Я толкнул дверь в коридор и тут же увидел стоявшего за ней охранника. Он, как я и ожидал, даже не посмел сколько-нибудь пристально рассматривать человека, имевшего такую знакомую физиономию. Но когда я шагнул мимо него, он шумно вздохнул. Я резко повернулся в его сторону и спросил глубоким красивым баритоном:
– В чем дело?
Он вздрогнул и, запинаясь, ответил:
– Мы волноваться начали…
– Да? – Я смерил его взглядом. – И какова причина вашего волнения?…
– Ну как же… – заторопился стражник с пояснениями, – четвертые сутки благородный бель не выходит из кабинета… Сам Великий ханиф проявил интерес к твоему такому долгому отсутствию… Да еще этот… ученик… и секретарь…
– Ясно, – прервал я его объяснения. – Но, как видишь, все в порядке… Скажи-ка мне, рабочий день уже закончен?…
– Да, благородный бель, сейчас время ужина…
– Проводи меня в обеденный зал служителей Второго Круга…
– Но мой пост… – неуверенно произнес он. Я молча глянул ему в лицо, и стражник молча повернулся и направился в сторону лестницы.
Он быстро провел меня пустыми коридорами в знакомый мне холл и указал на дверь, ведущую в обеденный зал. Затем стражник чуть ли не бегом вернулся на свой пост, а я подошел к указанной двери. Из-за нее раздавался возбужденный гул голосов. При этом выделялся особенно громкий басовитый голос беллы Коры.
– …И не надо строить из себя героя, бель Касум! Чего ты добьешься, бросив в лицо Главному хранителю трона это оскорбление? Мне тоже жалко нашу девочку, и я тоже уверена, что она не заслужила такой участи, но твоя гибель не вернет ее. Так к чему ненужные жертвы?…
В ответ раздался голос беля Касума:
– Я дядя беллы Златы! Если ты не забыла, она сама назвала меня этим именем. Я имел право, как ближайший родственник, заменить ее на костре. Но мне не дали воспользоваться моим правом. – Тут он прервал сам себя и обратился к кому-то: – Я уже говорил вам, что их невозможно привести в чувство… Надо вызвать кого-нибудь из магов Лиги, чтобы они осмотрели их… – Затем он, по всей видимости, снова обратился к своей старой подруге: – Я должен сказать белю Озему, что он нарушил самый главный закон Великого ханифата и не может исполнять далее обязанности Главного хранителя трона…
В этот момент я толкнул дверь столовой и вошел. Все мгновенно обернулись в мою сторону и замерли, увидев мое лицо.
Бель Касум, как всегда, сидел во главе стола. Недалеко от него расположилась белла Кора, а рядом с ней еще двое пожилых придворных. Несколько человек хлопотали около двух кресел, в которых находились неподвижные мужские тела с характерным, безразлично погруженным в себя взглядом.
Окинув быстрым взглядом окружающую обстановку, я продолжил разговор, который вели бель Касум и белла Кора:
– Ты абсолютно прав, уважаемый бель Касум, ваш Главный хранитель трона и президент Лиги полностью себя дискредитировал и поэтому не может исполнять свои обязанности. Кроме того, он увел за собой всех членов Большого Круга неизвестно куда и вряд ли оттуда вернется. Видите, что с ними стало?… – Я кивнул в сторону неподвижных тел.
– Но… как же… бель Озе… – растерянно забормотал Златкин «дядя», а белла Кора, пришедшая в себя быстрее всех, спросила своим громовым голосом:
– Кто ты такой, молодой человек с лицом беля Озема и фигурой гвардейца первой когорты ханифской гвардии?
«Вот кто уловил мое главное несоответствие белю Озему…» – подумал я и быстро провел левой ладонью от подбородка ко лбу, стирая наведенную личину. Пока собравшиеся в зале рассматривали мое новое лицо, я обратился к белле Коре:
– Я друг беллы Златы. И прибыл сюда, чтобы разобраться что, собственно, с ней произошло.
– Но откуда тебе известно, что случилось с белем Оземом? – пришел наконец в себя бель Касум.
– Я только что из кабинета беля Озема и смею вас всех заверить, что он имеет точно такой же вид, как и двое этих несчастных членов Большого Круга. – Я еще раз указал на неподвижные фигуры в креслах.
