В рубке, кроме шкипера, никого не было.
Машина все так же работала малым ходом. Оглянулся — за спиной на палубе никого, механик сидит в своем чертоге.
— Какого черта?
— Здрасьте! — поздоровался я вежливо с ветераном-речником. — Меня зовут Гоблин, и это захват. Мне нужно ваше судно. Иначе убью всех.
Уф, какая жара стоит! Смола, которой залиты пазы в палубе и в рубке, выступила в щелях меж чуть выгнутых от времени тиковых досок черными блестящими жгутами. Многоопытный речник стоял так, чтобы на них не наступать. Качнув мятой панамой, он только кивнул, что-то про себя соображая, потом взглянул на меня, на небо, прищурился и перевел взгляд на горизонт — а там все тихо. Река была гладкой, масляной, без морщинки, она лоснилась на солнце и тоже, казалось, еле дышала от нестерпимого зноя.
— Ваше имя?
— Я капитан Энрике. И не только капитан, сын мой, но и святой отец, — с совершенно неожиданной для меня назидательной строгостью произнес маленький шкипер. — Ты только что осквернил мой корабль, ворвавшись на палубу с оружием, ты…
— Мог бы ворваться и без оружия, так легче? Сопротивляться не нужно, господин священник, или кто вы там есть. Просто поверьте, — посоветовал я и оглянулся еще раз. Араб кое-как стоял в углу, держась за шею и постепенно приходя в себя.
— Только полный идиот в такой ситуации может ответить отказом, — невозмутимо ответствовал шкипер на английском. — По-вашему, отец Энрике похож на идиота?
— Не похож.
— Тогда отложите в сторону свою дубину!
— Святой отец, — поморщился я, — вы только не волнуйтесь. Все идет по плану.
В помещении было полутемно. Надстройка пропитана запахами реки, леса и дыма, я словно вдохнул воздух тяжкого речного труда. Тут все как обычно.
Обстановка полностью соответствовала внешнему виду судна: рассохшийся деревянный стол, по большей части пыльные стекла, высокий стул и скамейка — все было изъедено речным червем. Выбор цветов небогат: преобладает темно-коричневое, почти черное, и зеленое. Лампа тоже зеленого цвета, широкие иллюминаторные рамы, медные крючки и замки на дверях — вся медь была густо-зеленого цвета, ее не драили лет, пожалуй, двести. На потолке к обшивке приросла большая засохшая улитка. Трап, ведущий к двум каютам со щелкающими замками на дверях, где можно отдохнуть после вахты, и где тесные и жесткие койки не мешают уставшему человеку спать, как убитому.
Приборов минимум, радиостанции на борту нет, очень хорошо.
На этом участке левый берег проплывал совсем близко, здесь начиналась жилая зона, разгильдяйский пригород. Потянулась череда бухточек, в каждой из которой разместилось крошечное хозяйство-поместье. Интересно у них тут все устроено. Вот жилище, сделанное на базе кормовой шакши, так называется кладовка в корпусе речного судна для хранения запчастей, принадлежностей и всякого полезного скарба. А эти владельцы оставили себе только среднюю часть корпуса, с которого предварительно была снята машина. У всех свои площадки, пирсы и сходни, садики-огородики. Какой-то человек на берегу снял шляпу и отвесил низкий поклон. Это неожиданное внимание так подействовало на меня, что я тоже поклонился. Человек улыбнулся, вновь надел шляпу, поднял руки и помахал длинными костлявыми пальцами. Я вежливо поздоровался вслух. Человек еще раз отвесил любезный поклон. Сплошная дипломатия и светская этика, пацаны засмеяли бы.
Уютно. Хочется зайти к кому-нибудь в гости, поздороваться и поставить на стол две бутылки водки. Рядом со сходнями показалась женщина с чайником, которую ничуть не смутил проходящий мимо пароход. Неужели прямо из реки набирать будет? По берегам ряска и водоросли, как-то неохота брать такую воду даже для кипячения. Ну, им виднее. Какие-то из хозяйств были довольно обширны, другие представляли собой всего лишь пару больших обломков корпусов с пучками случайной зелени. Кое-где громоздились клетки с домашней птицей, которую хозяева справедливо опасаются надолго выпускать на свободу, — кругом змеи всякие, утащат. Рядом с курами и голубями-переростками стояли огромные мешки и наваленные грудой большие пучки свежего зеленого лука-порея.
