Тем временем продолжался обширный комплекс мониторингов относительно внедрения машины АМ в инфраструктуру индустрии всех уровней. Недавних студентов, жующих пейот, куривших марихуану и проделавших основную работу, сменили системные аналитики принявшиеся изучать, адаптировать и просматривать в перспективе потенциальные возможности машины АМ. Перспективы у мыслящей машины прорисовались немыслимые. В масштабах понятий 21 века.
В прессе её уже назвали «абсолютным компьютером», намекая на предельность возможностей делать расчеты, которой она достигла. Опять ошиблись. АМ не делала расчётов вообще. Это понять мог не каждый.
Но, тем не менее, «абсолютный компьютер» шагал по планете, завоёвывая любой пласт интеллектуально-прикладной деятельности человека, где его пробовали использовать.
Несмотря на то, что все работы с прототипом машины АМ проводились в секретной лаборатории, католическая церковь всё равно получила исходные данные и сразу же увидела для себя опасность. Высказавшись против абсолютной власти роботов над людьми, конфессия предложила уничтожить этот продукт нечеловеческого интеллекта, назвав работу системы АМ порнографией мыслительного процесса.
Но, в основном, пока ещё ничего не было ясно в обновляющемся мире, и отделить вымысел от правды не мог никто. Чем и пользовались мастера работать в мутной воде, создавая несуществующие общества страхования акционеров, собирая вполне реальные деньги с запутавшихся вкладчиков, имеющих капитал, но который не представлялось возможным вложить куда либо, внятно и осмысленно зная, – уцелеет ли он вообще. Цены на золото и другие драгоценные металлы, а также алмазы, после невероятного прыжка в запредельную мысль, неожиданно спикировали обратно, когда пришла информация, что при помощи машины АМ возможно создание любого элемента таблицы Менделеева, хоть из песка, в условиях школьной лаборатории и при минимальной себестоимости. Известие о частичном раскрытии тайны «философского камня» породило новую цель перераспределения капитала и массовых самоубийств. Цены на нефть тоже подозрительно остановились и, невзирая на заклинание АПЕК, стали проявлять нехорошие тенденции к стремительному обвалу вниз. Неврастенично подёргивающиеся инвесторы и хозяева состояний, собираемых столетиями, гадали на картах – что сделать? Третья мировая война началась. Но совсем не по тому сценарию, который рисовали многочисленные футурологи, аналитики и сценаристы, зарабатывающие на жизнь истощившейся фантазией и девальвированными образами. Мировая война началась по схеме «все против всех», которая уже давно отрабатывалась столетиями и внедрялась людям с детской скамьи; технологии этой войны разрабатывались суперкомпьютерами, докторскими диссертациями, массовыми поощрениями карьерного роста любой ценой, дробя социум на белых и чёрных, умных и дураков, везучих и неудачников, наследников и отречённых, святых и грешников, но главное – на богатых и бедных! Эти два сословия и образовывали основной фронт битвы и определяли стратегию всего густонаселенного бульона человеческих душ варившихся в ожидании неведомого Страшного Суда. Именно они и были участниками реальных боевых действий, а не регулярные войска и ударные армии, которые давно находились в состоянии полной боевой готовности, генералы которых нетерпеливо выжидали приказ открыть огонь и начать наступление. Им совсем не нравилась своя пассивная роль в разделе приоритетов на планете. Но поскольку Мировой Порядок Лос-Аламоса установил абсолютный паритет на исход в реальных боевых действиях между развитыми странами, постепенно превращая в раритет идею полномасштабной войны, на переднем плане трагикомедии человеческого бытия появилась идея другой войны, – войны психолого-экономической, жертвы которой были вполне физически реальны и многочисленны. Что демонстрировал текущий момент. Концепции рушились, доктрины умирали, критерии оценок ситуации были полностью размыты в мутной воде, взбалтываемой рыбаками-рыболовами – генералами биржевых показателей. Точки отсчёта стали похожи на морковку. Которая висит перед ослом, запряжённым в телегу, и заставляет бедное животное нестись во всю прыть к, с такой же скоростью удаляющейся, заветной цели. К заветной цели пытались добраться и вкладчики-акционеры, привыкшие жить на ренту и желать только спокойной ночи своей родне. Мультимиллионеры, основатели различных, как считается, благотворительных фондов, вымирали словно динозавры, оставляя пустым обанкротившееся поле деятельности, на которое с визжанием и дикими воплями торжества выпрыгивали сменявшие из нувориши, баловни судьбы на какое-то время.
