Выбравшись из подвалов, Борух отправил Артёма будить священника, а сам пошёл разбираться с охранным пультом. По счастью, все кнопки и переключатели были подписаны, и он без труда включил системы видеонаблюдения за периметром – к его несказанному удовольствию, современные камеры видели в темноте, выдавая пусть чёрно-белую и зернистую, но вполне разборчивую картинку. Строитель замка оказался воистину параноиком, и система безопасности была продумана отлично – камеры стояли на стенах, давая перекрывающиеся сектора обзора на вереницу мониторов, а специальная широкоугольная видеосистема, похоже, вращалась на шпиле самой высокой башни, пробегая полный круг за пару минут. Впрочем, с неё как раз картинка была самой паршивой – в темноте разрешающей способности камеры явно не хватало. Кроме камер, в систему безопасности входили, очевидно, датчики движения – если верить надписям на пульте.
На мониторах слежения отчетливо просматривалось окружающее замок пространство, и, понаблюдав минут десять, Борух убедился, что немедленный штурм им не грозит. Более того, дорога перед воротами оказалась совершенно пуста – никакой, даже самой мелкой и блохастой шавки. Вокруг стен тоже не было заметно никакого движения. Похоже, на какое-то время осажденных оставили в покое, а может быть, урон, понесённый противником перед собором, оказался слишком велик. Хотя в это Боруху верилось с трудом. Поэкспериментировав с прожекторами (мощные лампы заливали беспощадным светом любой сектор перед стенами на выбор), Борух переключил систему на звуковую сигнализацию и вышел из помещёния охраны.
В гостиной Артём пытался сварить кофе в камине, примотав рукоять джезвы к кочерге. Получалось плохо – в посудину летел пепел, и держать было неудобно, – но Артём не сдавался.
– Утро без кофе – не утро, – бодро сказал он Боруху. – Тебе сварить порцию?
– Да, не помешало бы, – ответил тот, – это вы с батюшкой всё продрыхли, а я так и не ложился.
– Тогда этот тебе – я себе ещё сварю. Только сахара нет. Кофе-то я из машины прихватил, а сахар забыл. И завтракать, кстати, нечем. На здешней кухне пусто, а без газа и плита не работает.
Артём, не утруждая себя поисками чашек, налил кофе в толстый стакан для виски и, выплеснув остатки гущи в камин, насыпал новую порцию.
В гостиную вошёл отец Олег, стряхивая воду с бороды и утираясь рукавом подрясника.
– Необжито у вас тут, – укоризненно сказал он, – в ванной полотенец нету, в сортире – бумаги, да и вода зело холодная!
– Отчего же это «у нас»? – обиделся Артём. – Оно и у вас, батюшка, также. Или вы задумали нас покинуть?
– Нет уж, – ответствовал священник с достоинством, – не покину. Пропадёте вы без меня! Свари-ка мне лучше кофию, чадо!
Артём, обалдевший от такого заявления, молча налил закипевший кофе во второй стакан и подвинул к Олегу. Вздохнув, он принялся готовить третью порцию, твёрдо рассчитывая, что уж её-то он выпьет наконец сам. Нагревшаяся кочерга начинала жечь руки, и её пришлось прихватить рукавом, что вовсе не добавило процессу удобства.
– Вы, батюшка, оставьте эти замашечки, – недовольно сказал Борух, – нашли, понимаешь, «чадо»… Мы тут все в одной осаде сидим, и полковой капеллан нам без надобности. Вы, к слову, стрелять-то умеете? Или только щеку подставлять?
– Вот тебе щеку! – Священник продемонстрировал неожиданно немаленький для его скромного роста волосатый кулак. – Мало не покажется! И вообще, притчу о щеке многие понимают совершенно неправильно. Ведь как сказано: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую». Именно по правой! Как может ударить правша по правой же щеке? Только тыльной стороной ладони, а отнюдь не кулаком. Так что речь идёт о действии оскорбительном, а отнюдь не о членовредительном. О пощёчине речь идёт. Отвечать же на оскорбление оскорблением, а уж тем паче в драку лезть для христианина неприлично. Но защищать свою жизнь не только можно, но и должно, равно как и жизни окружающих. И стрелять я, кстати, обучен – в армии послужить успел. Не белку в глаз, но и не в белый свет.
– Какое-то в этом, простите, батюшка, буквоедство, ей-богу, – протянул Артём, – правая… левая… нельзя ж так буквально!