Сбор дикоросов, ловля рыбы, работа на огороде — в большой общине, где ртов много и нет обширных плантаций, все это отнимает уйму времени. Здесь хорошо живет лишь тот, кто заблаговременно подготовил солидные запасы продовольствия. Жертвой голода в равной степени может стать любой человек, если в сезон он не в состоянии собрать выращенный урожай. Не стоит рассчитывать, что сказочное богатство тропической растительности, роскошные деревья, в создании которых природа проявила все свое искусство, обильно и просто предоставляют необходимое пропитание. Ага, держи карман шире! Растительное великолепие бесконечных, порой непроходимых речных лесов бедно съедобными плодами. Апельсиновое или хлебное дерево, кокосовая пальма, банан, манго, ароматный терпентин — вся эта вкуснятина не растет в диком состоянии. Они встречаются только в деревнях и поселках, где их высаживают люди, добывшие их обменом или терминалом поставки.
Рыбная ловля — тоже пахота. Охота с ружьем здесь непродуктивна, нет крупной дичи, да и невыгодна такая охота, учитывая неизбежный дефицит патронов. А луком работать очень сложно, так что остаются ловушки, расставленные на большой площади. По каким-то причинам, разгадать которые сходу я не мог, эта удивительная мешанина растений и металла очень привлекала всяких животных. Вокруг железных и деревянных остовов, в зеленых бухточках с уходящими в воду стволами и на берегу песчаных заливчиков размером со среднюю комнату в многоэтажке обитала разнообразнейшая мелкая живность.
Чуть задуло, по воде побежал порывистый бойкий ветерок. Он наскакивал на береговое железо, отлетал от клепаных стен и пробегал дальше.
— Прибавьте ходу, шкипер, — попросил я убедительно.
Капитан без ненужных споров и уточнений наклонился к переговорной трубе, громко отдал команду, и я представил, как механик, а по совместительству и кочегар, маленький юркий мужичок, поспевающий всюду, неторопливо взялся за лопату и начал кидать уголь, чтобы потом опять начать замазывать щели в машине.
Пар подняли, однако «Ахиллес» продолжал с благородной неторопливостью следовать умеренным ходом. М-да… Можно ли вообще разогнать эту лоханку сильнее?
Магический запах близкого берега становился крепче, богаче, он опьянял воображение скрытыми от меня картинами огромного леса, заросшего тростником болот, и таинственных проток под балдахином листвы гигантских акаций. Но все портил явственный запах горелой химии, кислое амбре ржавого железа и машинного масла.
И в этот момент, когда я задумчиво поглядывал на берега, в красках представляя, что там кроется, неуемный молодой матрос решил действовать.
До этого времени парень стоял молча, до крови закусив губу и страшно переживая из-за своей оплошности. Где-то араб просчитался, враг оказался умнее и хитрее. Улучив, как ему показалось, удобный для нападения момент, он решил самостоятельно исправить ситуацию, схватив в углу стоявший там увесистый лом. Капитан, занятый управлением судна, происходящего не видел, но почувствовал, успев предостерегающе крикнуть незадачливому подчиненному, умный мужик.
Отчаянный хлопчик даже не успел перехватить железку двумя руками поудобней, как получил страшный удар ногой в левую голень, отбросивший его в угол, где он, крича от боли, и уселся. Но валандаться с ним дальше я не собирался — зачем он мне тут нужен, такой резкий? Накопившаяся злость наконец-то нашла свой выход, я вцепился в тощие плечи матросика, протащив его через всю рубку, вжал в дверь и им же ее распахнул. Цветастая рубашонка угрожающе трещала. Схватив за воротник и рукав, я выволок смелого матроса к леерам, ухватил за штаны и с силой запустил над бортом. Капитан выскочил следом и тоже вскрикнул, но негромко, сокрушенно как-то. Не противясь творящемуся над экипажем насилию, он таращился на взбесившегося чужестранца и сипло дышал.
— Святая Мария, что вы делаете!
— Ничего, берег рядом, — успокоил я ветерана.