– Значит, беля Озема больше нет?… – растерянно переспросил один из соседей беллы Коры.
– Нет, – подтвердил я, – и вряд ли он больше вообще появится.
Сосед беллы Коры уставился на меня, словно хотел до конца увериться в правдивости новости, которую я им сообщил. В зале повисла напряженная тишина, а спустя несколько долгих мгновений тот же человек неожиданно широко улыбнулся и громко заявил:
– Какое счастье для всего ханифата!…
– Но если все члены Большого Круга находятся в таком же состоянии, значит, Первый Круг служителей… исчез! – неожиданно заявила белла Кора. – Ведь все они были членами Большого Круга Лиги!
И снова в зале воцарилась тишина, а через секунду заговорили сразу все. Заговорили возбужденно и радостно, как люди, внезапно почувствовавшие себя свободными и вместе с тем понимающие, какая большая ответственность легла теперь на их плечи. Я прекрасно их понимал, они ведь стали первыми вельможами государства и от них зависело, чтобы все жители Великого ханифата Ариам воскликнули вслед за ними: «Какое счастье!…»
Не вмешиваясь в их оживленный разговор, я направился к лестнице, ведущей в покои Златы, или хранителя дареных книг. Сбежав по винтовым ступеням, я оказался в ее апартаментах и быстро нашел дверь, ведущую в книгохранилище. Как я и предполагал, она была открыта, заклятие, наложенное на замок, по-видимому, белем Оземом, распалось.
Я вошел в хранилище, и его стены сразу озарились светом. Пройдя между стеллажами, я быстро отыскал знакомый толстый фолиант и перенес его на пустой стол. Книга действительно очень напоминала том, в котором Ахурамазда делал записи и который он назвал «Фуга для двух Клинков, двух Миров и одного Магистра». Такие же размеры, такая же темная кожа переплета. И все-таки что-то мешало мне поверить, что это искомый артефакт. Может быть, необычные заклинания, плотной пеленой, в несколько слоев, обволакивающие том. Причем эти заклинания не исчезли вместе с белем Оземом, значит, они были наложены кем-то другим.
Положив ладони на темный переплет, я прикрыл глаза для большей сосредоточенности и принялся изучать структуру наложенных заклятий. Я был прав: эти заклинания были сформированы очень-очень давно весьма могущественным чародеем. Прочтению они почти не поддавались. Мне стало ясно, что бель Озем не мог знать содержание этой книги и охранял ее так строго только из-за ее древности или по чьему-то прямому приказу.
Я просидел над книгой, наверное, несколько часов, прежде чем смог уловить природу наружного заклинания. Однако постепенно понимание чужой ворожбы приходило. Это было нечто в стиле нашего Древнего Египта. Заклинание базировалось на призыве к какому-то темному острозубому ползающему божеству прикрыть своей мудростью истину, хранящуюся на этих страницах. Оно было наложено против неосторожных чар. Другими словами, стоило попробовать прочитать книгу с помощью волшебства, не сняв наложенного заклинания, и неосторожный читатель мог оказаться в некоей божественной пасти. Впрочем, там же можно было оказаться и в случае неудачной попытки снять заклинание.
В конце концов я настолько разобрался в этой древней волшбе, что решил попробовать стереть ее.
Достав из стоящего у стены ящика несколько пустых карточек, я принялся набрасывать контрзаклинание, посчитав, что лучше всего подойдут для этой цели именно египетские иероглифы. На это занятие у меня ушло не менее двух часов и восемь карточных листочков. В конце концов у меня получились удовлетворившие меня шесть иероглифов, которые я аккуратно выписал на чистый лист. Мне оставалось всего лишь положить написанное заклинание на книгу и произнести на выбранном языке одно слово: «Свершилось».
Именно это я и сделал.
Стоило смолкнуть последнему звуку произнесенного мною слова, как над книгой закурилась легкая туманная дымка. Она быстро уплотнялась, прикрывая книгу и часть столешницы. И только исписанный мною листочек плавал поверх этой дымки. Я внимательно наблюдал за происходящим, и в этот момент из волнующегося туманного облачка вынырнули чудовищные, вытянутые вперед челюсти, вооруженные здоровенными, загнутыми внутрь зубами. Они мгновенно раскрылись, демонстрируя казавшуюся бездонной пасть, и лязгнули, как стальной капкан, у самого моего лица.