– Библия тем и великая книга, что ко всякому случаю пригодна! В книге Бытия сказано: «Кто прольёт кровь человеческую, того кровь прольётся рукою человека…»
– Так, кончаем теологический диспут! – веско сказал Борух. – Артём, у тебя кофе убежал!
Писатель, чертыхаясь, потащил из камина посудину с остатками кофе. Осталось его, надо сказать, немного…
– Итак, – продолжил Борух, – надо признать, что к осаде мы совершенно не готовы. Еды нет, боеприпасов почти нет, оружия мало. Вон батюшке пипифакса в сортире недодали, опять же… Пора нам озаботиться пополнением запасов.
– Мародёрствовать будете? – ехидно осведомился Олег.
– Фуражировкой заниматься, – отрезал Борух, – патроны и еду солдату добывать незазорно. Но мы с писателем возьмём это на себя, а вы, батюшка, останетесь крепость охранять.
– Вы дадите мне парабеллум? – усмехнулся священник.
– Получите автомат Калашникова модернизированный, калибра 7,62. Спуск сами найдёте или показать?
– Не трудитесь, уважаемый, соображу как-нибудь…
Глава 9
Еда и патроны
Когда ворота Рыжего замка закрылись за кормой БРДМ, Борух направил машину в сплетение тёмных улиц в поисках какой-нибудь военной части. Набранный Артёмом в охотничьем магазине арсенал остался в багажнике брошенного возле церкви пикапа, при нём оказались только дробовик и уродливый полугражданский револьвер, насчет которого Борух сказал кратко: «Выкинь и не позорься». Нужно было настоящее оружие, способное хотя бы частично компенсировать низкую численность защитников. Оружие требовалось в первую очередь – прапорщик отчётливо понимал, что, покинув стены замка, импровизированная команда фуражиров подставляется под удар. Борух уверенно направил машину на юг. Артём смутно припоминал, что вроде видел многообещающие ворота со звёздами в этой части города, но это вполне мог оказаться и какой-нибудь призывной пункт, где всего оружия – старый пистолет Макарова в сейфе военкома. Однако у Боруха явно имелись на этот счёт более точные данные.
Следуя его указаниям, они прибыли на окраину города, где широкая выщербленная бетонка упиралась в большие ворота без всяких табличек и опознавательных знаков. Бетонный забор в два человеческих роста с «колючкой» поверху, маленькая железная дверка КПП, торчащие скаты караульной вышки… Но самым главным признаком для понимающего человека были выкрашенные бордюры и урны, а также чисто подметённая подъездная дорожка – явный признак наличия рядовых, которых надо чем-то занять. Если бы это был гражданский склад, то уж несколько «бычков» перед воротами непременно валялось, а в армии, как известно, бесхозных окурков не бывает.
Бросив Артёму небрежное: «Прикрывай», Борух вылез из машины и скрылся за подсвеченной фарами дверью КПП. Артём сидел на броне с дробовиком в руках – автомат остался у священника – и ожидал непонятно чего. Его сильно напрягала воцарившаяся бессрочная ночь – за пределами освещённого фарами сектора стояла стеной чернильная тьма, и постоянно казалось, что в спину кто-то смотрит. А может, и впрямь смотрит – поди пойми. От этого Артём нервничал и злился. Да и холод начинал пробирать уже вполне ощутимо – температура была совсем не летняя, а разгрузочный жилет поверх майки трудно отнести к тёплой одежде. «Градусов десять, наверное, – прикинул Артём. – И похоже, ещё похолодает… Если солнце не будет появляться ещё пару суток, вымерзнем, как мамонты…» Вообще, он с утра удерживал себя от неприятных мыслей по поводу будущего, но сейчас, в тёмноте и одиночестве, это было намного тяжелее. Честно говоря, вся эта бодрая армейская суета вокруг оружия, затеянная Борухом, казалась ему сильно надуманной – да будь у них хоть ядерная бомба, что с ней делать? Собаки были страшны как неожиданный фактор, для неготовых и невооруженных людей, а теперь – чего их бояться? Хватило бы патронов, вот и всё. А вот с неизвестной причиной происходящего бороться оружием явно не с руки – масштаб не тот. Сила, способная оставить город без солнца и луны, пулемётов не испугается… «Горе, горе – крокодил солнце в небе проглотил!» – вспомнилось ему неожиданно. Где б найти того крокодила?
Артём уже начал беспокоиться, но тут ворота наконец стали отворяться – Борух с трудом толкал изнутри тяжёлую створку. Артём нервно засмеялся.
