Руки дотягивались, и я толчком обеих чуть приподнял лодку. Легкая, запросто сниму. И весло лежит рядом, несообразно массивное, тяжелое.
— Рыбачок какой-то заховал, — догадался я.
А как она в длину? Прикинул шагами.
— Хрюн, скажи, ты как, плаваешь хорошо? Утлая посудина, есть такое выражение у писателей, как раз для этого случая. Будешь сильно ворочаться — перекинемся.
«И кто мне это говорит? — спросили безмятежные свинячьи глаза. — Кабан за центнер весом, способный не просто перевернуть несчастную пирогу, а затопить ее уже при посадке?».
— Согласен, очень ненадежно выглядит… Криво все как-то. Не годится. Потопнем.
Следующим вариантом была незнакомая моторная лодка размером чуть больше нашего «Прогресса». На серых скулах имелась белая надпись — Startrek. Это фирма-производитель или так назвали лодку? Написано очень чисто, стильно. Шильдика производителя обнаружить не удалось.
Ага, транец крепкий, умеренная килеватость, есть реданы, корпус дюралевый, часто проклепанный. На носу, прикрывая просторный отсек, лежит большая сборная панель из тщательно подогнанных тисовых плашек — отличный материал, ноги не будут скользить даже по мокрому дереву.
В целом обводы судна наводили на мысль, что мне досталась модель тридцатых годов прошлого века, причем не для среднего кошелька. И не из легких. До уреза воды было метров пятнадцать, лодку сюда принесло в паводок, дождевой или сезонный. В следующий паводок река и заберет ее обратно, если сейчас не подрезать. Я задумался: смогу ли оттолкать?
— Излишества нехорошие, буржуинские.
Внутри моторки оказалось столько растительного мусора и грязи, что не было смысла пытаться перевернуть ее без чистки. Я тяжко вздохнул. Освоившийся на берегу Хрюн помогать не собирался. Отбежав к группе кустов по соседству, поросенок что-то увлеченно рыл пятачком. Хреновый мне попался напарник, придется чистить корпус самому.
Ненавижу монотонную работу! Но времени на нытье не было.
Чтобы скрасить трудовые минуты и не ругаться слишком много, через какое-то время я начал вещать, обращаясь и к Хрюну, и к себе:
— Историю тебе расскажу, малолетка. Мы же с тобой Startrek нашли, а не «Нырок» какой-нибудь, так что будем считать, что это космический корабль. Малый десантный катер, к примеру. А я же военный космонавт! Что, не веришь, хвостатый? Да ты любого ребенка в Замке спроси, и тот сразу подтвердит, что дядя Гоблин — космонавт-герой. Я эту грустную историю еще на Земле детворе рассказывал, потом и здесь, когда на Платформу попал, скаутам, пионерам всяким… Пусть потомки знают правду. И только в музее Замка хохочут.
Поросенок, притащив в зубах какую-то изогнутую грязную ветку или корень, опустил окорочка на землю и с открытым ртом — какая там пасть, я вас умоляю — замер в восхищении от моего ораторского искусства. Столько звуков из человеческих уст сразу он не слышал не только от меня, но, похоже, вообще никогда в своей короткой жизни.
— Что же ты, наивный, думаешь, что в космосе все делали только знаменитости, Гагарин да Терешкова? — приободрился я, зачерпывая мусор горстями. — Да не… Рутинная пахота на орбите всегда лежала на плечах нас, простых рядовых, военных космонавтов, безвестных работников космического поля боя. Меня туда и призвали, ага, подошел по здоровью и уму. Старался, как мог! Но однажды, представляешь, выпустил из рук пассатижи, случайно. А они возьми да и улети прям в открытый космос. Где пропороли борт какому-то американскому спутнику связи, в Вашингтоне тогда телевизора не было месяца три… Международный скандал! Меня и списали в ВДВ, там и дослуживал. А десантура — там ведь как? Пнули тебя из самолета, три минуты орел, а потом восемь часов лошадь, никакой романтики. До сих пор с тоской гляжу на звезды.
Корпус был практически чист, на дне под мусором обнаружились деревянные полики-пайолы. Теперь осмотрим днище. Переворачивать Startrek нужно было осторожно, чтобы не повредить составленное из двух половинок гнутое ветровое стекло, лучше сразу прислонить к дереву.
— Отодвинься, малой, пришибу. Вот… На чем я остановился? До сих пор мне верят. И правильно делают: у детворы всегда должны быть герои. А героев никогда нельзя убивать в кинофильмах при детях. Пап убивать нельзя и национальных героев. Правда, иногда мальчишки переживают, спрашивают — мол, ну как же ты, дядя Гоблин, пассатижи-то упустил? Надо же было их шнурком привязать! Да вот так, отвечаю, инструкции нарушил. Разгильдяйство губит мир.
