ГЛАВА 5
ОДИН В ЧУЖОМ МИРЕ
Место обследовано, загадок навалом, противник неизвестен, его планы тоже. Дальше сидеть здесь бессмысленно. Привычным движением я накинул на плечо матерчатый ремень ручного пулемета, скрутил и положил в свой потрепанный рюкзачок бандану младшего. Обернулся, чтобы кинуть последний взгляд на клятую поляну с двойной засадой, и тут меня остановили.
Хру! Что?!
— Хру! Хрю-хрю!
Вот это, понимаю, поворот! На меня маленьким, неожиданно страшноватым в таком освещении монстром вразвалку бежал старый знакомый свиненок — пятачок наперевес, хвостик пружинкой. Ствол поднятого «крестовика» был направлен, что называется, в клюв, а указательный палец, лежащий на спусковом крючке, вот-вот должен был выбрать свободный ход, чтобы встретить набегающую внезапность ливнем пуль.
— Ты что, тупой?! — выкрикнул я хрипло после выдоха.
— Хрю-хрю, — согласился поросенок на подходе и опять ткнулся мне в ногу, урча по-кошачьи.
Значит, мамки он не нашел. Или не искал, зная, что это бесполезно. Подумать только, все это время он пилил за мной! Говорят, что у свиней отличный нюх. Ну да, они же трюфели в земле искать могут…
— Верховым чутьем, значит, шел? — поинтересовался я дружелюбно, присаживаясь и доставая конфету. — Тебя бы на заставу к погранцам.
Ходячий рулет слизал с ладони ириску и старательно облизал ладонь.
— Что ж, делись толковым планом, Хрюн, если он у тебя есть.
План пятачка был предельно ясен: прижаться к большому и сильному человеку, однажды уже спасшему его, как можно крепче, чтобы чувствовать себя в полной безопасности. Я вздохнул и почесал затылок. Теперь уже не бросишь…
— Ты тут не разваливайся особо, рвем к убежищу, скоро ночь.
Ближайшее верное место, где можно будет поспать более или менее спокойно, это сухогруз малого класса «Бильбао». А уж там найдем, где и как запереться от приближающейся бури и незваных гостей.
— Пошли, что ли, Хрюн, вторым на марш-броске пойдешь. И смотри у меня, боец, не отставай! — строго предупредил я нового напарника, посмотрев на чернеющее небо. — Придется побегать, времени, чувствую, у нас в обрез.
Взяли мы бодро. Мало-помалу ко мне возвращалось спокойствие.
Первые три сотни метров было трудновато вновь войти в ритм, сказывалось еще не полностью прошедшее волнение. Дышалось тяжеловато, в ногах ощущалась странная вялость и ломота. Да и рысил я медленно, не желая загонять Хрюна до пены. Только это не помогло: поросенок не гончая, его выносливости хватило на полкилометра. Затем он начал шататься, как пьяный, и смешно заваливаться набок. Э-э, нет, брат, так дело не пойдет.
— На ручки, боец! — приказал я.
Привязать бы его ремнем каким-нибудь поудобней да закинуть за спину, как пулемет, во было бы зрелище! Но лишнего ремня не было. В рюкзак не влезет. Недолго думая, я схватил дитятю подмышку и рванул дальше. Мало-помалу ходовая машина налаживалась. Меняя руки, потрусил все быстрее и быстрее, уже без аутотренинга чувствуя: мне легко. А вскоре вообще вошел в раж и полным ходом попер по уже плохо заметной колее со всем своим грузом в четверть центнера.
Начался дождь, это сразу стало мешать. Почва под ногами быстро стала липкой, подошвы опасно скользили по мокрой траве, на них налипли комья грязи. Красивый ковер из листьев, покрывающий дорогу с боков, куда-то пропал, открыв взору черную вязкую землю, утыканную тонкими острыми корнями. Поливало все сильней и сильней, одежда постепенно промокала. Хорошо, что поросенок не мешал, трясся молча, висел смирно.
Есть, наконец-то!
Солнце зашло. Под грозовым тропическим небом темный корпус допотопного сухогруза «Бильбао» приобрел новый облик — нехороший, зловещий, не думаю, что даже рисковые любители такого индастриала с восторгом остались бы здесь на ночь. Теперь вид судна со стороны еще больше впечатлял фактурой, самим фактом своего появления на суше да и вообще полным контрастом с окружающим миром. Только небу Амазонки известно, сколько долгих лет сухогруз неспешно ржавеет на тропическом берегу. Грустное зрелище. Некогда ухоженное и работоспособное судно, которым гордился капитан и экипаж, ныне беспомощно лежит на берегу чужой планеты… Чего-то ждет. Или кого-то.
