Продовольствия здесь хватало: возле плитки высился штабелек вакуум-упаковок и консервных банок. Наверняка где-то имелся и запасец спиртного – Авдотья у нас не дура выпить бокал-другой хорошего коньяка после окончания рабочего дня, а в конце недели может и удвоить дозу. В общем, не тот человек, чтоб дать себе засохнуть.
Конечно, если бы подполковницу в самом деле искали агенты закулисы, нашли бы быстро: прошерстить всех ее знакомых не бином Ньютона. Но поскольку никто не ищет, можно прятаться долго. До октября.
Из угла послышался довольный голос Авдотьи:
– Погляди-ка, Семен Егорыч тут заначку коньячную хранит…
Я ничуть не удивился. Г-жа Лихтенгаузен не аномал-«химик», но нюх на выпивку имеет незаурядный… По крайней мере заначки с вискарем в моем кабинете отыскивала безошибочно, если поставка ее коньяка с Большой земли отчего-то запаздывала.
Вернувшаяся к столику Авдотья держала в руках стеклянную банку… нет, ошибся, не банку – пластиковый контейнер с герметичной крышкой, в таких из Зоны доставляют образцы грунта, воздуха, воды, а также субстанций, за пределами Зоны не встречающихся…
На дне контейнера что-то лежало, но я не сразу разглядел что.
– Держи, посмотри внимательно. Может, что вспомнится.
Ну, посмотрел… Фу-у-у… В контейнере лежали глаза, залитые прозрачной жидкостью. Ладно хоть не человеческие, определить видовую принадлежность прежнего владельца этих гляделок я бы затруднился.
Авдотья, избавившись от контейнера, вынула из кармана непочатую бутылку коньяка, поставила на столик. Посоветовала:
– Поближе поднеси, рассмотри как следует, в зрачки загляни…
Да что там разглядывать… Какого именно мутанта Зоны она использовала в качестве донора, мне плевать. Все равно не спец в квазиживотных…
Но с психами спорить себе дороже, я послушно поднес емкость к лицу. Глаза были неприятные, желтоватого цвета, а зрачки… зрачки в их обыденном понимании отсутствовали. Либо наоборот, каждое глазное яблоко целиком – а были они немаленькие, с антоновку размером – состояло из множества крохотных радужек с крохотными зрачочками на манер фасеточных глаз насекомых…
Я всмотрелся в немигающий мертвый глаз, ближний ко мне… И лучше бы этого не делал. Обычно выражение «давящий взгляд» используют как фигуру речи, но здесь и сейчас оно было уместно в самом буквальном смысле. Я чувствовал болезненное давление на виски, усиливающееся с каждым мгновением.
Неужели в этой пакости еще теплится какое-то подобие псевдожизни? И глаз меня гипнотизирует?
Авдотья решила помочь моему исследованию – включила фонарик, направила на контейнер дополнительный поток света. Спасибо, конечно, но я бы и так обошелся…
И показалось – или не показалось? – что крохотные зрачки сократились еще сильнее, превратившись в совсем уж точки. А еще показалось, что голова Питера Пэна стала маленькой, едва заметной – и каким-то неведомым образом попала в схлопывающуюся дырочку зрачка и вот-вот лопнет, не выдержав давления.
Надо было оторвать взгляд, разрушить возникший контакт – не получалось. Я оцепенел, уставившись в одну точку. Но периферийным зрением видел, как Авдотья внимательно наблюдает за мной – сквозь слой жидкости и два слоя пластика ее вполне миловидное лицо казалось рожей какого-то монстра…
Мертвый (мертвый ли?) глаз первым прекратил игру в гляделки. Зрачочки закрылись окончательно, а наваждение ушло, развеялось. Невидимые тиски, сдавившие мою голову, исчезли.
– Нафиг, нафиг такие экспонаты… – сказал я, отставляя емкость подальше. – В закрытом фонде их храни, где живых людей не бывает.
– Бог с ним, с экспонатом… Давай-ка, Петенька, лучше выпьем по сто грамм. Для активизации мозговой деятельности.
На столе успели появиться – я, засмотревшись на мутировавшие глазенапы, даже не заметил когда – два пластиковых одноразовых стакана. И оба были уже налиты. На тарелке, тоже одноразовой, лежал лимон, порезанный на дольки и присыпанный сахаром.