Снизу корпус оказался в отличном состоянии, даже краска облезла не везде. Что же, теперь придется немного покорячиться. Как начинать будем — с богом, с матом или просто шумно выдохнем? Отдохнув минут пять, я принялся толкать тяжеленную лодку к воде.
Через полчаса моторка закачалась на волне, и через пару минут я втащил нос на песок. Сбегав к пироге, вернулся этаким юношей с веслом. Протечек пока не было. Загрузив внутрь пулемет и рюкзак, я надел было найденный спасательный жилет, но потом снял. Уж очень демаскирует оранжевый цвет, не мой случай.
Боявшийся отходить от меня далеко Хрюн пищал под ногами, рядом с ним лежали уже две странные коряжки.
— Радуйся, малец, моторку мы с тобой, считай, добыли. Осталось поставить на нее мотор, и можно начинать. Что это за дрова у тебя?
Вместо ответа поросенок неожиданно ухватил одну деревяшку зубами и тут же сжевал чуть ли не треть!
На самом деле, место жирное, кураторы не ошиблись с локацией, с пропитанием тут нет никаких проблем, было бы время. Час работы, и я перегорожу одну из бухточек примитивной запрудой, после чего, бродя в заводях по колено, быстро наколочу себе рыбехи любой дубиной. Однако именно времени у меня и не было, так что придется потерпеть до баржи или грызть корни. Ночь я проиграл в вынужденном безделье, но этот световой день твердо был намерен провести в высшей степени продуктивно. Желательно за один день успеть сделать все, вообще все. Ребятам, которые, вполне может быть, сидят в яме, очень несладко.
— И это съедобное? Давай сюда, попробую… — На этот раз я не стал воротить морду, голод давал себя знать.
Легко зачистив ножиком неведомое корневище от песка и грязи, я обнаружил розоватую сочную мякоть, легко жующуюся и похожую на картошку с легким привкусом дыни.
— Ништяк! Хвалю, копи познания в ботанике, чувствую, они нам пригодятся. — С этими словами я нагнулся, быстро, не давая времени на испуг, схватил Хрюна за ручку и в виде живой сумки переставил его в лодку.
Мы отчалили тихо, но среди сочной зелени в залитых водой заливчиках загремел восторженный хор лягушек.
***
На барже, которая стоит в заливчике Амазонки и где ничего не подозревающий Эйнар Дагссон ожидает возвращения группы, имеется аварийная надувная лодка под небольшой подвесной мотор. Но тихоход из ПВХ в данном случае меня не устраивает, понадобится скорость, даже резкость, и прочность корпуса. Обнаруженная моторка, которая еще не совсем моторка, пока что мне нравилась. В ней, как в старом добром «Прогрессе», вполне можно стоять, не опасаясь свалиться в воду. Выяснилось, что раскачиваться мой новый космический кораблик не любит, а по просторности приближается к «Салютам». Катерок, а не банальная моторка.
Проверку на протечки судно прошло успешно. Клепки держали крепко, под пайолами было сухо. Конечно, одним веслом выгребать, постоянно ставя лодку носом по течению, было очень неудобно, временами я позволял катерку разворачиваться боком, но мы со скоростью потока неуклонно спускались к Амазонке. Ничего ценного в отсеках и в бардачке не обнаружилось, кроме клочка какой-то газеты на испанском, и я честно попробовал читать. Один из видов голода, который испытывает человек, находящийся в одиночестве, это отсутствие информации, получаемой со стороны. И даже короткая надпись на стенке заброшенного сортира или несчастный обрывок газеты, случайно попавший в руки, может поразить энциклопедичностью.
Почти восемь часов утра, первое контрольное время, когда исландец должен включать рацию на прием. Интервал дежурства — двенадцать часов, так что связываться нужно сейчас, это сильно сэкономит время подготовки к операции. Пройдя, по моим прикидкам, километров шесть по реке, попробовал достучаться. С первого раза не вышло, со второго тоже, и я немного запсиховал: времени на раскачку нет, все нужно делать очень быстро. И вместе с тем качественно, сложнейшее дело! А о каком качестве может идти речь, когда в голове полная каша из насущных вопросов, изрядно сдобренная острой приправой страха за друзей!
Лежа в лодке, плывущей почти без руля и уж совсем без ветрил, я раз за разом мучил рацию и зло мечтал, чтобы по пути встретилось какое-нибудь судно из местных.