После бега чувство голода обострилось. Жаль, что я не набрал тех устриц. Сейчас без соли сожрал бы.
Неприступное ржавое чудовище, исключив все пути наверх, кроме одного с кормы, словно ожидало нас, приготовив внутри засаду. Да не пугай ты меня, пуганый… Но на подходе к судну я дернулся — прямо передо мной зашуршала трава. Какой-то паразит удирает, ночью их тут будет много. Уф, все-таки заставил вздрогнуть! Тут же зашуршало опять. Бляха, да это же полоз! Полтора метра вкусного мяса! На этот раз Мишка Сомов не оплошал. Бросив свинью в лужу и в два прыжка догнав удирающую змею, я молодецким ударом отрубил голову и победно поднял извивающееся тело над головой.
— Живем, братан!
Поросенок взвизгнул и тут же спрятался за спину.
— Не сикай, хвост крученый, этот нас уже не укусит, а вот мы его укусим, да еще как, полной пастью. Добыча есть, подниматься будем здесь, иди сюда, малец, закину, — сообщил я детенышу. — Там будем в безопасности, да и мокнуть надоело.
На корме рядом с огромной лопастью мятого пера сюрреалистически таращились на нависающие деревья огромный руль и ржавый гребной винт. Винторулевая группа простейшая, никаких подруливающих устройств, судно все-таки очень старое. Каютных окон не видно, иллюминаторы по минимуму. Корма ушла в песок глубже и лежала ниже носа, так что палуба накренилась к надстройке.
Затянувшийся дождь все вокруг сделал неприятным, даже гадостным. Или же так мне показывало окружающий мир мое убитое напрочь настроение. С деревьев, кустов, веток и словно вздувшихся корней, достигавших кое-где в высоту нескольких метров, постоянно капала какая-то скользкая жижа, все вокруг было мокрым, грязным и шевелилось.
И-и, р-раз! Лети, друг! Удачно запустил! Поросенок уже был на палубе и, тревожно повизгивая, смотрел на меня сверху крошечными ошалевшими бусинками.
— Иду, иду.
Подтянулся. Скользкая от капель воды палуба встретила ногу еще и неприятным поперечным наклоном, так что ступать приходилось осторожно: не хватало мне еще травму получить. Рептилиям на борт не подняться. Свин, часто оглядываясь, побежал вперед, и я почти сразу услышал громыхание. Что-то металлическое рухнуло и зазвенело, перекатываясь по палубе.
— Да тихо ты, боров!
Неожиданно по телу пробежала странная мелкая дрожь — такая бывает, когда человек испытывает внезапный страх. Я что, испугался чего-то? Быстро огляделся. Нет, если и испугался, то не дикого зверя. Но и не человека, боевой адреналин не выделился. Тогда чего дергаемся, черт возьми? Стук мириад тяжелых капель по металлу рождал непрерывный тревожный гул. Других фоновых шумов вообще не слышал. Палуба пока не интересовала, вниз, в темноту и сырость трюмов, я лезть не собирался, поэтому сразу пошел к надстройке, поднимаясь на лестнице к ходовой рубке. Поросенок, через раз сваливаясь вниз, карабкался по крутым ступенькам следом.
Мутные от накопившейся грязи стекла рубки уцелели, кроме небольшого окошка с правой стороны. Открыв дверь, я осмотрел поверхности — никаких признаков чужого присутствия. Рубка была разгромлена. Нас встретили панели с выломанными приборами, от которых остались лишь круглые кратеры с загнутыми внутрь краями, всего один ряд латунных тумблеров, переговорная труба, колоритный машинный телеграф с надписями на английском и, конечно же, стянутое латунью грандиозное рулевое колесо с точеными спицами. В другой ситуации я бы обязательно свинтил его и ценным трофеем кинул в джип.
Птичьих гнезд и следов на полу нет, резких запахов тоже, нигде не гниет брошенная еда.
— Заваливай, приятель, не стесняйся.
Если тут и было что-то ценное, то аборигены вычистили все до нитки и винтика. Лишь самую грубую мебель не вынесли, оставив пару тяжелых, не утащишь, штурманских столов, два закрепленных к полу крутящихся кресла возле них, из которых одно побольше, с высокой спинкой, сломанное кресло-качалку в углу и длинную дощатую лавку у задней стенки. Не для взыскательной публики мебелишка. Такие помещения устроены специфично, глупо требовать от них комфорта. Крыша со стенами есть, двери — и ладно.
