Мэрфи не ответил, поскольку еще не придумал, что соврать.
– Ладно, лейтенант, можете не отвечать, – улыбнулся майор и хлопнул Дэна по плечу. – Вы скоро поймете, что это не важно.
– Что не важно? – удивился Мэрфи.
– Не важно: будете вы отвечать или нет.
– Мы не в плену? – на всякий случай уточнил чернокожий лейтенант.
Русский офицер вновь рассмеялся, а потом грустно посмотрел на американского коллегу.
– В плену, – со вздохом ответил он. – Только не у нас. И не у иранцев. Вы вообще не в Иране, лейтенант. Не в Персидском заливе. И, увы, даже не на Земле.
– Не на Земле?! – ошеломленно переспросил Даниэль.
Он еще раз огляделся. Русская казарма. Пустыня. И все. Все! Ничего больше. Ни солнца, ни моря. Ни оружия, ни иранцев. А русские стоят, и никто из них не улыбается. Так, словно их командир не пошутил.
А что, если он действительно не пошутил? Если это серьезно? Невозможно! Невозможно поверить!
– Олег! – повернулся к старому знакомому лейтенант Мэрфи. – Мы потеряли вертолет где-то здесь. Там на борту пилот. Необходимо найти! Может, кто-то видел нашу машину в пустыне? Или слышал звук моторов?
– Нет, не видели! – отрицательно помотал головой Людоед. – И знаешь, Дэн, вряд ли ты найдешь машину в этой пустыне.
– «В этой пустыне»? Где мы? Что здесь происходит?
– Ты не поверишь, Дэн! – криво улыбнулся русский капитан, и от этой улыбки шрам на его щеке стал еще более страшным. – Можем рассказать. Но ты подумаешь, что мы тебя разыгрываем. Попробуй догадаться сам. Только, ради бога, не надо считать русских ответственными за все. Мы здесь в равных условиях. Такие же пленники, как вы.
– Где «здесь»? – тупо переспросил Даниэль, отказываясь верить тому, что становилось все более и более очевидным.
– Здесь, на этой планете, – жестко пояснил Олег Мясников, сделав ударение на слове «этой». – В плену у инопланетян.
Мэрфи отшатнулся, глянул на русских как на больных. Но те молча смотрели на лейтенанта SEAL. С пониманием и сочувствием. Без улыбок. Даниэль резко развернулся и побрел по песку к своим. Он несколько раз оглядывался, но русские так и стояли – шеренгой, перед своей казармой. И ни один из них не усмехнулся.
Спецназовцы не двинулись с места, не остановили американцев, когда те, после короткого совещания, выстроились в цепочку и двинулись в глубь пустыни. То ли на поиски вертолета, то ли на поиски выхода из этой ситуации. Лейтенант Мэрфи увел подчиненных, и он не подошел к бойцам ГРУ, чтобы попрощаться. Не оглянулся. Так, словно обиделся на русских за глупую шутку.
– Не поверил, – хмыкнул Док.
– Ну, пусть сам убедится, что мы не шутили! – саркастически улыбнулся Мясников.
Отряд «тюленей» уходил все дальше. Вскоре он растаял вдали, в дрожавшей над песком дымке.
– Интересно, долбанет их гравитацией или нет? – спросил Док. – Или, может, америкосы устанут, прилягут отдохнуть, а «зеленые человечки» нас туда перетащат, вместе с бочками и казармой?
Спецназовцы помолчали, обдумывая такой вариант.
– Кстати, Олег, расскажи подробнее, где ты с ним познакомился? – попросил майор Казаков. – Это в тот раз, когда тебя под видом офицера ВДВ отправляли «перенимать опыт»?
– Так точно, – подтвердил Людоед. – Я прожил на базе «тюленей», в Литта-Крик, около трех месяцев. Лейтенант Мэрфи был одним из инструкторов в школе. Точнее, он набирал группу для боевых операций. У него было несколько опытных солдат, но командование приказало увеличить группу за счет новобранцев.
– Товарищ капитан, расскажите, пожалуйста, как готовят боевых пловцов? – с любопытством спросил Василий Запорожец.
Мясников покосился на молодого лейтенанта. Вопросительно глянул на командира.
