– Огонь с дымом разжигайте, – сказал Маюни. – Я еще поищу.
Описав вокруг брошенного селения несколько витков, остяк остановился, позвал казаков и указал на след подошвы, самым краем отпечатавшийся во влажной грязи:
– Сир-тя!
Силантий шумно втянул воздух и решил:
– Завтра возвертаемся. Надобно упредить атамана.
Заночевали казаки прямо в селении людоедов. Поутру развели костерок, завалив сырой травой, и отправились в обратный путь. По прямой дошли быстро, еще до вечера оказавшись на берегу моря. Казаки запрыгали, привлекая внимание караульных, Маюни же отправился кружить по ближней тундре. А когда от острога наконец-то приплыла ношва, крикнул сотоварищам:
– Воеводу сюда зовите, да-а! Чего покажу!
Атаман Егоров, сильно озабоченный, приплыл уже через полчаса, да не один, а с Силантием, священником, Кондратом и еще несколькими казаками. Маюни поманил их пальцем и повел всех через мхи и траву ко взгорку в сотне саженей от берега. Поднялся наверх, молча указал на большой прямоугольник примятой травы среди обычной поросли.
– Лёжка! – раздраженно сплюнул воевода, поняв все без слов.
Звери не спят правильными фигурами. Они отдыхают, свернувшись или вытянувшись. После них, понятно, и следы остаются овальные или вытянутые – по телу. А вот люди, постелившие под себя кошму, покрывало, шкуру, циновку или еще чего – другое дело. Люди подстилки делают как раз такие ровненькие, с аккуратными правильными углами.
– Пожухла она вся без света, да-а, – оценил состояние травы молодой охотник. – Дней пять лежали, не менее. Может, и больше, но не сильно. Не белая. Ушли недавно, не поднялась. Может статься, я и спугнул, да-а.
Казаки подняли головы, осмотрели тундру.
– Мы за ними, выходит, следим. А они за нами, – высказался Кондрат.
– Хуже… – прикусил губу Егоров. – Нападение готовят чародеи. Это как в прошлый раз. Местные бояре не управились – вожди куда-то к князьям обратились. Те пришли и разнесли нас в полные брызги! Еле ноги унесли… Ныне, выходит, опять все прежним порядком катится. Мы в трех сечах реку отбили – местные отступили и призвали воинов поопытнее… Мы отступили в холод, куда ящерам ходу нет, так чародеи иных ворогов супротив нас собирают, морозов не боящихся… Менквов, выходит, к себе согнали… Давно согнали, Маюни?
– Дней пять, десять, да-а…
– Пять-десять… А нападения все нет и нет… Не нравится мне это… – И воевода решительно распорядился: – Олекса, беги к немцу, пусть вместе с людьми возвертается. Как бы их не перехватили. Кондрат, пищали, золото и фальнеты, кроме трех, закопай, дабы при худшем раскладе не разорили. Нам пороха все едино от силы на десяток выстрелов хватит. А мы с Маюни до темноты еще погуляем. Может, чего интересного найдем.
Опасность заставила казаков приободриться, снова взяться за улучшение крепости, достраивая стену между западными башнями. Остатки мяса с ледниковых полей они перевезли на ледник в подклеть, сплавали к старому острогу проверить уже подзабытые ловы – и вернулись с полными корзинами рыбы, каковая тоже отправилась вниз, на бывший двор. Вываривать соль временно прекратили, взявшись за пополнение дровяных запасов. Учитывая прошлый опыт, полагаться на пушки, прикрывающие причалы огнем, воины не стали, заволокли незаконченный струг во двор.
– Наступа-а-ают!!! – Раздавшийся наконец-то с башни крик сообщил людям, что старались они не напрасно.
Казачки, что находились на острове за стенами, побежали в острог. Мужчины, глянув на море, отправились к берегу и подняли ношвы, унося лодки под прикрытие стен. Отец Амвросий, перекрестившись перед распятием, запер двери церквушки. Афоня с храмовой утварью убежал перед ним. Именно они двое и поднялись последними на насыпь, вошли по настилу в ворота. Казаки торопливо затянули жердяной мост внутрь и захлопнули створки ворот.
Люди поднялись на стены и оттуда увидели плывущие из устья реки три огромные лодки, битком набитые менквами. Но это было не все – на отмели столпилась еще огромная толпа зверолюдей, подошедшая сюда по берегу.