Только череп смущает. Обыкновенный человеческий череп, лежащий на столе. Не самая приятная деталь интерьера.
За стеклами — стена воды.
— Ох, и не люблю я такие приключения, Хрюн… Ладно, будем жить.
«Фляжку надо бы подставить», — устало вспомнил я и вышел на козырек крыла мостика с пистолетом в левой руке. Пристроив флягу под струю, принялся простреливать округу взглядом и стволом «люгера», чтобы сразу привалить смелого, если поблизости появится какой-нибудь хищник-хозяин. Хотя в такой дождь… Обычно животных и птиц в такой местности вокруг почти не видишь, только слышишь. В этом плане река — лучшее место в джунглевом лесу, возле нее обзоры лучше. Здесь много больших разрывов в зеленке, с реки видны вершины деревьев и сидящие на них птицы. Когда же разглядываешь макушки деревьев непосредственно из леса, ты видишь лишь сумрачное хитросплетение ветвей, сложную игру света, от которой рябит в глазах, и больше ничего.
Движения не отмечено. Никто не появлялся ни в небе, ни на земле вблизи судна, не застучали по рыжему железу покрытого ржавчиной корпуса страшные когти, не затопали тяжелые монстрячьи лапы.
— Посижу немного.
Только я устроился в кресле штурмана, как на меня опять накатило. Настрой — ни к черту, сущий кошмар.
«Проблемы? Да не то слово! Гоблин ты и есть, Сомов… Или лось плюшевый, с опилом в бестолковке, тебе в лямке бычить надо по мирному делу, а ты тут с „крестовиком“ носишься и рембо изображаешь, пытаешься режим бога включать. А его у тебя не было и нет. Не уберег друзей».
Зачем ребят спеленали? Откровенные враги у русской общины на Амазонке так и не завелись. Грохнуть по бандитскому делу здесь запросто могут, спору нет, а вот похищения совершаются исключительно с целью выкупа. Скорее всего, причина именно в этом.
— Ну, будет вам выкуп, сволочуги, всей бандой не унесете, отвечаю.
Не, так дело не пойдет, свихнуться недолго. Как-то надо переключаться, в таком режиме долго не протянешь. Осознавать, что я на время, пусть всего на одну ночь, остался в некоем поле вынужденного бездействия, и именно в эту минуту ничего от моих решений, знаний, сил и опыта не зависит, было очень и очень непросто. Невыносимо! В планах — полная непонятка. Где завтра лодку брать? Не факт, что ее можно найти возле поляны Утонувшего Джипа, могли угнать, могли повредить. Момент натурально критический, обваливался весь каркас привычного образа жизни сплоченной группы.
— Как там наши парни, а? — спросил я шепотом у Хрюна.
Тот, согреваясь и обсыхая, никак не мог отклеиться от ноги. Ничего, найдем, свин. Поспим и начнем действовать, мы этот гадский эстуарий руками выкопаем, воду сольем и кверху днищем поставим.
Противодействие обещает быть серьезным, в противниках окажутся пацанчики с какой-то подготовкой, решимостью и нешуточными намерениями — непросто взять таких заложников, а потом еще и выкуп потребовать. Но ребят своих все едино вытащу, смогу, чувствую, а Кастет всегда хвалил меня за интуицию.
Пока же я остался один.
***
Нет, ходовая рубка — место, не совсем подходящее для ночного сна.
Повинуясь инстинкту большого хищника, я, не особо размышляя, тупо забрался как можно выше, чтобы видеть всю округу, и с этим тут все нормально. Для отдыха же рубка категорически не подходит. Тесно! Мне будет непросто раскинуться на полу во весь рост, а быстро вскакивать в рубке вообще не рекомендуется, обязательно врежешься в железо. Костерок тоже негде развести, разве что на металлическом столе, прямо перед скошенными внутрь окнами. Но это то же самое, что поставить на судне хороший маяк, который начнет дружелюбно светить всем подряд.
Надо поискать более подходящий вариант.
Шторм набрал полную силу. Деревья тропического леса клонились под ураганными порывами ветра. Над макушками нависла огромная черная туча, очерченная угрожающей медно-красной полосой. Причудливые вспышки молний, короткие и продолжительные, вылетали из нее, словно из вулкана, перевернутого кратером вниз. Артиллерийской канонадой звучали раскаты грома. Поднятые ветром испарения клубились, уносясь в облака, чтобы обрушиться на реку новыми ливнями. То, что где-нибудь в средней полосе называют струями дождя, здесь превращалось в сплошные потоки, стекающие по корпусу судна и похожие в отсветах молний на ленты расплавленного металла.