– Расскажи, – пожал плечами майор Казаков. – А чего ж не рассказать? Во-первых, тут все свои. Во-вторых, времени у нас все равно до черта. Торопиться некуда. Пусть народ послушает. А то не каждый у нас побывал на базе «тюленей».
Капитан Мясников уселся на песок, задумчиво начертил перед собой какой-то непонятный знак. Видимо, решая, с чего начать. И приступил к длинному, подробному рассказу.
– …SEAL – это сокращенное «Sea-Air-Land», что означает «Море-Воздух-Земля». Несмотря на то что этих солдат чаще всего называют «боевые пловцы», «тюлени», а еще «люди-лягушки», сама аббревиатура говорит о том, что спецназовцы готовятся не только к тому, чтобы действовать в море.
Обычно «тюлени» действуют четверками, точнее, в две пары. В каждой паре люди друг к другу подбираются индивидуально, с учетом психологической совместимости. Этому уделяют особое внимание, так как очень часто боевым пловцам приходится сражаться спиной к спине. В такой схватке крайне важно взаимопонимание напарников, слаженные – до секунды – действия. В последние годы боевые пловцы получили дополнительный опыт. В Афганистане «тюлени» тоже попытались действовать четверками, однако быстро поняли, что группа из четырех человек, попавшая в засаду, практически не имеет шансов на выживание независимо от подготовки. Потеряв несколько бойцов, «тюлени» скорректировали тактику, стали действовать шестерками, то есть в три двойки. Или, что встречалось еще чаще, двойными шестерками, то есть по двенадцать человек в группе. Такую же тактику они применяют ныне в Персидском заливе.
Готовят их на двух базах: в Литта-Крик, штат Вирджиния, для Атлантики, и Корронадо, штат Калифорния, для Тихоокеанского флота. Первичная подготовка – это примерно шестнадцать недель, причем большая часть курса ориентирована не только на то, чтобы подготовить физически крепких парней. С самого первого дня начинается отбраковка людей с неуравновешенной психикой, не готовых выполнять приказы.
Допустим, отдают кандидату в «тюлени» приказ – глупый и нелогичный. Стоит только солдату проявить недовольство, инструкторы тут же «вцепятся» в новичка. Могут подвергнуть какому-нибудь унизительному наказанию, чтобы спровоцировать дальнейший рост психологической неудовлетворенности, дискомфорта. Заставят ведрами черпать воду из моря, бежать сотню метров в сторону, по берегу, а там – выливать. И так – час, два, три. Могут приказать отжиматься, да только не на ровном полу. Загонят в лужу, в грязь, чтоб кандидат извалялся в ней по самые уши. Цель – любыми способами вывести человека из равновесия, подтолкнуть его к открытому выражению несогласия, агрессии. Того, кто не выдерживает, – мгновенно отбраковывают.
Первые три недели идет проверка на «излом». Поднимают будущих «тюленей» в шесть утра. Занятия продолжаются около пятнадцати часов, с короткими перерывами для приема пищи. На занятиях новички сдают нормативы по бегу, плаванию, преодолению полос со специальными заграждениями. Также в барокамере проверяется способность выдерживать повышенное и пониженное давление, реакция на дыхание кислородом под давлением. Это очень важно, так как дыхательные аппараты, находящиеся на вооружении боевых пловцов США, позволяют нырять на глубину до двухсот пятидесяти метров. Другое дело, что подъем из такой бездны требует длительной декомпрессии, поэтому обычно «тюлени» работают на глубинах до сорока метров.
Сдача нормативов и тренинги время от времени сменяются лекциями по выживаемости, по способам оказания первой медицинской помощи. С каждым днем упражнения становятся все тяжелее. Если в первое время новички «обходятся» кроссом в десяток километров, то в дальнейшем инструкторы постоянно усложняют задачу: в программе занятий появляется кросс по болоту, по пересеченной местности, бег в гору, бег с тяжелым грузом. Чуть позже вводятся элементы психологического воздействия: рядом с людьми, выполняющими упражнения, подрываются заряды.
Чем дальше, тем труднее соискателю. Он устает, времени на отдых не хватает, а нагрузка постоянно возрастает. Инструкторы начинают придираться к новичкам по любому поводу, всячески провоцируя их на ответную агрессию. Задача: любыми способами отсечь слабых, неустойчивых. Оставить только тех, кто фанатично желает служить в подразделениях боевых пловцов.