Лодки направились не к острогу, а к самой дальней оконечности острова, куда из фальконета дострелить, конечно, можно, но вот попасть в цель – маловероятно. Видать, новые враги неплохо представляли себе возможности казачьего оружия. Подготовились.
На заливаемом волнами мысу, в безопасном далеке, высадилась первая сотня врагов, после чего лодки пошли к берегу и в три приема перевезли остальных людоедов. Причем последняя ходка оказалась значительно медленнее предыдущих.
Атаман Егоров вскинул зрительную трубу, настроил резкость, долго наблюдал за ворогом, потом тихо ругнулся:
– Поумнели, однако, чародеи! Ни одного не вижу, замаскировались.
– Чего делать станем, воевода?! – громко спросил его Штраубе.
– Ничего, Ганс, ничего. Пороха мало, побережем. Может, для чего важного еще заряды пригодятся. Покамест просто посмотрим. Странное там чего-то… Вроде как три лодки было, а теперь четыре лежат.
Толпа на дальнем конце острова взвыла и понеслась вперед, все четче и четче прорисовываясь в деталях. Как было и в прошлый раз, сир-тя гнали зверолюдей на бойню общей массой, и самок и самцов, не делая между ними разницы. Как в прошлый раз, многие менквы были одеты в грубо состряпанную из шкур одежду. Однако теперь в руках у них имелись тяжелые дубины величиной с человеческую ногу.
– Вот почему колдуны так задержались с нападением! – догадался Егоров. – Вооружали людоедов и учили их этой штукой пользоваться. Теперь, почитай, не звери это уже, на людей похожие, а настоящие воины, мало отличимые от зверей.
С воем менквы врезались в стену острога, принялись колотить ее, обтекая со всех сторон, а убедившись в бесполезности своих стараний, полезли наверх, цепляясь за трещины в бревнах и подталкивая друг друга.
Митаюки от такого зрелища испытала неприятный холодок – однако, забравшись на высоту в два-три человеческих роста, зверолюди неизменно срывались, не найдя нужной трещинки, опоры для ноги, соскользнув по влажной древесине, и падали на своих собратьев. Несколько раз после этого между менквами вспыхивали драки – невидимые чародеи плохо удерживали дисциплину. И еще до начала сражения среди врагов уже появились первые потери.
– Пойду-ка я струг дальше шить, – внезапно заявил со скучающим видом Ондрейко Усов. – Это надолго. Кто со мной?
Еще несколько казаков отошли от края стены и двинулись вслед за ним.
Часа через три первый штурм закончился. Сир-тя, поняв, что так просто внутрь влезть не получится, успокоили зверолюдей, и те просто бродили вокруг острога, недовольно порыкивая на собравшихся наверху казаков.
– Может, стрелу пустить? – с надеждой спросил Брязга.
– Их тут сотни три, – покачал головой воевода. – У нас наконечников меньше, чем у сир-тя менквов. Побереги, может пригодиться, коли чародей себя выдаст. Или их тут несколько?
Примерно полусотня зверолюдей отправилась на дальний конец острова, уныло взяла там одну из лодок, потащила к острогу. Вскоре стало понятно, что это вовсе не лодка, а огромное бревно с корневищем, все мокрое и склизкое. Похоже, лодки волокли его вплавь.
– Нашим опытом пользуются, – пробормотал себе под нос атаман. – Не тащили, а сплавляли.
Менквы остановились, погудели, поднимая бревно на плечо, разбежались, с ходу ударили им в стену. Острог мелко вздрогнул, а бревно выскользнуло из рук людоедов, развернулось и грохнулось оземь, сминая зверолюдей.
– Еще минус пять, – тихо отметил число раненых Егоров. – Однако, все равно, умнеют язычники, умнеют. До тарана уже додумались, скоро и пользоваться научатся.
Осаждающие, порычав и подравшись, опять взялись за таран, теперь удерживая в руках, разбежались, ударили. Бревно опять выскользнуло, но теперь просто упало вниз, никого не зацепив. Однако зверолюди его подняли, разбежались, ударили. Уронили. Подняли, разбежались, ударили.
– Так потихоньку и утрамбуют, – кивнул Ганс Штраубе.
Всеобщее спокойствие передалось и юной шаманке. Митаюки даже перешла к тыльной стене, выглянула вниз. Там несколько корабельщиков, насверлив коловоротом дырок в досках и каркасе, теперь пытались привязать тесину к борту с помощью тонкого и гибкого соснового корня. Получалось плохо. Казаки давили, пыхтели и ругались, но доска упрямо не изгибалась.
