Даже сквозь боль он просиял.
— Так это оно? — сумел выдохнуть он. — Я превращаюсь в волка?
— Не совсем.
Он еще раз дернулся, потом закричал. Тело его сжалось, стало переливаться. Я вздрогнула и зажмурилась на секунду.
Когда я открыла глаза, на полу валялся довольно-таки испачканный лхасский апсо, а вокруг него — брошенная одежда Тома.
— Волчью шерсть мне так быстро достать не удалось, — пояснила я. — Решила, что собачья для испытания вполне подойдет.
Том открыл один глаз и посмотрел на меня злобно, потом оскалил зубы и беспомощно рыкнул. Даже в образе собаки он был совершенно для меня прозрачен.
— Ты мне эту чушь не пори, — сказала я. — Не шлялся бы ты к Филу, не было бы с тобой такого.
Он хныкнул, поднялся, пошатываясь, изогнулся полукругом в попытке рассмотреть собственный хвост. Потом посмотрел на меня — и заскулил.
— Да ты не волнуйся, — сказала я. — У меня есть способ это исправить.
Он слегка завилял хвостом, склонил голову набок, будто спрашивая, что за способ.
— Я нашла рецепт зелья, которое навсегда фиксирует текущее состояние. Так что нам надо дождаться заката луны, примерно в семь утра. Ты снова станешь человеком, выпьешь этого зелья — и можешь не волноваться насчет превращения в меховой шарик каждый месяц.
Он радостно замахал хвостом.
— Так что ты пока здесь побудь. Доешь свой ужин и поспи.
Я бросила на пол пару подушек, поставила перед Томом тарелку с индейкой.
— Вернусь как только смогу.
Он тихо тявкнул, попытался ухватить меня за штанину.
— Извини, — возразила я, как можно мягче его отталкивая. — С тобой тут ничего не случится. Только не гавкай, а то миссис Грогран вызовет службу отлова бродячих животных. Не шуми, лежи тихо, и завтра утром мы все исправим.
Он снова заскулил, наклонив голову в сторону.
— Я? Я пойду к дому Фила. Он свою дозу фиксирующего зелья получит чуть раньше тебя.
По пути на улицу я зашла в гараж и прихватила старый собачий поводок. Миссис Грогран будет рада своему рождественскому подарку.
Саймон Р. Грин
Люси на Рождество[6]
Саймон Р. Грин только-только вступил в средний возраст, и ему это несладко. Он написал более тридцати романов, и все разные. Среди написанных им серий — «Лесное королевство», «Охотник за смертью», «Найтсайд», а герой его новой серии «Секретные истории» — Шаман Бонд — очень тайный агент. Большую часть своей жизни Грин прожил в маленьком идиллическом городке Брэдфорд-на-Эйвоне — это был последний кельтский город, павший под саксонским вторжением 504 года н. э. Грин также работал подсобником в магазине, механиком по ремонту велосипедов, журналистом, актером, исполнителем экзотических танцев и невестой-по-почте. Но он никогда не работал на МИ-5, и кто скажет иное, тот соврет. Однако правда, что он — Супермен инкогнито.
Первую никогда не забудешь, и Люси была у меня первой.
Это был канун Рождества в Найтсайде, и я сидел и пил полынный бренди в «Стрэнджфеллоузе» — старейшем в мире баре. Народу было полно, воздух загустел от доброго веселья, по потолку струились стримеры самых дешевых бумажных декораций, которые только можно купить за деньги, и чем ближе была полночь, тем сильнее веселились клиенты — некоторые едва могли стоять. Но и при этом каждый тщательно следил, чтобы мне хватало свободного места, а я задумчиво сидел на табурете, держа в руке стакан. Я — Лео Морн, и этим именем вполне можно пугать народ. Конечно, моя Люси никогда меня не боялась, хоть я и ей и говорил, что я плохой мальчишка и плохо кончу. Она сидела у стойки рядом со мной, улыбаясь и слушая мои разговоры. Она не пила — она вообще не пьет.
Музыкальный автомат играл «Джингл Белз» в исполнении «Секс Пистолз» — верный признак, что у владельца бара ностальгия. Подальше вдоль длинной (кое-где даже полированной) стойки сидел Томми Обливион, экзистенциальный частный сыщик. Сейчас он изо всех сил старался убедить назойливого кредитора, что его счет в этой конкретной реальности может быть действительным, а может и не быть. Неподалеку от него мистер Фейт, найтсайдовская героиня-трансвестит в кожаном маскараде, танцевал на столе с демоницей-репортером, Бетти Дивин. Кругленькие рожки Бетти кокетливо выглядывали из длинных темных прядей.
Князь Тьмы мрачно надулся над стаканом из-за отмены своего реалити-шоу на телевидении. Властительница Тьмы пыталась искусить св. Николая веточкой пластиковой омелы, а олень с очень красным носом валялся в углу очень пьяной грудой, что-то такое бормоча о необходимости объединяться в союзы. Вокруг здоровенной елки порхали яркие крылатые феечки, мелькая между ветвями с фантастической скоростью гоняясь друг за другом. То и дело кто-нибудь из фей взрывался облачком от переполняющей радости жизни, потом снова собирался в крылатое существо и присоединялся к погоне.