– Ты чего ржёшь? – удивился прапорщик.
– «Рано-рано два барана застучали в ворота!» – со смехом процитировал Артём. – Слышишь, Борух, это про нас!
– Тьфу на тебя, юморист, – помоги лучше открыть.
Бэрдээмку загнали внутрь, ворота от греха прикрыли обратно, и Борух возбуждённо повлёк Артёма за рукав к дверям приземистого бетонного каземата.
– Ты, писатель, даже не представляешь себе, что мы нашли! – весело сказал он. – Это нечто невообразимое! Пир духа! Именины сердца!
Артём недоуменно хмыкнул, но позволил затащить себя за невзрачную зелёную дверь. На его взгляд, пир духа должен выглядеть как-то иначе – крашенные зелёной масляной краской стены, советского образца казённые письменные столы и унылые табуреты, наводящие на мысль о неизбежном геморрое, – помещение выглядело как занюханный паспортный стол в каком-нибудь Мухосранске. При виде такого у Артёма часто возникала мысль о существовании где-то глубоко засекреченной государственной группы антидизайнеров по антиинтерьерам, которые специализируются по созданию неуюта. Это страшные люди, работа которых видна в любой государственной конторе – от военкомата до районной поликлиники. Именно они подбирают этот удивительный зелёный цвет для стен, который раздражает глазной нерв и навевает мысли вовсе не о травке и листочках, но о болотах и плесени. Именно они рассчитали тот необходимый градус тусклости освещения, свойственный казённым конторам, когда всё вроде видно, но глаза всё равно напрягаются, не в силах охватить все грани этого убожества. Это они изобрели палитру антицвета, от угнетающе-серого до тошнотно-бурого, для создаваемых на специальных секретных заводах казённых предметов. Попробуйте найти такой оттенок в самом богатом магазине красок – и вас постигнет неудача. Там нет того «жёлтого», от которого начинает непроизвольно болеть печень. Там не сыскать того «кремового», при взгляде на который ноют зубы. Даже самая продвинутая контора по компьютерному подбору эмалей не осилит таких цветов – зависнут компьютеры, забьются в судорогах колористы, откажутся смешивать импортные миксеры… И правильно – такие материалы имеют не меньшее стратегическое значение, чем баллистическая ракета «Тополь», – только в воспитательно-идеологическом смысле.
– Борух, свет-то тут откуда?
– А чёрт его знает – автономка, скорее всего, запустилась автоматически. Да неважно, ты на это глянь!
Прапорщик буквально подтащил Артёма к серым металлическим картотечным шкафам, стоящим рядами вдоль стен, и ткнул ему в нос вытащенными папками. Глаза его блестели сумасшедшей недоверчивой радостью, как у ребенка, которому подарили магазин «Детский мир», да не какой-нибудь, а центральный московский.
– Я тут буквально по верхам поглядел – это что-то с чем-то!
Артём послушно раскрыл серую казённую папку – в ней были какие-то плохо отпечатанные бумажки с абсолютно абстрактными, на его взгляд, наборами цифр и латинских букв.
– Ни черта не понимаю… – протянул он скучным голосом, – что это такое: «эф эн эр девяносто»? Или это латинское «пэ девяносто?» И цифры какие-то… И от этого у тебя чуть оргазм не случился?
– А, чёрт! Ты что, не понял? FN-90 – это бельгийский автомат такой, маленький, под пистолетный патрон. Пластиковое барахло, с виду на фигурную какашку похож. А пять и семь на двадцать восемь – это калибр. Ну и дальше там характеристики всякие… Специальная пукалка для танкистов или лётчиков, кому нормальное оружие деть некуда.
– Ну и на хрена нам этот… как его… фен девяностый?
– Да на фиг он нам не сдался! Дурацкая машинка и патрон нестандартный. Это только пример – ты себе не представляешь, какой ассортимент тут складирован! Да я этот эфэн и в глаза не видал, на картинках только, а тут – дай-ка погляжу – аж пятьдесят штук хранится! Не зря я про этот склад вспомнил, но не думал, что тут так богато, – такие экземпляры попадаются – закачаешься! И все, судя по картотеке, с боеприпасами!
– Да нет, Борь, ты не понял – я не про этот конкретный пулемёт, а вообще – зачем нам все эти стрелялки? В принципе?
– Что значит зачем? – Борух непонимающе уставился на Артёма, как Карлсон из мультика, которому сказали, что не в пирогах счастье.
