Гилдерну хотелось верить в то, что Лентралл рассуждал именно так, и, судя по всему, он не ошибся. От компьютерных файлов ему было бы мало прока. Гилдерн не являлся ни технарем, ни ученым. Для того чтобы расшифровать техническую информацию, ему понадобилось бы чересчур много времени. Нет! Бумаги, которые можно сфотографировать, – вот, что ему нужно. Небрежные записки, краткие наброски, приготовленные для того, чтобы объяснить суть проблемы непосвященным. А если повезет – электронные блокноты, доверху набитые информацией, которую можно скопировать и забрать с собой.
В кабинете царил относительный порядок, но не такой, как если бы здесь прибирался робот. Гилдерну хватило одного взгляда, чтобы заметить: некоторые книги на полках чуть-чуть выдвинуты, стопки бумаг на столе выровнены недостаточно аккуратно, а стул не задвинут под письменный стол и стоит чуть в стороне. Значит, Лентралл присматривает за комнатой сам. Что ж, тем лучше! Если Гилдерн случайно сдвинет что-нибудь с места, это останется незамеченным. Кроме того, если хозяин кабинета и впрямь ухаживает за ним самолично, этот «порядок» может немало рассказать о его характере.
Гилдерн приступил к обыску.
От взгляда Фреды Ливинг не ускользнуло, как изменилось лицо ее мужа сразу же, как только за его спиной закрылась дверь. Непроницаемое выражение на нем сменилось глубокой озабоченностью. Посмотрев на жену, Альвар, видимо, понял, что Фреда заметила его тревогу, и печально улыбнулся.
– А вот когда я был полицейским, то не умел скрывать своих чувств, – проговорил он. – Мое лицо было открытой книгой. Вот ведь что политика делает с людьми.
Фреда встала со стула и взяла мужа за руку:
– Даже не знаю, радоваться ли, что со мной ты не притворяешься, или огорчаться тому, что ты вообще на это способен.
– Наверное, и то и другое, – словно извиняясь, сказал Альвар.
– О чем рассказал тебе Деврей?
– О том, что наши друзья и наши враги, которые, кстати, могут оказаться одними и теми же людьми, уже знают почти все, что мы пытаемся держать от них в секрете.
– Не только от них, но и от меня. – Фреда отошла от мужа на пару шагов, сложила руки на груди и присела на краешек его рабочего стола. – Может, если им уже все известно, ты нарушишь обет молчания и все же посвятишь меня в суть происходящего?
Сцепив руки за спиной, Крэш принялся расхаживать из одного конца кабинета в другой – верный признак беспокойства и нетерпения.
– Где же этот парень? – воскликнул он, не обращаясь ни к кому, а затем перевел взгляд на жену, не прекращая мерить комнату шагами. – Не подумай, что у меня есть от тебя какие-то секреты. Просто я хотел, чтобы ты выслушала все это точно так же, как я в первый раз. Мне было важно узнать твое мнение о… об этом, и я не стал тебе ничего говорить, чтобы ты не делала предварительных выводов.
– Тебе это удалось. Мне известно лишь, что это может обернуться угрозой для роботов с Новыми Законами.
Крэш перестал расхаживать по кабинету и снова посмотрел на жену:
– Это может обернуться угрозой для всех. И, кстати, вот главный герой нашего времени.
Дверь скользнула вбок, и в комнату вошел молодой энергичный человек в сопровождении средних размеров робота мышиного цвета, который незамедлительно занял место в одной из стенных ниш. Если робот был совершенно неприметным, то человек – наоборот. Угловатое лицо, темная кожа, подстриженные ежиком волосы, быстрый взгляд придавали ему если не мужественный, то, по крайней мере, необычный вид. Являлся Давло Лентралл центральной фигурой важнейших событий или нет, но выглядел он очень импозантно.
– Доброе утро, доктор Ливинг, – произнес он, отвесив женщине легкий поклон. Этот старомодный жест в его исполнении получился весьма элегантным. Затем он повернулся к ее супругу: – Доброе утро, сэр.
– Здравствуйте, – кивнул Крэш. Возле одной из стен кабинета стоял диван. Крэш уселся на него, Фреда опустилась рядом, и губернатор указал Лентраллу на удобное кресло, стоявшее напротив дивана. – Присаживайтесь, доктор Лентралл.