До меня долетел глухой плеск воды… тишина и потом громкое фырканье. Несколько секунд мы оба смотрели, как матрос, нелепо взмахнув руками, упал за борт, поднимая в воздух обломки плывущих веток. Да там совсем мелко! Быстро удаляющийся араб барахтался в зеленой каше из ряски и водорослей. Водоросли свисали с головы гирляндами, опутывали плечи, он их торопливо стряхивал и громко ругался на своем языке. Затем парень плюнул на очистку, встал на твердое дно, затем зацепился за кусок упавшего железа и подтянулся к берегу. Хорошо, что не утоп. Пусть канает, все равно не успеет доложить.
— А теперь полный ход, дорогой мой капитан Энрике! — распорядился я, когда мы вернулись в рубку. — Жаль, конечно, что мой визит столь скоротечен, да и проходит в неподходящей оперативной обстановке. Совсем не так, когда гостю предлагают кофе, открывают бутылку французского коньяку, выставляют хорошую закуску…
— У меня есть бутылка отличного местного виски! — встрепенулся шкипер-священник, что несколько противоречило духовному сану, но вполне вписывалось в жизненные реалии Платформы-5.
— Да? Заманчиво… Увы, это лишь мечты, святой отец. Конечно же, выпив по паре рюмок, мы бы с вами накоротко обсудили всякие текущие вопросы, найдя при этом полное взаимопонимание… Но все вышло ровно так, как вышло. Полный ход, я попросил! И скажите, далеко ли главная бухта Бизерты? Десять минут ходу? Отлично, пожалуй, дальше я справлюсь сам. Вызывайте механика на палубу, отвязывайте свою шлюпку и убирайтесь вместе с ним прочь ко всем чертям! И быстрей, сейчас здесь будет очень жарко.
ГЛАВА 8
АПОКАЛИПСИС В БИЗЕРТЕ
В дом хозяев, у которых вы собираетесь погостить, нужно входить вежливо, с улыбкой и подарками, предварительно согласовав цель и время визита. Так принято у людей воспитанных. Я же человек воспитанный частично и потому сегодня на светскую вежливость не способный. Сегодня я способен только на одно: вышибать двери кулаком и расшвыривать хозяев пинками. Поэтому и план мой был до скукоты незатейлив — простой набор грубых силовых действий. Дуболомный план, я бы даже сказал, таранный.
Судно шло под моим единоличным управлением. Теперь можно было фотографировать местность для отчета, что я и делал маленькой фотокамерой, прихваченной с баржи.
По берегам главной бухты Бизерты стояло нормальное жилье из древесины, большая часть домиков на сваях. Вдоль выгнутого дугой берега проложена примитивная улица — вытоптанная и укатанная полоска ровной красноватой земли, дома с живыми изгородями выстроились вдоль нее. Это были группы разбросанных у прибрежной дороги маленьких хижин, окруженных небольшими участками маниока и кукурузы, обломанные листья которых уныло свисали под лучами солнца.
Люди всегда стремятся к уюту и порядку, в любых, даже самых тяжелых условиях. Только те, кто не знает реальных жизненных законов и изучает мир дистанционно, могут считать, что уж вот здесь, в Мертвой Бухте, непременно должен царить беспросветный жестяной постапокалипсис. Да ничего подобного, пусть сценаристы фильмов вроде «Безумного Макса» фантазируют дальше. Такое безобразие возможно только в условиях искусственной скученности в сочетании с организованной властями вынужденной нищетой или там, где в принципе делать нечего: нет работы, нет промыслов, возможности какой-либо реализации. И даже там человек всеми силами будет стараться обустроить свой крошечный личный уголок. Там, где много свободного пространства и точек приложения своих сил, человек достаточно быстро начинает наводить порядок.
Я стоял на руле, осторожно перебирал теплые рукоятки огромного штурвала и автоматически фиксировал в голове все, что мог увидеть. Вот здесь в сарае спрятан дизелек, дверь открыта. Рядом участок дороги, она чистая, не раскисшая, ее даже как-то профилировали. Дальше огороженная красивым штакетником площадка, в центре алтарь под массивным двускатным козырьком — судя по всему, местная часовня. Не хозяйство ли это многоуважаемого капитана Энрике, дай ему господь сил спокойно доплыть до берега.