— Ну, хоть кто-нибудь…
Заметят, решат разобраться, подплывут. А тут я, жаждущий нервной разрядки! Все. «Извините, мне нужно ваше корыто».
На беду, река по-прежнему была свободна от плавсредств, не видно даже завалящей пироги. Зато по берегу тянулся изумрудный лес, вид с воды — просто великолепный. Конечно, хорошо смотреть на красоты, когда тебе не приходится пробираться сквозь кусты, вслушиваясь в каждый шорох. Настоящий круиз по Южной Америке, «Latino Travel». Ветерок сдувает кровососов, ни змей тебе с кайманами, ни колючек, впору заниматься художественной фотографией. Или писать картины.
Километр за километром шел сплав по реке.
— Вот так живешь, — ворчал я тем временем, наклонившись над водой и обращаясь сам к себе, ибо поросенок спал без задних ног на пайолах, — делаешь свою сталкерскую работу, вместо того чтобы после регламентированного рабочего дня идти к семье, беспрерывно ходишь в рейды, вместо того чтобы вести умные разговоры с библиотекаршами…
Хитро изогнутые языки травяных полян тут и там тянулись к заводям с лягушками и цаплями. Где-то в лесной чаще пронзительно крикнула птица, я автоматически вздернул голову, заодно осмотрев и акваторию.
— То пальба, то погоня, твою мать, а то сам драпаешь. На отдыхе со стрельбища не вылезаешь, тактика, качалка, бокс. И все для того, чтобы просто иметь возможность всю эту сталкерскую безбашенность продолжать физически… Потом один хрен вляпываешься в какую-нибудь историю, потому что тупой или авантюрист, то есть не случайно, а по дурному призванию. Из огня да в полымя… А потом смотришь: криво все как-то! Многое кажется ненужным, красота мимо уплывает! И выходит, что тебе, Гоблин, заниматься надо было чем-то другим. А что, — я с вызовом возвысил голос, — может, художником бы стал, знаменитым! Или поэтом.
Вторая попытка связаться с исландцем тоже оказалась неудачной. Надо будет взять радиостанцию помощнее, есть такая в запасе. Катерок, все так же упрямо пытаясь встать к течению бортом, неспешно подходил к устью. Впереди показалась тонкая полоска дальнего берега Амазонки, отделяющая широченную водную полосу от синего безоблачного неба.
Пш-ш… Не получается.
— Ну, давай же!
Третья попытка оказалась успешной.
Как же хорошо, что у исландца северный темперамент, такой полезный в данном случае! Никакой паники и лишних рефлексий. Дед, не прерывая, терпеливо слушал, пока я произносил свой длинный монолог, всего лишь пару раз позволив себе кое-что уточнить, причем, как мне показалось, не самые существенные детали. Хотя кто знает. Я же от души выговаривался, чувствуя, как на сердце с каждой секундой эфира становится легче. Теперь о происшествии в Мертвой Бухте знает еще один человек. И даже если со мной случится что-то нехорошее, в дело включатся все необходимые силы.
Ветер с Амазонки быстро остудил разгоряченное тело, лодку, плывущую в выносе чистой воды притока, закачало сильней. Ленивые речные волны нехотя лизали ослепительно-белый, мелкий, как соль, береговой песок, окаймленный полоской высохших черных водорослей.
Завершая сеанс, я, понимая, что действовать придется ситуационно и потому не вдаваясь в точные собственные планы подробно, за неимением таковых, сказал:
— Эйнар, я заберу один мотор. Ты его пока не сдергивай, спину сорвешь, сам сниму. А большой оранжевый бак залей полностью. Собери ремкомплект, инструмента немного, поставь «кенвуд» на зарядку. Прикинь, где разместишь моего напарника, поросенка.
— Жареного? — живо поинтересовался Дагссон.
— Что? Нет, живого. Обыкновенного, мясного, почти молочного, но не для еды.
— Это шутка такая?
— Да не шучу я! Он, можно сказать, мой коллега, вместе из логова врага выбираемся… И прямо сейчас начинай связываться с Фортом. Быстро это сделать не получится, гора будет мешать, а контрольный выход только послезавтра.
— Я уже пробовал, Михаил, Форт не отвечает.
— Еще пробуй, часто! Антенну удлиняй, жди прохождения сигнала. И еще. Пожрать там собери чего-нибудь.
— Хорошо. Ты когда будешь?
— Примерно через три часа, — прикинул я время, быстро выстраивая в голове карту еще не прорисованной местности.