Однако Лентралл остался стоять. Было видно, что он волнуется, но старается казаться спокойным.
– Сэр, я должен сказать вам одну вещь. Возможно, это прозвучит абсурдно, но мне кажется, что… что за мной следят.
Крэш печально улыбнулся.
– С сожалением должен констатировать, что это звучит вовсе не абсурдно, – сказал он. – Только что от меня ушел коммандер полиции. Он сообщил мне, что кое-кто очень вами заинтересовался. Поэтому я не удивлюсь, если за вами установили слежку.
Давло кивнул и, похоже, немного расслабился.
– Как ни странно, ваши слова принесли мне облегчение. Я предпочитаю знать наверняка, что за мной следят, нежели мучиться параноидальными страхами.
– Поверьте мне, голубчик. В нашей жизни одно не исключает другого. Пусть все остается как есть. Сделайте глубокий выдох, присаживайтесь, и поговорим о деле.
– Да, сэр.
Давло опасливо опустился в кресло, словно боясь, что оно развалится под его весом либо из сиденья выскочит какой-то потайной механизм и схватит его.
Фреда обратила внимание на то, что сегодня кабинет выглядит немного иначе, нежели всегда, да и муж находится не на своем обычном месте. Она поняла, что Крэш велел произвести в комнате перестановку, чтобы она выглядела менее официально и чуть более по-домашнему и не подавляла посетителя торжественностью. Этим утром Альвар Крэш не восседал, как обычно, в своем напоминающем трон кресле, отгороженный от всех барьером огромного резного стола. Он сидел на диване в подчеркнуто расслабленной позе. Находясь в кресле, Лентралл имел возможность смотреть на Правителя немного сверху, а низкий столик между ним и диваном являлся своего рода нейтральной полосой, буферной зоной, как бы отгораживавшей маленький мир Лентралла от постороннего вторжения. Даже спокойное выражение на лице Альвара являлось частью игры.
Внезапно до Фреды дошло, что она тоже – часть этого шоу. Альвар хотел, чтобы, рассказывая, Лентралл обращался именно к ней. Может быть, он рассчитывал на то, что его успокоит общение с женщиной, близкой ему по возрасту и не отягощенной никакой официальной должностью? А может, Альвар захотел устраниться от разговора и побыть в роли стороннего наблюдателя? Впрочем, возможно, он делал все это чисто инстинктивно, руководствуясь шестым чувством опытного политика, которое невозможно ни объяснить, ни проанализировать.
– Дональд, – проговорил Крэш, – сделай для нашего гостя какой-нибудь напиток.
– Сию минуту, сэр, – ответил Дональд, выступая из ниши. – Что вы предпочитаете?
– Ничего, – ответил Лентралл, с удивлением рассматривая робота. Затем он повернулся к Фреде: – Доктор Ливинг, простите мое любопытство, но прав ли я, предположив, что именно вы разработали и создали этого робота?
– Вы правы.
– Ага… Вы очень известный человек, и точно так же известны многие из ваших творений.
– Мягко сказано, – мрачно хмыкнул Крэш.
Лентралл перевел взгляд на Правителя, и на его губах заиграла тонкая улыбка:
– Вы совершенно правы, сэр. Но меня смутило его имя. Почему именно Дональд?
– У меня есть смешная привычка называть сделанных мною роботов именами, придуманными одним древним писателем, – ответила Фреда. – Этот человек жил на старой Земле в эпоху, предшествующую появлению роботов. Человек по имени…
– Шекспир, – перебил ее Лентралл. – Мне это известно. Вильям Шекспир. Кстати, я полагаю, его было бы точнее называть не писателем, а поэтом или драматургом. Я знаком с его творчеством, поэтому и удивился. Других ваших роботов зовут Калибан, Просперо, Ариэль – все из Шекспира. Я даже видел какой-то репортаж про вас, и обратил внимание на то, что вашего персонального робота зовут Оберон. Снова Шекспир. Вот почему имя Дональд заставило меня удивиться.
– Прошу прощения?