Спустя первые две недели происходит нечто вроде предварительного подведения итогов. Те, что выдержали, в торжественной обстановке получают алые шлемы. Но на этом их муки не заканчиваются, самое неприятное впереди. Третья неделя называется «адской».
В течение нескольких дней новичкам не позволяют спать более двух с половиной – трех часов в сутки. В эти дни никаких теоретических занятий не проводится, потому что мозг человека отказывается воспринимать какую-либо информацию, кроме приказов. «Работает» тело. Курсанты осуществляют высадку на неприятельский берег в боевых условиях – сквозь полосу прибоя, треск пулеметов, взрывы. Людей очередями «вжимают» в прибрежную гальку, в песок, не давая вздохнуть, подняться. И так, среди грохота взрывов и хаоса, они лежат два-три часа. Время от времени канонада смолкает, и тогда «добрые» инструкторы включают через мощные динамики запись. Ехидный голос с восточным акцентом произносит фразы типа: «Мне осинь жаль вас, американсы».
На всех этапах обучения специально обученные врачи следят за индивидуальным состоянием каждого бойца во время тренировок. Часто бывает так, что курсанта «снимают с дистанции» даже вопреки его воле. В ряде случаев человек отчисляется, иногда – направляется на лечение. Потом он получает шанс вновь начать тренировки, но обязан вернуться на «исходную», все упражнения повторяются, как будто курс пошел заново.
Курсантов учат подолгу находиться в воде. И тут самая большая опасность – гипотермия, переохлаждение организма. Когда температура тела опускается ниже тридцати четырех градусов по Цельсию, человек испытывает амнезию, его речь становится невнятной, малоразборчивой. При тридцати трех наступает апатия, курсант уже почти не двигается. При тридцати двух – оцепенение. Если продолжать дальше, сердце может остановиться в любую минуту. Существуют нормативы, сколько должен выдерживать «тюлень» в холодной воде. Врачи контролируют температуру тела курсантов. Те, кто слишком быстро «остывает», не способны долгое время пробыть в ледяном океане. Они отчисляются.
Применяются так называемые «пытки волнами». Молодые курсанты по команде инструктора заходят в океан, цепью. Встают так, что накатывающиеся волны покрывают их с головой. Так – пятнадцать минут. Потом маленькая передышка – пять минут на берегу, на пронизывающем насквозь ветру. И снова в океан, опять на пятнадцать минут. Это упражнение может продолжаться часами. На берегу врачи измеряют пульс курсантов, проводят проверку памяти. Если человек «тянет» – его снова отправляют в воду.
Есть много способов довести соискателя до решения отказаться от дальнейшего тренинга. Не выдерживают до пятидесяти процентов из тех, что изначально подавали заявки на службу в SEAL. Они знают, что могут уйти в любой день. Многие пользуются этим правом.
Те, что остаются, переходят на следующий этап, основные курсы. Теперь боевых пловцов учат пользоваться оружием, подводным и надводным снаряжением, различными техническими средствами. Ну, и конечно, начинается отработка навыков рукопашного боя, появляются более «интеллектуальные» упражнения, нежели муки первого этапа, «пытки тела». Теперь «тюлени» изучают способы проникновения на объекты, снятия часовых, маскировки и тому подобное.
Затем – эвакуация с берега и из моря после выполнения задания. Парашютная подготовка. Радиодело, мины, подрывной курс, средства передвижения под водой, разнообразные буксировщики, умение пользоваться прицелами всех модификаций: инфракрасными, лазерными, оптическими.
Надо ли перечислять дальше? – спросил капитан Мясников. – Я всего не видел, мне в полном объеме показывали только курс по отсеву новичков. Точно так же, как мы демонстрировали американцам только базовые компоненты. Нечего «ноу-хау» раскрывать. В общем, многое из того, что делают они, есть и у нас. Сами проходили…
– Любопытно, – пробормотал лейтенант Запорожец.
– Что, Шумахер, расхотелось идти в «тюлени»? – хлопнув его ладонью по спине, засмеялся капитан Мясников. – Ничего. Освоишься. У нас тоже весело.
– Любопытно то, что это – спецназ США. К тому же морской. В ВДВ примерно так же новичков отсеивают. Чуть ли не один в один!