Обычный канун Рождества в самом старом баре мира. Где мечты могут стать явью, если не быть осторожным. Особенно в то время года, когда боги и чудовища, хорошие и плохие, могут сойтись вместе в давней великой традиции еды и питья до одурения, и снова строить из себя дураков во имя старых любовей.
Бармен Алекс заметил, что мой стакан пуст, и снова налил мне, не ожидая просьбы. Зная меня очень хорошо, он твердо придерживается мудрого правила брать с меня вперед за каждую порцию, но даже гнусный и злобнодушный Алекс Морриси понимает, что не надо меня волновать в канун Рождества. Я отсалютовал Люси стаканом, и она улыбнулась мне в ответ. Красавица моя Люси. Невысокая, милая, приятно-округлая, в мелких белокурых локонах вокруг треугольного личика, блестящие большие глаза и улыбка, от которой сердце тает. И в том же длинном белом платье, в котором была, когда покинула меня навеки. Она остра… как гвоздь, сладка, как запретный плод, и честна так же, как светел день. Что она во мне нашла, я уже никогда не узнаю. Ей было шестнадцать, семнадцатый. Естественно, сейчас я куда старше ее.
И вижу я ее только здесь, в канун Рождества. Я не обязан сюда приходить, и каждый год говорю себе, что не приду, и всегда прихожу. Потому что, как бы ни было больно, я должен ее видеть.
Я вспоминал, как бежал через лес, догоняя Люси, мелькая вслед за ней между темными деревьями, а она бежала впереди, смеясь, дразня, всегда чуть дальше, чем можно достать, но никогда слишком далеко, чтобы я не подумал, будто она не хочет быть пойманной. Ночь была поздняя, но в лесу переливался свет бело-голубой луны, и я несся, купаясь в нем, и мир оживал вокруг меня, играя такими богатыми звуками и ароматами, каких я никогда не замечал раньше. Чувство силы, быстроты, неукротимости владело мною, и я мог бежать и бежать вечно.
Люси бежала впереди, в белом длинном платье, призраком мелькала среди деревьев.
Луна заполнила мой разум, луна кипела в теле. Чувства обострились почти до боли, и никогда не был я так жив и так счастлив. Перемена захлестнула меня приливной волной, затрещали кости, удлиняясь и перекатываясь, и мне было все равно. Мех выплеснулся на кожу, накрыл меня, сделал цельным, рот вытянулся в длинную пасть, и я благодарно взвыл, обращаясь к полной луне, от которой только что родился. Даже не заметив этого, я рухнул наземь и помчался дальше на четвереньках. И был я волком под яростной луной, и делал то, для чего был рожден, и древний императив охоты взял надо мной власть. И забыл я Лео Морна, забыл Люси, с воем несся среди деревьев в безумии луны и восторге первого превращения. Наконец-то вырвался из людской скорлупы, ловушки человеческого тела настоящий я, освобожденный для бега, для которого был сотворен.
И я бежал, несомый чудесной силой и быстротой своих новых ног, повелитель всего, что видел я, и весь мир и все, что в нем, были только моей дичью.
Я метался туда-обратно среди деревьев, взмывал на гребни холмов и бросался в овраги, преследуя добычу, перервал ей горло одним движением челюстей, жаркая влажная кровь радовала пасть, дичь визжала и брыкалась, но очень недолго, и я пировал над дымящимся горячим мясом, наслаждаясь легкостью, с которой рвалось оно у меня на новых острых зубах. Я жрал до насыщения, потом поднял заднюю ногу и пометил остаток, чтобы ни одна тварь не посмела коснуться моей добычи. Вылизав начисто запятнанную кровью морду, я чувствовал наконец, что нашел свое место в мире.
А когда я пришел в себя, Люси не было.
И теперь, после всех этих лет, снова был канун Рождества в «Стрэнджфеллоузе», и набившаяся публика распевала какой-то рождественский гимн. Вечер шел к концу.
Я не сказал Люси, о чем я думаю, но она, наверное, знала. Она становится печальнее, стоит мне только подумать об этом. Но я ни о чем другом думать не могу, в эту ночь из всех ночей года, в эту ночь, которая разлучила нас навеки. Канун Рождества, когда мир полон обещания, ночь, когда я сказал Люси, что люблю ее и что буду любить всегда, до конца времен и после него. Я сказал ей, что ничего в мире не хочу так, как хочу ее, и это была правда — солгал волк, живущий во мне. Вот почему я прихожу сюда в каждый сочельник, в этот старейший бар мира… где иногда история еще может кончиться встречей влюбленных.
Я не обязан сюда приходить, но прихожу, потому что обещал ей любить ее до конца времен и после него.
Часы пробили полночь, посетители заорали, приветствуя Рождество, и Люси медленно растаяла в воздухе. Снова ушла на целый год.