– Позвольте, я объясню, сэр, – заговорил Дональд, обращаясь к Лентраллу. – Я назван в честь второстепенного персонажа из драмы «Макбет».
– Но в этой пьесе нет персонажа с таким именем, – ответил Лентралл. – Я хорошо ее знаю. Более того, я почти наверняка уверен в том, что у Шекспира вообще нет персонажа по имени Дональд. – Лентралл наморщил лоб, пытаясь что-то вспомнить. – По-моему, в «Макбете» есть Дональбайн, – сказал он. – Дональд, должно быть, искаженное Дональбайн.
– Извините, что поправляю вас, сэр, – проговорил робот, – но я только что сверился со своей встроенной информационной базой и еще раз убедился, что персонажа пьесы зовут именно Дональд.
– В этом нет ничего удивительного, – ответил Лентралл. – Если в базе доктора Ливинг содержится искажение, оно должно быть и в твоей. С течением лет в древние тексты часто вкрадываются ошибки.
– А не может ли случиться так, сэр, что именно в вашей базе данных содержится ошибка? – спросил Дональд.
– Все возможно, но это предположение кажется мне крайне сомнительным. Я своего рода коллекционер подобных вещей, и у меня имеются четыре копии текстов Шекспира: три – в компьютерных файлах и один – в виде древнего издания. Никакого Дональда в них нет.
– Понятно, – сказал робот, хотя было очевидно, что он обескуражен словами Лентралла. – Видимо, мне придется перепроверить встроенную информационную базу. – Сказав это, он ретировался в свою нишу.
– Интересно, – хмыкнул Лентралл. – Мы всегда знаем меньше, чем нам кажется. Вы согласны со мной, доктор Ливинг?
– А? Что? Ах да, конечно. – Фреда была совершенно выбита из колеи. Как она могла допустить такую ошибку! И какие еще ошибки, о которых не подозревает до сих пор, она совершила за последние годы? Женщина сама удивилась, как взволновало ее это маленькое недоразумение.
А Лентралл? Он проявил грубость и высокомерие в первую же минуту их знакомства. Впрочем, понятия грубости для этого парня, видимо, просто не существовало. Давло Лентралл был поистине необычным человеком, с характером и задатками, которые никогда не позволят ему добиться успеха на поприще политики. Ему повезло, что он избрал для себя другую сферу деятельности.
Однако разговор пока шел довольно бессодержательный.
– Может, нам пора перейти к делу? – спросила Фреда.
– Совершенно с вами согласен, – быстро ответил Лентралл. – Могу ли я узнать, до какой степени вы знакомы с сутью вопроса?
Фреда поколебалась, но не смогла прочесть на лице молодого человека ничего, кроме нетерпения.
– Чтобы сразу избежать недопонимания, доктор Лентралл, должна сообщить вам следующее: супруг не стал рассказывать мне вообще ничего. Он хотел, чтобы я услышала все от вас. Так что начните, пожалуйста, с самого начала.
– Ладно, – почти грубо ответил Лентралл. – Основная суть заключается в том, что я, как мне кажется, нашел способ ускорить процесс преобразования климата планеты, чтобы раз и навсегда стабилизировать его.
– Правда, ценой угрозы для миллионов ее обитателей, – донесся из стенной ниши голос персонального робота Лентралла.
– Помолчи, Кейлор, – осадил его хозяин.
– Первый Закон требует, чтобы я сказал хотя бы это, – упрямо отозвался-робот. – Ваш план угрожает жизни миллионов людей. Он опасен.
– Я бы не назвал это опасностью, – с раздражением проговорил Лентралл. – Определенный риск, конечно, есть, но если мой план удастся, он будет означать безопасность и комфорт для многих грядущих поколений людей.
– Эта дискуссия не представляет для меня интереса. Она носит уж чересчур гипотетический характер, – ответил Кейлор.
– Ты свое мнение высказал. Теперь я приказываю тебе замолчать, – сказал Лентралл. Он осуждающе покачал головой и посмотрел на Фреду: – Вы известны тем, что делаете суперроботов, и, возможно, мои слова покажутся вам кощунством. Но иногда я начинаю задумываться: а может, поселенцы были все-таки правы, объявив их вне закона?