Встать с нагретого кресла оказалось весьма непростым делом. С каждым движением поверившее в долгожданный отдых тело сопротивлялось насилию, стонало и даже вопило, очень резко реагируя на предательство мозга, опять гнавшего его непонятно куда и зачем. Еще тяжелей было заставить себя спуститься ниже и заглянуть в служебные помещения. Оставив подопечного в рубке, я с острой ненавистью к хреновой погоде вышел под непрекращающийся дождь, протопал по ступеням, быстро откинул дверь со сломанным запором и, пригнув голову, нырнул внутрь надстройки. В коротком коридоре было всего четыре двери и два деловых помещения: каюта и гальюн. Остальные двери вели в какие-то кладовые. Сначала я заглянул в гальюн, как самое важное помещение. Солидный унитаз, большие вентили, сгоны-муфты-контрагайки, пыльные решетки вентиляции, толстенные фановые трубы в потеках многократной окраски, сплошной паропанк. Но устроиться для посиделок можно вполне удобно!
— Сомов, признайся, как на духу, ты когда в последний раз на нормальном толчке сиживал, а?
Каюта была заперта. Я подошел к двери, посмотрел на грязное остекление небольшого круглого окошка и задумался. Замок старинный, серьезный, под длинный бородчатый ключ, такой с наскока не вскроешь. Эх! По молодости саданул бы по окошку локтем — да и все дела. Но сейчас я стал битым, неоднократно травмированным судьбой, умным и знаю, что на судах часто применяется толстое закаленное стекло, о которое очень легко сдуру этот самый локоть разбить в кровь.
И палить в стекло не стал. Достав тяжелый боуи, резко рубанул обухом точно по центру, толстые и тяжелые осколки громом зазвенели по полу. Затем осторожно просунул руку, выискивая кривую дверную ручку, она имелась. Нащупал рычаг, отжал вниз, с легким скрипом дверка и открылась. Очень хорошо, теперь можно будет запереться изнутри. Незащищенное после удара окошко расположено высоко, размер небольшой, зашторим.
— О-о! Шик! Прямо отель «Бильбао Холидей Палас», а не сухогруз.
Двухместная каюта с мягкими диванами с первого взгляда показалась мне идеалом комфорта, отель четыре звезды. Даже умывальник есть. Воды в нем, как и в гальюне, конечно же, нет, но жестяная раковина имеется! Небольшой иллюминатор с крышкой, поручни, полочки с прогнившими сеточками, даже столик есть. Два шкафчика, высокий и короткий горизонтальный, навесной. Очень ценна автономная дровяная печь, самая настоящая буржуйка, но не самодельная, а фабричная, из чугуна, с вензелями и литыми буквицами на дверке со щеколдой Диваны обиты материалом, похожим на кирзу, латунные шляпки гвоздей крепят пропитанную чем-то ткань коричневого цвета, простейший кожзаменитель.
Я уже не в силах был бороться с дикой природой, и это найденное гнездышко быстро согрело мне сердце своей неплохо сохранившейся стариной интерьера. А с Хрюном на соседнем диване почувствую себя чуть менее одиноким, чуть менее потерянным.
Решено, тут и обоснуемся.
В кладовой нашлась растопка, и вскоре в печке весело загудело оранжевое пламя, немного приглушавшее сильный шум дождя, можно сушиться. Тропические ливни — очень впечатляющее зрелище. Сплошная стена падающей со взбесившихся небес воды может поднять уровень здешних рек на восемьдесят сантиметров в сутки, а за весь сезон дождей в низовьях Амазонки подъем измеряется метрами.
Вымотавшийся поросенок похрапывал на диване, куда я его закинул. Счастливое детство… Как упал, так и лежит, не меняя позы. В найденной кастрюле грелась вода, на столике лежала распластанная змея. Полоз оказался молодым, нежным, но жарить я его не стал. Такое мясо очень легко пересушить до состояния щепки, которую потом фиг разгрызешь. Суп гораздо питательней, он быстрей и полней усваивается и греет изнутри. Тесаком подобную работу делать трудно, и я кромсал мясо на мелкие кусочки добытым в спасательном жилете складным ножом. На полках нашлась крупная соль и баночка со специями серого цвета, похоже на смесь перцев. Растительное масло в узкой бутылочке использовать не рискнул, оно наверняка прогоркло, да и пес его знает, что за масло туда налили. А старые специи… Понюхал — действительно, запах уже слабый, но все еще исправно-перечный. Что им сделается в туго завинченной банке? Не слышал, чтобы в молотом перце заводился микроб, а кипячение, надеюсь, исправит возможную ошибку.