А снаружи мерно доносилось: бум… бум… бум…
Потеряв интерес к таранщикам, атаман стал рассматривать в зрительную трубу берег, реку и горизонт. Что-то явно искал. А что – поди угадай.
Митаюки простояла на стене еще довольно долго, но в течении войны ничего не изменилось. Замерзнув на ветру, она махнула рукой и отправилась болтать с Тертятко, что с самого утра пыталась сшить торбасы из обрезка старой шкуры товлынга. Скроить сапожки у девушки более-менее получилось, но вот проколоть прочную кожу удавалось с трудом. И для нее это стало куда важнее случившейся вокруг острога битвы.
На следующий день зверолюди с утра опять попытались влезть на стену – но с прежним успехом. Потом стали колотить стену дубинками, а после полудня принялись ходить вокруг острога с тараном, колотя то тут, то там. Видимо, искали слабые места.
Казаки, оставив на стенах лишь дозорных, занялись во дворе ощипыванием на короткие, но толстые досочки заготовленных для очага чурбаков. Набрав пять-шесть досок, ровно их укладывали, прикрепляли поперек еще две, сшивали ремешками, приделывали рукоять. Получались большие деревянные щиты.
– Зачем они? – спросила мужа юная шаманка.
– Дубинки больно тяжелые, – ответил Серьга. – Саблей или топором не отбить. Нужно чем-то прочным прикрываться.
– Но ведь менквам внутрь не попасть! Они в наши стену хоть до новой зимы стучать могут!
– Стучат они зря, – поднял на нее глаза Матвей. – Да токмо никуда не уходят. Когда у нас кончится еда, нам останется только глупо умереть взаперти.
– Да? – Об этом юная шаманка, привыкшая сытно кушать дважды в день, как-то не подумала.
– Да, – согласно кивнул казак и прочнее затянул узлы.
Пока таран выискивал слабое место в стенах, не занятые стуком зверолюди просто бродили вокруг острога, поглядывая на караульных. Воля чародеев не позволяла им отвлекаться или удаляться далеко от крепости. Потихоньку в менквах пропала и злость, и желание драться. Или, точнее сир-тя устали поддерживать их в своих рабах. Зачем, если добраться до врага никак не получается? И тут…
Со стуком отворились ворота, из них вперед словно выпрыгнул жердяной помост, по нему наружу, с копьями наперевес и прикрываясь щитами, выскочили десять казаков и помчались вниз по насыпи, коля и рубя по дороге встреченных менквов.
Щит скользнул назад, ворота захлопнулись – а зверолюди, рыча, кинулись на неожиданных врагов.
Матвей бежал правым во втором ряду. Перемахнув мост, он тут же с вытянутой руки уколол одного людоеда, другого, третьего. Зверолюди смотрели на них тупо, словно огородные пугала, и если казаки не прорвались сразу, то только потому, что передовым копейщикам приходилось врагов не только убивать, но и расталкивать.
Внезапно все изменилось – стая взревела, кинулась, одновременно взмахнув дубинками. Серьга под этот взмах успел проколоть еще одного людоеда, под оружие другого подставил щит, уколол тушу за ним, ближнего ударил краем щита в оскаленную пасть, тут же спрятался за него от еще одной дубины, уколол… Копье застряло, и падающее тело он перепрыгнул уже с саблей в руках.
– Да сколько же вас, во имя святой Бригиты! – ругался впереди немец, прорубаясь через толпу. Тяжело дышал Семенко, витиевато ругался Иван Карчига.
Мало того что менквы были впереди, так они догоняли еще и сзади, и Матвею пришлось обернуться. Он подставил щит под удар дубины, проколол зверолюдине грудь, отскочил на шаг, подставил щит под дубину следующего, уколол. Подставил, уколол…
Рядом вскрикнул Карчига, у которого раскололся посередине щит, и попавшая в пролом дубина достала висок. Казак упал, и Матвею пришлось резко пригибаться, уворачиваясь от оружия, летящего уже ему в голову. Снизу он подсек запястье врага, откачнулся от другой дубины, уколол в ответ, подставил щит под третью…
Тресь! И вместо щита в руках осталась россыпь болтающихся на ремешках досок.