Пить с Авдотьей я немного опасался… Хотел отказаться, но вспомнил пару историй из криминальных хроник, начавшихся с отказа выпить, а закончившихся в городском морге… Мне-то она ничего не сделает – за нее боязно. Для человека с психическими проблемами такая малость часто выступает как спусковой крючок или чека гранаты…
– Кто ж откажется выпить с такой красивой женщиной в такой романтической обстановке? – гусарским тоном произнес я.
И тут же, без паузы, привел в исполнение недавно придуманный план:
– Только дай сначала телефон на минуточку, а? Натали собиралась в госпиталь сегодня заскочить, предупрежу, чтобы попозже, ближе к вечеру подъехала.
На мою ложь Авдотья ответила зеркально и симметрично:
– Извини, не получится… Впопыхах без зарядки сюда съехала, батарея разрядилась.
Ну, кому врешь-то? Кому?! А то я не «вижу» своим аномальным зрением, что телефон у тебя в кармане и заряжен чуть ли не под завязку?
Уличать ее я не стал… Потому что в голову пришла другая идея… И красивая, черт возьми, идея!
– За что пьем? – спросила фрау фон Лихтенгаузен.
Плебейского вида стакан она держала этак светски, оттопырив мизинец, – на общем фоне захудалого гаража смотрелось это сюрреалистично.
– За то, чтобы ты побыстрее стала полковником! – провозгласил я, мысленно добавив: «А до того чтобы полностью излечилась, и без тебя переизбыток идиотов с большими звездами на погонах».
– Хороший тост… – сказала она, но отчего-то с печальным вздохом.
Выпили. Я опрокинул стаканчик залпом, Авдотья чуть обмакнула губы, она всегда пьет коньяк гурманствуя, наслаждаясь процессом. Но тут же наполнила мою опустевшую тару. Уточнила:
– Значит, сегодня Натали придет?
– Скорее всего… Если близнецы чем-то неординарным не порадуют… – на всякий случай подготовил я дорожку к отступлению.
– Близнецы… Скажи, а ты хорошо помнишь прошлые визиты Натали в госпиталь? Во всех подробностях? О девочках она тебе рассказывала?
Она ждала ответа, катая стаканчик между ладоней и внимательно всматриваясь в мое лицо.
– Да как тебе сказать… Скажу прямо: между первой и второй долгих разговоров не ведут, на них после третьей пробивает… Вздрогнули?
На самом деле я несколько смутно помнил встречи с женой – примерно так помнятся сны, – очевидно, последствия приступа к тому времени рассосались не до конца. Однако не хотел я говорить о Натали по другой причине. Дело в том, что у нас с супругой произошел серьезный конфликт незадолго до моего попадания в госпиталь… Сам виноват, по большому счету: взревновал, как последний идиот, высмотрел невесть что в игре света и теней, падавших из окна оранжереи… В общем, мы разбежались, но, узнав о моем приступе, Наталья меня навещала, как-никак отец двух общих дочерей… Держалась… прямо скажем, не как с любимым мужем… и конфликт еще предстоит улаживать. Но чуть позже, поживу еще немного вольной жизнью, нагуляюсь, а уж потом – семь бед, один ответ – начну зарабатывать прощение.
Но сейчас муссировать семейную тему не хотелось абсолютно.
Лучше я попытаюсь реализовать свою блестящую идею… Вот какую: отключу сейчас на Авдотьином мобильнике звук и вибро, да и позвоню Эйнштейну прямо из ее кармана! Для Питера Пэна плевое дело – не касаясь клавиш, заставить мобильник сгенерировать нужный вызов.
Затем спровоцирую Авдотью на новый тур бреда о преследователях, ей угрожающих… Буду говорить погромче, а г-жа подполковница и без того чеканит слова, как на плацу командует, – босс все услышит и все поймет. Ну а дальше дело техники: локализовать звонок, прислать спецтранспорт… Надеюсь, у Эйнштейна хватит ума послать наших санитаров, из Вивария. Хватит, конечно же, не захочет он выметать сор из коттеджа…
Попытался вновь проникнуть в схему телефона… И не смог. Что за… Сжечь мобильник, взорвать ему батарею мог сейчас легко, а вот тонкая кропотливая работа не получалась…
Я с изумлением понял, что напиток почти мгновенно подействовал на мой измотанный уколами организм. Мысли в голове потекли лениво и плавно, мышцы наливались блаженной истомой.