Я едва успел отпрянуть, а из тумана продолжала выползать жуткая морда зеленовато-бурого цвета.
«Крокодил… – внезапно догадался я. – Только уж очень здоровенный». И тут я вспомнил, что книгу должно оберегать какое-то «темное ползающее божество».
Рискуя рукой, я мгновенно бросился вперед и, выхватив из под жуткой пасти этого неведомого божества свою бумажку с заклинанием, принялся лихорадочно проверять написанное.
Чудовище продолжало выбираться из наложенного на книгу заклинания. Огромная уродливая голова длиной не менее метра с шипастым костяным гребнем вдоль морды и красновато посверкивающими глазищами уже полностью появилась на свет. Стало ясно, что если это и крокодил, то совершенно неизвестной мне породы. Гораздо больше это жуткое божество напоминало какого-то доисторического ящера. Вот только его глаза были удивительно умны и внимательны.
Скорость появления монстра явно возрастала, словно, просунув в этот мир голову, он решил главную задачу, а все дальнейшее для него было только делом техники. Но в этот момент я наконец понял, в чем дело. В изображении одного из иероглифов я применил упрощенное начертание, чего, по-видимому, делать не следовало. Я немедленно добавил к этому сволочному иероглифу две недостающие черточки и, швырнув листочек на прежнее место, снова произнес кодовое слово.
Зверюга долгим осуждающим взглядом посмотрела мне в глаза и внезапно начала таять, растворяясь в заклубившемся туманном облачке.
Через секунду ее не стало, а туман над книгой полыхнул чистым зеленоватым пламенем. Несколько мгновений я смотрел в этот чудесный огонь, а затем он стих, словно у него кончилось топливо.
Книга в темном кожаном переплете с секунду лежала на совершенно невредимом столе, а затем стала медленно уменьшаться в размере и при этом стремительно стареть! Я с удивлением наблюдал за столь неожиданной метаморфозой, ожидая ее завершения. Наконец преображение, а вернее, возвращение истинного облика, закончилось.
Лежавшая передо мной небольшая, довольно тонкая книжица была настолько древней… нет, настолько ветхой, что я не сразу решился взять ее в руки. Я просто сидел и рассматривал этот раритет.
Основное заклинание, защищавшее и маскировавшее этот томик, было стерто. Еще два заклинания, по-прежнему покрывавшие переплет, были совершенно безвредны. Как я сразу понял, они всего лишь предохраняли бумагу книги от старения, а краски – от выцветания. Если бы их не было, томик уже давно рассыпался в прах.
Наконец я решился и осторожно раскрыл ее. На титульном листе было красиво, вручную выведено «Альмагест», и я не совсем понял это название. Зато внизу страницы, так же аккуратно, только гораздо мельче, было написано «3012 от Сотворения мира».
Эта надпись меня просто заворожила, и я рассматривал ее целую минуту! Она означала, что эта книга увидела свет до Всеобщей Войны. Именно от окончания Всеобщей Войны велось летосчисление во всех государствах Разделенного Мира!
Я с трепетом перевернул титул. Первый лист был сфальцован вшестеро, и когда я развернул его, то с непередаваемым изумлением увидел… карту! Да-да, передо мной лежала яркая, подробная карта Разделенного Мира. Нет! Не Разделенного Мира, а того мира, который существовал до Разделения.
Сразу стало ясно, что древний картограф имел ясное представление только о части, и весьма незначительной части, своего мира. Области, пограничные с Ойкуменой, пестрели самыми фантастическими сведениями об их обитателях. Встречались здесь сообщения о людях-собаках, кентаврах, «драконоголовых» и других «уродах» мыслящей фауны.
Аккуратно свернув карту по фальцовке, я перевернул первую страницу. Дальше шли уже обычные странички величиной в размер книги. И на каждой из них было подробно изображено одно из государств, существовавших в те времена. Я понял, почему эту книгу хранили так тщательно. Конечно, мне еще предстояло разобраться в ее содержании, в тех пометках и пояснениях, которые имела каждая из карт этого атласа, но ее ценность я представлял достаточно хорошо уже сейчас. Пусть Злата и не нашла Фугу, но и этот том был для нас необычайно ценен.