Когда тебя настигает первое превращение, слишком легко перепутать одну страсть с другой.
Первую жертву ты никогда не забудешь.
Дана Кэмерон
Ночь перемены[7]
Профессиональный археолог, специализирующийся по колониальному периоду Новой Англии, Дана Кэмерон еще и автор детективных археологических романов с главной героиней Эммой Филдинг. Шестая книга «Пепел и кости» в две тысячи седьмом году выиграла премию «Энтони» за лучшую оригинальную книгу в бумажной обложке. Рассказ «Князья беспорядка» о сыщице Маргарет Чейз (действие происходит в Лондоне восемнадцатого века), тоже был номинирован на премию «Энтони» за рассказ. Жившая когда-то в Салеме в штате Массачусетс (место действия данного рассказа), она переехала в расположенный неподалеку Беверли, где живет с мужем и весьма своенравной кошкой. Подробнее о Дане и ее работе можно прочесть на ее сайте, www.danacameron.com.
Я взобрался по лестнице к крыше и резко распахнул дверь. В лицо ударил морозный воздух. Моя сестра-вампир вытянулась на животе, почти голая, под бледным декабрьским солнцем.
Она не шевелилась. Я по телефонному звонку понял, что дело плохо, но чтобы…
— Клодия! — Я сглотнул слюну пересохшим ртом. — Кло?
Она шевельнулась, открыла затуманенные глаза. Лицо у нее осунулось, двигалась она скованно. Увидев меня, Клодия слегка успокоилась, застегнула лифчик бикини за спиной, потом села. Я отвернулся, покраснев.
— Господи, Кло! Тебе обязательно надо?
— А что такое? Я в укрытии. Джерри, выпей валерьяночки, никто меня здесь не видит. Мы потому это место и выбирали.
Она была права. Вечнозеленые кустарники и высохшие листья на лианах — летом буйство зелени — закрывали чердак со всех сторон, оставляя крышу открытой небу. На земле лежал снег, но Клодия даже не дрожала.
Но бикини уж слишком маленький. Я молчал, и она думала, что это от ханжества.
— Мне и купальник не нужен, когда я одна, — сказала она, глядя мне в лицо.
— А вот и нужен, потому что я — твой брат.
Да, я ханжа, можете меня осудить. Никто не любит, чтобы на его сестру глазели сальными глазами, особенно когда она выглядит так, что могла бы в этом бикини выйти на показ мод. И длинные темные волосы тоже лучше бы обрезать — в бою они слишком опасны.
Я сменил тему:
— Получил твое сообщение и встревожился.
Она кивнула, плечи ее ссутулились.
— Нехорошо сегодня утром вышло. Теперь нас ждет работа.
Последнее время все было так спокойно, что это должно было случиться.
— Рассказывай.
— Это было в приемном покое. — Клодия часто «случайно» оказывается в приемном покое, напрашиваясь на приключения. — На этого мужика наложили швы — порез на руке, он сказал, что на улице поскользнулся. Эйлин он задал работы, а до меня донесся его запах. Я ее попросила, чтобы она мне его направила для «обследования после травмы».
Клодия посмотрела на меня. У нее под глазами лежали темные тени.
— Он вломился ко мне в кабинет и разозлился, когда я велела ему подождать своей очереди. Очень агрессивный, подчиняется подсознанию, адски обидчив. Может быть, где-то под этой броней и есть обиженный ребенок, но поведением управляет бандитского вида я-защитник.
Не люблю, когда она болтает на этом жаргоне, но так она формулирует прямо из головы.
— Крупный по телосложению?
Она кивнула:
— Да, и этим пользуется. Запросто пускает в ход угрозы, пытался напугать меня. А потом… когда я встала и к нему подошла, он на меня замахнулся.
Я кивнул. С ней было все в порядке, но такие вещи очень было неприятно слышать. Это часть ее работы, и Клодия отлично умеет за себя постоять, но все равно раздражает. Можете считать, что я слишком ее опекаю.
— И что потом?
— Он промахнулся, от этого взбесился. Попытался снова. — Она пожала плечами. — И тогда я его укусила.
Я снова кивнул; лучше мне не стало. Если бы укус этого типа вылечил, она бы мне не звонила — подождала бы, пока соберемся вместе поужинать.
— Тебя кто-нибудь видел?
— Дверь была закрыта. Он меня сбил на пол, потом выбежал из кабинета. — Она запнулась. — Он какой-то очень плохой…
— Мы его возьмем. Плохие парни всегда попадают к нам, — сказал я уверенно.
Она покачала головой:
— Тут что-то очень странное. Глубокая какая-то неправильность.
— Ты просто устала. Мы всегда…
— Нет, Джерри! — Меня поразила неожиданная резкость, острота ее тона. — Тут что-то другое. Его реакция… я не могу избавиться от этого вкуса во рту. Он такой, будто… я с ним могла бы работать год, и все равно с места бы не сдвинулась.
Глаза Клодии наполнились слезами, и я понял, что она совершенно выбита из колеи. У нее и профессиональная, и личная гордость — о-го-го!