– Так и должно быть, – заметил майор Казаков. – Да, ты прав, Василий, страны разные. Спецназ тоже по задачам отличается. Но схемы подготовки профи высочайшего уровня во многом похожи. Везде нужны фанатично преданные своему делу люди. Потому соискателей проверяют на «излом».
– Меня в ВДВ заставляли с гранатой без чеки нырять в огромную яму с грязью, – вспомнил Василий. – Инструкторы говорили: всплывешь раньше чем через минуту – гранату можешь себе в зад запихнуть. Я чуть эту самую «лимонку» на боевом взводе в морду инструктору не запустил!
Спецназовцы засмеялись.
– Тебе не одному перепадало! – признался Конь. – Помню, когда первый раз бежали кросс на двадцать пять километров, а на плечи навалили боевое снаряжение, тридцать килограммов, я чуть не сдох. Думал – это просто невозможно выдержать. До финиша кое-как добрался, упал и лежал. Не верил, что это я. Все куда-то подевалось: упрямство, злость, ярость, ненависть. Ни эмоций, ни мыслей не было. Только оболочка.
– Америкосы еще и заплывы на двадцать километров практикуют, – «порадовал» капитан Мясников. – Ага. С буксировкой груза до сорока килограммов.
– Хорошо, что мы не боевые пловцы! – с видимой радостью заявил Шумахер.
– Командир, поставь галочку, – попросил Мясников. – Когда вернемся – этого парня на тренировочный заплыв. С грузом.
Никто не успел ответить на эту ироничную реплику Людоеда. Изумленно вскрикнул старший лейтенант Золин. Док указывал рукой в сторону, противоположную той, куда ушли американцы. Из пустыни приближался отряд.
– Контакт, что ли? – недоуменно спросил у всех Тополев.
По мере того как люди приближались, стало понятно: их двенадцать, ведет маленькую колонну чернокожий. Да! Чужаки еще чуть приблизились, и сидевшие на песке офицеры углядели: колонну вел чернокожий лейтенант Даниэль Мэрфи.
– Дас ист фантастиш, – восторженно заявил Тополев. – Это что, клоны «тюленей»?!
Русские, открыв рты, глядели на американцев. Те, приблизившись, – тоже.
– А вы что здесь делаете? – спросил Даниэль Мэрфи.
– Сидим, загораем, – ответил майор Казаков. – А что еще остается?
– А как впереди нас оказались? – задал «тюлень» еще более глупый вопрос. – Вы же там остались, за спиной.
Он обернулся и указал рукой место, где, по его мнению, находились русские.
– Нет, это вы ушли туда, – махнул рукой себе за спину майор Казаков. – А потом как-то пришли оттуда.
И он указал в другую сторону.
– Издеваетесь?! – Лицо американца чуть изменило цвет. Теперь оно стало не черным, а сероватым.
Вероятно, «тюлень» был в ярости.
– Лейтенант! – Майор Казаков пружинисто вскочил на ноги, но потом успокоился, дружелюбно улыбнулся. – Даниэль, нам, конечно, нечем тут заняться. Но не до такой степени, чтоб издеваться над товарищами по несчастью.
Американец долго смотрел на русского офицера.
– Хорошо! – сказал он наконец. – Мы попробуем еще раз. Проверим.
Лейтенант отошел в сторону, подальше от русских. Разровнял площадку на песке. Примерившись, нарисовал стрелу – указатель, куда он намеревался вести группу. А рядом добавил витиеватый автограф. Видимо, для гарантии.
– Пожалуйста, не трогайте это! – попросил он. – Я нарисовал стрелу, указывающую на то место, где осталась… где осталась первая группа русских. Мы возвращаемся.
– Хорошо, – абсолютно серьезно ответил майор Казаков. – Попробуйте, лейтенант! Даю слово, никто из моих ребят не прикоснется к этим знакам. Однако, поверьте, позади вас не существует никакой другой «группы русских».
Мэрфи не ответил, лишь отсалютовал и быстро зашагал прочь. Колонна развернулась и двинулась в обратную сторону.
– Вот те на! – прервал общее молчание Золин. – Выходит, «зеленые человечки» могут так замкнуть пространство, свернуть его в кольцо, что ты вроде как вперед идешь, а движешься по кругу. Словно бы Землю по экватору обошел и в той же точке очутился. Только прибыл в нее с другой стороны.