Я вытащил из своего «походного мешка» чистое полотенце. Затем, тщательно завернув в него Златкину находку и наговорив еще одно охранное заклинание, я аккуратно уложил ее рядом со своим оружием. Закончив с этим делом, я встал из-за стола и медленно пошел вдоль стеллажей хранилища. Активизированные мною Истинные Зрение, Слух и Осязание все еще действовали, хотя я понимал, что пора их гасить. Мои силы тоже были не бесконечны. Но на полчаса, необходимых мне для внимательного изучения хранилища, этих сил должно было хватить.
Однако больше ничего достойного внимания среди хранящихся здесь книг я не отыскал.
«Ну что ж, значит, больше мне нечего делать в Великом ханифате…» – подумал я с непонятной грустью. Я вернулся к столу и еще раз провел рукой по полированной поверхности, согретой Златкиными руками. Затем я погасил магические чувства и произнес свое фирменное заклинание, становясь на Серую тропу.
2. Завещание Хэлфа
…Как странно устроены боги. Они создают миры, людей, животных, растения… Они удивительно велики и удивительно мелки… Поэтому больше всего на свете они хотят, чтобы их знали и о них помнили. Поэтому они дают людям… религию. Каждый бог вырабатывает свою собственную религию, только почему-то все они очень схожи… А религия обязательно рождает монашество… И правильно! Кому же еще, как не монахам, хранить божественные заветы… Только почему-то монахи очень часто… Правда, не все…
Я сошел с Серой тропы на широком, грязном после осеннего ливня и совершенно пустом проезжем тракте. Равнина, по которой он тянулся, мокла под серым пасмурным небом, прикрываясь от дождя желтоватой пожухлой травой. А далеко впереди величественно поднимали свои вершины горы Тань-Шао. Если я прав, то именно отсюда должен начинаться путь Серого Магистра, и указать его должны монахи монастырей, основанных учениками Хэлфа.
Мои ноги были обуты в крепкие удобные сапоги, мой серый комбинезон и плащ с капюшоном не пропускали дождевые капли, а моя поклажа, хоть и находилась совсем рядом, была вообще совершенно в другом месте – там, где ей не грозили сырость, сухость и воры. Поэтому я беззаботно шагал по пустой и уже зарастающей короткой травкой дороге.
А дорога между тем сбежала с невысокого холмика прямо к опушке скромного соснового бора. Воздух, и без того достаточно влажный, сразу превратился буквально в водяную взвесь, но, пропитанный смоляным запахом хвои, стал необычайно вкусным. Я удачно миновал большой куст еще зеленой бузины, счастливо избежав готовых сорваться с ее листьев капель, и, следуя за дорогой, повернул направо. Впереди, у следующего поворота мелькнула чья-то неторопливая фигура. Шагавший впереди путник скрылся за придорожными кустами, а я прибавил шагу, надеясь его нагнать. И действительно, когда я миновал следующий поворот, совсем недалеко от меня оказался медленно бредущий по дороге старик.
Он шел неторопливо, опираясь на толстую суковатую палку и твердо ставя на скользкую глину обутые в тяжелые башмаки ноги. На его плечи поверх кожаной куртки был накинут кусок грубой рогожи, а голову прикрывала старая, побуревшая от времени широкополая шляпа. Похоже, старик не слышал, что я его догоняю. Он шагал не оглядываясь, негромко то ли напевая, то ли приговаривая что-то себе под нос.
Я еще прибавил шагу и через несколько секунд поравнялся с ним. Старик повернул в мою сторону свое изрытое глубокими морщинами лицо, и я увидел светло-голубые чистые глаза, со спрятанной в их глубине едва уловимой лукавинкой.
– Привет, – проговорил он, ничуть не удивившись моему появлению и совсем не испугавшись незнакомого путника.
– Привет, – ответил я и внезапно почувствовал, что этот дед не просто так оказался на грязном безлюдном тракте, что он дожидался здесь моего появления. Хотя было совершенно непонятно, откуда он мог знать, что я появлюсь именно здесь и именно в это время.