– Время от времени эта мысль посещает и меня, – сказала Фреда. – Но продолжайте, пожалуйста. Каким образом вы предлагаете стабилизировать климат?
– Растопив льды северного полюса, – ответил Лентралл. – Я называю это проектом Полярного моря.
– И чего конкретно вы этим добьетесь? – спросила Фреда.
Несколько секунд Лентралл смотрел на женщину в немом изумлении, словно она спросила, зачем нужны роботы.
– Позвольте мне вернуться немного назад, – наконец произнес он. – Точнее, позвольте мне вернуться к самому началу. Как вам, должно быть, известно, когда на эту планету прилетели первые колонисты, они обнаружили здесь пустынный мир, состоявший из двух больших и отличных друг от друга географических регионов. Две трети суши планеты, находившихся к югу, состояли из низин, в то время как ее северная треть представляла собой огромное возвышенное плато. Именно по этой причине Инферно считалось не очень подходящей планетой для преобразования климата.
– Почему?
– Потому что, когда на планете появилась бы вода, она незамедлительно стекла бы к югу, что, собственно, и произошло. Сегодня мы называем северные районы Большой Землей, а южные низины, затопленные водой, Южным океаном. В результате один полюс планеты покрыт водой, а второй представляет собой сушу.
– И что из этого следует?
– Очень многое. Вода поглощает энергию гораздо более эффективно, нежели атмосфера. Вода может циркулировать и нести с собой тепло. Средние температуры в южном полушарии гораздо более умеренны и стабильны, чем в северном, поскольку теплые течения циркулируют вокруг полюса и согревают приполярные районы. А холодные полярные воды могут перемещаться к районам, где температура выше средней, и охлаждать их. Я сейчас страшно упрощаю, говорю примитивно, но в этом заключается главная идея моего открытия.
– А на севере этого не происходит, поскольку там нет воды, правильно? – спросила Фреда, подняв глаза на мужа, однако лицо его оставалось непроницаемым. Он не участвовал в этой игре. Он наблюдал ее со стороны.
– Абсолютно! – с энтузиазмом кивнул Лентралл. – Большая Земля – это огромный монолитный континент. Он полностью занимает треть всей поверхности планеты, расположенной вокруг северного полюса. Поскольку вода не поступает в северное полушарие, температуры там не могут саморегулироваться. В тропических регионах к северу от экватора слишком жарко, в то время как ближе к полюсу – чересчур холодно. Если вы взглянете на карту, то увидите, что южная оконечность Большой Земли, на которой сосредоточено большинство населения, более или менее граничит с верхней частью северного тропического пояса. Здесь, в Аиде, мы находимся как раз посередине двух температурных поясов. Однако эти пояса смещаются, и мы сейчас – очень близко к северной границе той зоны, которую с некоторой натяжкой можно назвать пригодной для обитания. На самом же деле, если руководствоваться довольно жесткими стандартами поселенцев, то даже в той местности, где расположен Аид, жить уже нельзя. Я думаю, из-за недостаточных осадков. Но так или иначе, площадь материков Инферно, пригодная для жизни, сейчас представляет собой узкую полосу всего лишь в пятьсот-шестьсот километров шириной, которая протянулась вдоль южной оконечности Большой Земли. И эта полоска продолжает сужаться, несмотря на все прилагаемые усилия и временные успехи.
– Я думала, что программа преобразования климата осуществляется успешно, – сказала Фреда, вновь поглядев на мужа.
– Так и есть, – ответил Альвар, – но только в некоторых районах. В основном в тех, которые населены людьми. В других местах мы продолжаем терять земли. Дела в основном обстоят неплохо вокруг Аида и в районе Большого залива. После того как мы справимся с проблемами в этих регионах, мы планируем заняться и другими.
– Если только вам представится такая возможность, – сказал Лентралл. – Последние расчеты говорят, что все может сложиться иначе. Вы надеетесь на неустойчивое равновесие, а оно весьма ненадежно.
– Что значит «неустойчивое равновесие»? – осведомилась Фреда.
Лентралл с улыбкой сунул руку в нагрудный карман туники и вытащил большую монету. Фреда невольно отметила про себя, что это была монета поселенцев. Лентралл проделал это так быстро, что женщина подумала, что он был готов к этому вопросу.