Выигрывая миг, Серьга метнул этот мусор в морду менква, вытянул из-за пояса топор, прикрылся от нового удара уже им, опять рубанул запястья, обратным движением перерезал оказавшуюся рядом морду, услышал еще один человеческий вскрик и взмолился:
– Когда же вы кончитесь, господи?!
Откачнулся от дубины, кольнул людоеда в горло, попятился, потом отскочил еще на шаг, резко шарахнулся влево, пропуская удар справа от себя, рубанул в ответ поперек глаз, одновременно отбивая другой выпад топором, тут же хлестнул кончиком клинка по волосатым пальцам, отскочил еще на пару шагов…
– Бежим, слава святой Бригите! – заорал немец, давая знать, что передовая линия прорвалась, и Матвей, отпрыгнув еще на шаг, развернулся и помчался что есть мочи за товарищами. Зверолюди неслись следом, отставая на считаные шаги.
– Средняя!!! – в полусотне саженей от лодок предупредил Ганс Штраубе, и Матвей чуть изменил направление бега, запрыгнул в ближнюю лодку, что есть силы замахнулся топором, рубанул днище, еще раз, еще.
С ревом налетели менквы. Наверное, хотели влезть внутрь, но с такой силой врезались в борт, что лодку перевернули, а Серьга от толчка вылетел в другую сторону, в воду, тут же вскочил, убирая саблю и суя топор за пояс. Навалился на борт соседней лодки, помогая священнику, немцу, Михайло и Онисиму спихнуть ее в воду, услыхал плеск сзади, развернулся, выхватывая клинок, рубанул им волосатое тело, вскинувшее двумя руками дубину, кольнул морду рядом, третьего врага полоснул поперек груди, снова навалился на лодку. Она пошла, пошла – Матвей снова обернулся, отмахиваясь саблей. Уловил миг, перевалился через борт, стал лупить остро отточенной саблей по волосатым пальцам, стремящимся лодку удержать.
Ближе к носу немец и священник уже вовсю гребли, и посудина наконец отошла от берега.
С дальней лодки кинулся в воду Семенко Волк. Матвей подхватил со дна весло, протянул ему. Казак ухватился, поволочился следом. Серьга подтянул его, дал возможность ухватиться за борт и тоже начал грести.
– Оторвались! – выдохнул Волк, падая на дно лодки. – Я свою хорошо рубанул, в двух местах. А ты?
– Дыра есть, – уверенно кивнул Матвей.
На стенах острога казаки тоже крестились, облегченно переводя дух.
А ведь поначалу казалось, что затея провалилась! Когда десяток храбрецов вырвались из крепости и сбежали вниз, сбивая первых, растерянных менквов, им нужно было пробиться всего десять шагов. Но уже на полпути людоеды словно взбесились, ринулись на воинов отовсюду, толпа стала густеть, и казаки увязли в ней, как оса в меду. Упал сперва один воин, потом второй, споткнулся третий…
Однако воевода вдруг заметил, что среди беснующейся толпы один людоед стоит недвижно, слегка расставив руки. Егоров хлопнул по плечу Брязгу, указал цель. Дважды тренькнула тетива, чародей упал, ярость зверолюдей тут же ослабла, и отряду, перебив самых ближних людоедов, удалось вырваться на открытое место. Почти сразу менквы снова встрепенулись, кинулись в погоню. Видать, ими завладел другой сир-тя, угадать которого не получалось. Но казаки уже успели набрать скорость, первыми домчались до лодок. Двое прыгнули в правую и левую, остальные стали сталкивать среднюю.
Набежали менквы, на несколько мгновений все смешалось – а потом стало видно, что лодка все-таки отплыла, и вроде бы с людьми.
– Отлично, – облегченно перекрестился атаман. – Теперь мы почти на равных.
Тем временем казаки в трофейной посудине отдыхали, потихоньку приходя в себя, осматривались. Священник, перебирая предметы на дне, некоторые сразу кидал за борт:
– Фу, мерзость богопротивная!
Некоторые откладывал, а над кувшином застыл в глубоком размышлении:
– Мазь, что ли, какая травяная?
– Дай посмотреть, отче… – Серьга перебрался ближе, понюхал, потом приподнял и наклонил, отпивая через край.
– Чего там? – заинтересовались остальные.
– Кисель, – он опустил кувшин, отер усы и бороду. – Вкусный, сытный. Попробуйте, не пожалеете.
– А вдруг заговорен? – опасливо спросил отец Амвросий.
– Так ведь для себя дикари держали! Себя-то что за смысл травить?