Внизу под часовней у пирса сгрудились четыре длинные лодки, а под навесом укрыт тентованный трехколесный «тук-тук». Солнечных панелей, как и антенн с проводами, на крышах не наблюдаю, не развита в Мертвой Бухте радиосвязь. Если терминал типа «шоколадка» появился у них недавно, то операторы не успели натащить каналом поставки радиотехнику на микросхемах, с первого дня эксплуатации попав под санкции Смотрящих на получение устройств с микросхемами. А массогабаритные характеристики «шоколадки» не позволяют в достатке набирать тяжелые ламповые аппараты, в общине поликластера и других потребностей хватает.
Сообщение, торговля и большая часть местных промыслов полностью зависят от реки, поэтому у каждой здешней семьи имеется свой транспорт: каноэ или суденышко побольше, что-то типа джонки. Моторок пока не видно, даже парусных лодок не так уж много, веселками люди маслают, веселками… Тихая акватория, в которой не чувствовалось течения реки, была заполнена самодельными маломерками, выглядевшими, по большей части, неказисто, третий сорт. Не было в них лоска отработанного национального ремесленничества и вековой традиции, пусть и первобытной, которые сразу проглядывались, например, в этнических долбленках и пирогах. Они только учатся, нарабатывают опыт, мастерство. В основном все эти плавсредства были вытащены на берег, пришвартованы к крошечным сходням из жердей, некоторые на воде, прилипли к крашеным бочкам. И всего в трех посудинах сидели люди, прямо в центре бухты занимающиеся сетевой рыбалкой.
Типичный речной образ жизни, по-другому и быть не может. Если не принимать в расчет уникальности огромного корабельного кладбища, то Бизерта — обычный, в общем-то, молодой городок на тропической реке, причудливой тонкой лентой раскинувшийся по изгибам берега и выстроенный сообразно примитивным понятиям рациональности в рамках доступных людям технологий и практик.
Деловой центр поселения легко угадывался благодаря той самой высоченной трубе, серой с широкой черной полосой, ее действительно отлично видно с реки.
— Ленивые вы, бизертинцы, сонные какие-то, без изюминки, — тем не менее проворчал я. — Нет бы фантазию проявить. «Под трубой», ну что это за название для богоугодного заведения?
Отсвет от вычищенного стекла картушки компаса несколько слепил глаза, и я наклонил голову вправо. Ага, да тут у них даже маяк имеется! Стоит на конце низкой и узкой песчаной косы, которая на сотню метров тянется почти на запад, такой отмели в сильное волнение и не увидишь.
Нарастающий шум работы изношенной паровой машины, которую безжалостно заставили работать на полную мощь, ритмичными толчками поддавал в заднюю стенку ходовой рубки. Выдержит ли старушка? Я боялся, что каждую минуту эта обшарпанная жестянка может лопнуть пополам, зеленая речная вода хлынет в машину, и тогда подо мной взорвется котел, а разозлившийся «Ахиллес» напоследок плюнет товарищем Сомовым в пространство, как хулиганистый пацан из трубки сухим горохом. И полечу, весь такой авантюрный, широко расставив сильные руки, над гладью реки, рассекая лысиной жаркий воздух и размышляя, где именно в мои расчеты вкралась ошибка.
Скорей бы к берегу.
На берегу и на воде меня уже заметили!
Один из рыбаков встал в лодке во весь рост и принялся из-под руки рассматривать внезапно появившийся в бухте черный пароход, который двигался в сторону основного причала порта с максимальной, то есть недопустимой, скоростью. Взмахнул рукой, зашевелил губами, что-то говоря напарнику.
— Врагу не сдается наш гордый «Варяг», — затянул я гнусаво, отметив время: пора засекать. — Пощады никому не желает!
Впереди замерли на стоянке наиболее крупные суда: пяток среднеразмерных парусных джонок, небольшой белый пароходик, три или четыре баркаса универсального назначения, легкая баржа. С левого края были пришвартованы посудины, находившиеся, судя по всему, на краткосрочном ремонте. В бинокль было видно, что уже и там начали размахивать руками. Не нравится! А что, я же в гости, с чистым сердцем!