— Так, может быть, мне выйти на реку и забрать тебя с воды? — предложил Дагссон.
— Нет, ты там стоишь хорошо, прячься дальше. Сам подойду. Что хотел сказать… Да! Не будешь против, если я позаимствую у тебя палицу? Длинную, с набалдашником. Такой краснодеревщик, как ты, быстро себе новую выстругает.
— Убивать не хочешь?
— Да как сказать… Сейчас очень хочу.
— Персональную дубинку я тебе сделать не успею, мою возьмешь, — решил он. — А вообще, как говорят русские, дурью ты маешься.
— Дурь, говоришь? Нет, старина Эйнар. Просто ты ничего не понимаешь в силе и эффективности русского оружия.
ГЛАВА 6
ЮРИЙ ВОТЯКОВ НА ПРИОРИТЕТ-ТОЧКЕ ЗАПАДНЫЙ ПОСТ
Странное тут место.
Наши только начинают осваивать этот западный район плато за Мертвым Городом. Сюда ведет ответвление Хребтовой, как Гоблин в свое время обозвал дорогу, идущую вдоль гор. Узкая дорожка постепенно по сглаженным волнам почти исчезающих отрогов взбирается все выше, открывая виды на обширные подошвы предгорий. Здесь совсем другой лес. Не такой, как на равнине по окраинам саванны, а настоящий, таежный.
Все странное. Сама поляна посреди бескрайней тайги, раскинувшейся между берегом океана и горами, это чистая площадка, которую вполне можно назвать полем, и то, что на ней стоит… Да, именно полем, размером чуть больше футбольного. Если к нему прирезать вдоль длинных сторон беговые дорожки, как на большинстве стадионов, то по площади будет в самую точку. Только в футбол тут вряд ли кто-то будет играть, по крайней мере, в ближайшее время. Между прочим, поле это идеальной прямоугольной формы, словно его планировали нивелиром.
Площадку совсем недавно обновила Эльза.
Я обожаю полеты. Жаль, что это редкое удовольствие. Хотя мне жаловаться грех, летаю периодически. Наша главная летчица Благова на Амазонке планировала работать со сталкерами: у них больше оперативных задач, событий. Планировала, но вышел облом. Третий отказ за две недели, с тех пор как самолетик пригнали в Форт-Росс.
О третьем отказе она сообщила мне уже в воздухе, успокаивая: ничего серьезного, до базы дотянет. Но Федя Потапов свое обещание выполнит, не сомневаюсь. Он уже предупреждал ее после последнего ремонта, что в случае еще одного отказа остановит все полеты для комиссионного разбирательства. А врать ему не рекомендуется, накажет. Имея дело с авиацией, на Платформе вообще стоит быть суеверным.
Второй «Пайпер Каб» по-прежнему пашет в Замке, на Северном материке — это санавиация анклава, самолет используется под жестким контролем Зенгерши. А дежурная вертушка находится в оперативном распоряжении диспетчерской, нагрузка на нее приличная. Но возит Жан Ренггли в основном начальство.
Летать люблю, но тут напрягся, посадочка была не из рядовых. На подходе к цели Эльза начала вести неспешные радиопереговоры с ожидавшим нас на земле Монголом, не поленившись, сделала широкий квадрат, внимательно изучая место приземления, еще и меня смотреть заставляла. Затем она связалась со сталкерами еще раз, уточняя, какой ветер внизу, испарилась ли утренняя роса на траве, нет ли на поляне рытвин. Приняв решение о посадке, Благова хитро подмигнула — я сразу перекрестился, проверил привязные ремни и поплотней вжался в сидение. Летчица вышла на прямую, почти прижимая «пайпер» к кронам деревьев, дотянула таким вот чесом до самой кромки и мастерски нырнула, уверенно прижимая легкий летательный аппарат к грунту. Короткая пробежка, стоп, приехали, винт замер, мой горячий выдох.
И тишина.
Я нервно огляделся. Вокруг стояли прямые, как струна, сосны.
Прямо строй солдат на плацу. Калиброванные такие, ровненькие, хоть сейчас избушку руби. Хотя нет, слишком молоденькие они, им еще подрасти надо до делового использования. Эффектная темно-зеленая стена создавала обманчивое впечатление, что вокруг кроме сосен и нет ничего. Но я не обманывался, еще с воздуха заметив, что этот контур — полоска метров двадцати глубиной — на местности уникален, вокруг поляны простирается густой смешанный лес. Сплошные буреломы и чащобы, лишь в одном месте прорезанные подходящей с южной стороны тонюсенькой желтой ниткой затерянной грунтовки.