
И так далее.
"Марта" тронулась в путь. Килгор Траут увидел рекламу, которая ему очень понравилась. Вот что на ней стояло:
ВСЕ ГОРЕСТИ ЛЕГКО ПРОХОДЯТ КОЛЬ ЕШЬ МОРОЖЕНОЕ КРЕЙГА
И так далее.
Сознание Двейна Гувера вдруг прояснилось, и он вернулся на землю Он стал рассказывать, что хочет открыть оздоровительный физкультурный клуб в Мидлэнд-Сити, с аппаратами для гребли и механическими велосипедами, с душами Шарко, солнечными ваннами и плавательным бассейном. Он объяснил Сиприану Уквенде, что такой оздоровительный клуб надо открыть, а потом продать с наценкой как можно скорее.
- Сначала народ просто с ума сходит - кто хочет похудеть, кто сохранить фигуру, - сказал Двейн - Записываются в клуб на всю программу, а потом, примерно через год, у всех интерес пропадает и никто в клуб больше не ходит. Такой уж они народ.