– Что это за конь… коньяк? – спросил я.
Язык запнулся на простой фразе. Только сейчас я заподозрил, что дело нечисто…
– Дагестанский, пять звезд. Самый пенсионерский напиток, бюджетный…
Бюджетный… Мы с ней такие не пьем, вкус не знаком. Левую примесь и не почувствуешь, решишь, что так и надо…
Я говорил медленно, тихо, запинаясь:
– К-как… К-как в-во…
Хотел сказать: как-то очень вовремя ты его отыскала… Хотел, но не получилось.
– Не пойму, о чем ты… Ладно, теперь не важно.
Я ничего не ответил. Гараж – вместе со всем, что в нем есть, – качался перед глазами, словно каюта в восьмибалльный шторм. Нет, в двенадцатибалльный…
Попытался ухватить бутылку с мотающегося туда-обратно столика – и промахнулся мимо нее. И во второй раз – промахнулся.
– Что-о-о-о-о с то-о-о-бо-о-ой, Пе-е-е-е-тя-а-а-а? – спросила Авдотья с волчьей усмешкой, она неимоверно растягивала звуки, а ее голос гремел в ушах иерихонской трубой.
Я сделал последнюю попытку зацепить бутылку и использовать как оружие, врезать гадине по черепу… И – очередное фиаско. Гараж окончательно встал дыбом, затем перевернулся. Пол оказался вдруг потолком – и упал сверху на меня, безжалостно раздавив голову. Все исчезло.
Глава 3
Беспощадная правда Авдотьи Лихтенгаузен
Мы вновь сидели в гараже, вновь за складным столиком, но в щелку над воротами сочился свет уже следующего дня.
Минувшие часы напрочь исчезли из моей памяти. Взамен я обрел воспоминания куда большего объема – залежи, завалы, Гималайские горы информации, до того словно ластиком стертые из мозга. Целенаправленно кем-то стертые…
Методику восстановления Авдотья применила варварскую, противоречащую клятве Гиппократа и медицинской этике: введение в наркотический транс без согласия пациента с последующим сеансом регрессивного гипноза.
До сих пор я свято верил, что такие штучки на меня не подействуют… Но, как выяснилось, сильно недооценивал Авдотью.
Методика подействовала. Я вспомнил все…
И лучше бы не вспоминал…
Понятное дело, осознать разом, мгновенно весь этот информационный Эверест невозможно. Мой мысленный взор высвечивал, как прожектором, то один позабытый эпизод, то другой, прочие же пока оставались за кадром.
Процесс хронологии не подчинялся, воспоминания цеплялись одно за другое прихотливо и произвольно, благодаря случайным ассоциациям.
Примерно так: взгляд падает на контейнер, стоящий на столе… глаза… это глаза Жужи… не уберег, не уберег ее в мясорубке на Садовой… мне надо достойно похоронить хотя бы эти глаза, пусть удавятся гниды из НИИ Менгеле и гнида Леденец тоже… нет, нет, Леденец не удавится, ведь я застрелил Леденца и отчего-то не жалею… я отдал бы сто, тысячу, миллион таких Леденцов за мою Жужу… она стала мне дочерью и стала бы любимой сестрой близняшкам…
БЛИЗНЯШКИ! МАТЬ ТВОЮ!
Я вскакиваю. А столик падает. Со всем, что на нем лежало.
Потом в ограниченном пространстве гаража начинается тайфун пополам с землетрясением.
* * *
По щекам что-то течет. Кровь? Пот? Слезы? Не понять. Хочу поднять руку. Проверить. Не могу.
Рука передо мной. Лежит ладонью вверх. Не слушается.
Шприц. Поршень медленно ползет. Выдавливает что-то в меня. Не знаю что. Плевать.
Текущее по щеке дошло до губы. Пробую языком. Соленое. Значит, кровь. Или пот. Или слезы. Они все соленые… Не задумывался. Смешно.
Смеюсь. Звуки странные. Или это не я? Или не смеюсь? Плевать.
Шприц исчезает. Сам по себе. И появился сам. Чудеса.
Женщина. Смутно знакома. Губы шевелятся. Не слышу. Потом слышу. Не понимаю. В звуках нет смысла. Плевать.
Тошнит. Не сдерживаюсь. Падаю. Лицом вперед.
Быстро темнеет. Хочу спать. Засыпаю. Надеюсь не проснуться.