– Ну подумай, с кем ты воевать собрался, а? С крокодилом, который солнце проглотил? Так это, похоже, не нашего масштаба фигура… С собаками? Так в этом вообще смысла никакого. Ну сколько может быть собак в нашем городе? Мы их наверняка уже положили больше половины перед собором, а на остальных и дробовика хватит. Нет, я понимаю твою чистую детскую радость при виде этого богатства и даже частично разделяю – столько добра на халяву! Но зачем оно нам надо – не пойму. На-фи-га? Ты вот изо всех сил делаешь вид, что готовишься к осаде – оружие там, боеприпасы, продовольствие… А кто нас осаждать-то будет? Собачки? Так им замка штурмом не взять, даже если мы вообще ничего делать не будем, – на стену не запрыгнут. Можем сидеть, ножки свесив, да сверху поплёвывать, пока им не надоест. А другого противника я что-то в упор не наблюдаю… Что-то ты, товарищ прапорщик, крутишь непонятное. Либо ты что-то знаешь, чего я не знаю, либо это обычный армейское раздолбайство с целью занять руки, чтобы голова не думала. Так что давай колись, военный, что задумал?
Радость в глазах Боруха потухла, и он, бросив небрежно папки на стол, с тяжёлым вздохом взгромоздился на табурет.
– Нет, писатель, ничего такого прям уж конкретного я не знаю. Но мысли некоторые таки да – имеются. Вижу подляну грандиозную, догадываюсь, откуда ноги растут, но, в чём она конкретно состоит – так сразу и не скажу. Все улики косвенные.
Артём понял, что разговор наконец-то пошёл всерьёз, и присел на край стола.
– Ну давай выкладывай свои косвенные улики. Будем вместе думать.
Свою ссылку в захолустный гарнизон Борух воспринял с некоторой досадой, но без глобальной обиды. Понятное дело, было бы много приятнее, если бы Родина не забыла своих героев и пролилась бы златоносным дождём чинов и наград – но этого всерьёз ждали только махровые оптимисты, которых в войсках практически и не бывает. Те редкие экземпляры, которые ухитрились сохранить этакую наивность, несмотря на участие во многих странных, чтоб не сказать больше, операциях, попытались выразить своё разочарование – и больше о них никто не слышал. Прочие же были рады и тому, что не получили в качестве награды за верную службу пулю в затылок, – и такие варианты в этой жизни бывают. Много знающие долго не живут… А потому Борух со смирением принял затхлую рутину военной жизни, от которой успел уже поотвыкнуть. Не запил, не впал в депрессию, не взбунтовался – пример полковника Кузнецова, с которым они прибыли вместе, его не вдохновлял. Философски решив, что и такая жизнь предпочтительнее безымянной могилы, он успокоился и начал настраиваться на тихое ожидание пенсии, развлекая себя нехитрыми мужскими радостями вроде рыбалки. Через пару лет ему уже и самому казалось, что он всю жизнь просидел сиднем в каптёрке, отращивая пузо, и никогда не носил звания выше старшего прапорщика. Что было – то прошло, и пусть забудется как страшный сон. Он своё отвоевал.
Первые признаки некоего многозначительного шевеления прапорщик не то чтобы заметил – ощутил, как гипертоники ощущают приближение атмосферного фронта. Народное выражение «жопой чую» для Боруха имело самое что ни на есть конкретное содержание: жопой не жопой – но тягостное сосущее чувство внутри, появляющееся при приближении опасных событий, не раз спасало ему жизнь. Вот и теперь под сердцем что-то ёкнуло, хотя событие было, можно сказать, ординарным – подумаешь, очередная проверка боеготовности. Приезжают пяток штабных, окидывают начальственным взором нагуталиненный плац, покрашенную в зелёный цвет траву и выбеленные бордюрчики, оценивают чёткость строевого шага и гостеприимство командира, а там – баня (если есть баня), рыбалка (если есть водоём) и уж непременно – водка. О такой «неожиданной» проверке становится известно минимум за неделю, и личному составу приходится побегать с мётлами, швабрами и краской, но для офицеров, в принципе, это проходит по разряду немногочисленных развлечений, разбавляющих скучную гарнизонную жизнь. А отчёты этой комиссии никто всё равно не читает, да и не дураки они, чтобы плохое чего писать, – сами же виноваты выйдут, что не добдели и боеготовность в округе не на высоте. Да и какая, к чёрт у, боеготовность в степном гарнизоне посередине страны, где ничего не происходило со времен татаро-монгольского нашествия? Тут даже в самоволку не бегают – некуда.