Близнецы… Маришка… Анюта… Обнимите скорей. Папа вас любит, любит, лю…
* * *
Близнецы меня обнять не могли… Потому что их похитил ублюдок по прозвищу Плащ – и тем заработал смертный приговор у Питера Пэна.
А до того имело место нападение на нашу базу в Новой Голландии, натуральный штурм, предпринятый двумя группами наемников, прибывшими из-за океана, из Хармонта. Причем прибыли они любопытно: посредством явления, названного нами Лоскутом. Лоскут непонятным образом переносил сюда, в Питер, какую-то часть хармонтской Зоны – в наших декорациях вдруг объявились тамошние ловушки, артефакты и аномалии… Заодно объявился отряд вооруженных наемников.
Штурм, как выяснилось из допроса пленного, имел целью захват «попрыгунчиков» «Джона» и «Джека» – уникальных артефактов, привезенных из Хармонта и находившихся в секретном (даже от меня!) хранилище артефактов на Новой Голландии.
Нападение отбили при активном участии моей супруги (тогда еще и моей, и супруги) Натальи Пановой, ввязавшейся в ментальную схватку с суггестором, управлявшим наемниками-«зомби». Схватка закончилась вничью, что позволило охране Вивария перестрелять большую часть нападавших.
Но то было лишь начало…
В результате воздействия Лоскутов и интерференции двух Зон безопасный островок Новой Голландии стремительно начал превращаться в нечто противоположное – Зона со всеми ее аномалиями и ловушками стремительно наползала на базу… Была объявлена эвакуация.
И пока я, срочно вызванный из-за Периметра для участия в данном мероприятии, катил в Виварий, мой непосредственный начальник и близкий друг Илья Эбенштейн активно наставлял мне рога с моей женой. Не в супружеской спальне, а в оранжерее – как выяснилось, эта застекленная пристройка к нашему дому годилась не только для цветоводческих утех Натальи, для других тоже… Многофункциональное помещение.
На их беду, до Новой Голландии я не доехал. Вернулся с полдороги и застал сладкую парочку в самый разгар случки.
Что произошло потом, стыдно вспомнить… И я не буду вспоминать. Почудил в тот вечер и в ту ночь Питер Пэн… Покуролесил.
А пока я куролесил в Тосно, банда аномалов во главе с упомянутым ублюдком Плащом заявилась в наш уединенный сельский дом в Надино, где под плотной охраной службы безопасности ЦАЯ таилась от мира наша семья. Таиться имелись причины: наши дочери-близнецы Марина и Аня вырастали в чрезвычайно сильных аномалов. Удивляться тому не стоило – девчонки стали аномалками в третьем поколении, причем по обеим линиям, и по материнской, и по отцовской (в третьем – если считать первым поколением сталкеров, чьи гены изменились под воздействием Зоны). Марише и Ане исполнилось всего по десять лет, но их детские, толком не развитые способности заставляли меня хвататься за голову, а я и сам аномал, и много лет с ними работаю… Когда близняшки действуют в тандеме, усиливая и дополняя способности друг друга (а иначе они не действуют никогда), – с ними не потягается ни один аномал из мне известных.
Ублюдок Плащ тоже, наверное, не смог бы потягаться, хотя он и сам один из сильнейших аномалов нашего времени, и команду подобрал себе под стать. Он и не стал тягаться, нашел другой способ получить свое…
Опуская подробности, закончилось вот чем: компания Плаща явилась в Надино, мощнейшей ментальной атакой вывела из строя многочисленную охрану службы безопасности и удалилась вместе с моими девчонками. Наталья, пытавшаяся воспрепятствовать похищению, была отправлена в ментальный нокаут с почти игривой небрежностью.
Когда я, толком не очухавшись от ночного загула, примчался в Надино, на связь со мной вышел Плащ и поставил такие условия: девочки будут отпущены в обмен на «попрыгунчики», на «Джона» и «Джека». Сделка, разумеется, предлагалась приватная, без участия СБ ЦАЯ.
Поколебавшись, я принял условия. После того как служба безопасности жидко обгадилась в Надино, остатки доверия к ней испарились у меня окончательно. В конце концов, именно я доставил «попрыгунчики» в Россию из Хармонта. У ЦАЯ, разумеется, имелось свое мнение о том, кому теперь принадлежат артефакты, однако когда на кону жизнь и судьба дочерей, Питер Пэн не обращает внимания на формальности.