А мыслящая машина технологии АМ продолжала своё шествие по планете, уничтожая академическое мышление прошедших тысячелетий и создавая вакуум, где пока не родилось ещё ничто, и только выли пустынные, всё сметающие на своём пути ураганы нового времени.
Глава 41
Иссушенный араб с берегов Днепра, – резидент разведки под дипломатическим прикрытием, – читал очередное секретное донесение, пыхтя старинным кальяном, набитым первосортным гашишем, только что доставленным дипломатической почтой. Донесения, а вернее, – указания, были от непосредственного начальства, с Востока. Ему было предложено оказать содействие четырем коллегам из Германии, попавшим в неприятную ситуацию в Киеве. Официально немцы выполняли задание Интерпола. По документам были простыми туристами. Что усложняло их отношения с официальным Киевом. Арабы, шефы резидента, что-то имели со стороны ФРГ, иначе помощи немцы не могли ожидать. И пришло указание – содействовать и помогать. На востоке, правда, излюбленный шахматный ход – это ход конем, и поэтому совершенно буквально подобные приказы воспринимать не стоило, – и вот резидент размышлял.
Резидент, естественно, был двойным агентом. Сложно предположить, что человек с востока на его месте не станет делиться информацией. Араб и делился, потому что был умный парень и понимал – жизнь вечна. А поэтому всё когда-нибудь случится. Рано или поздно – это уже вопрос не к нему.
Кроме шифрограммы от его восточного командования, пришла еще одна из Парижа. Именно они, французы, были его настоящие друзья, а вовсе не Интерпол со своим компьютерным высокомерием, от которого только болела голова. И со своими попытками получить информацию на халяву, говоря на местном сленге, а араб его досконально изучил. На халяву – то есть даром, то есть – за твой счет. За счет своего эмирата, например. В Киеве подобные вопросы украинцы понимали достаточно объективно. С ними проблем не было.
Французы шифрованным текстом просили прояснить любопытный вопрос.
Араб медленно втянул благовонную смесь, подержал в легких и выдохнул.
Их интересовал византийский кинжал, редкий раритет работы 1132 года.
Коллеги есть коллеги. Вдвойне приятно за хорошие деньги оказать помощь друзьям, он лично знал отправителей шифрограммы из Парижа.
Прилагалось описание, размеры, оригинальные отметки на клинке и ножнах, трехмерная фотография, но не это заинтриговало пытливый арабский ум, пропитанный парами конопли – парами своей родины. Французы просили нейтрализовать немцев. Именно ту группу из четырех человек, которой ему было приказано оказывать всяческое содействие.
Резидент задумался, рассматривая узоры персидского ковра и рисуя в голове вероятный исход своего действия или бездействия. Нейтрализовать.… Хм… Уточнений не было. Или отравить, или напоить или дескридитировать? Ничего толком не ясно.
Немцы отыскали то, что пытались заполучить французы. Но вмешались украинцы. И византийский клинок вновь канул в киевской ночи, как крокодил, прыгнувший в мутную реку. На этом этапе возникли проблемы. Весьма серьезные даже в физическом плане. Немцев избили. Забрали документы, деньги и личные вещи. Вслед за этим группу Интерпола захватило спецподразделение киевской милиции. В камере держали неделю, до выяснения личности. Посольство Германии никого из них за своих граждан в первые дни не признало, и хлебали спец оперативники из ФРГ украинскую тюремную баланду достаточно долго.
Да, жизнь, жизнь… Араб медленно втянул любимый дым. Не повезло парням. В такое место в час ночи пойдет только идиот из Гамбурга. Свои, местные, там находятся круглосуточно.
Завалили операцию, потеряли связного, – так и пропал, даже дома не появился. А связной-то им, прусским баранам, все и устроил. Принес клинок, так нет, подавай им еще и Мэрилин Монро! Араб слышал об этом агенте. Искать в районе Межигорской улицы в час ночи Мэрилин Монро может только немец турецкого происхождения, нет – монгольского. Далеко… Далеко им до братьев-французов! Обратились бы сразу к нему, Ахмеду, специалисту с востока и по Востоку. Клинок-то византийский! Какого, этого самого, искать его в славянских дебрях переходного периода, не зная местной специфики, ментальности, расценок, наконец. Нашли? А чем закончилось? Запад. Больше сказать нечего.
Клинок 1132 года. Интересный год! В общем, немцы, конечно, поработали хорошо, хотя и напоролись на лажу. Но ничего, арабы тоже умеют работать! Выдоим из побитой спецгруппы все, что они знают и даже не помнят. Аллах поможет. Немцы, немцы.… Да они и не немцы! Резидент вспомнил фотографии побитых агентов и усмехнулся. Скорее я – Чарли Чаплин. Он потянул дым из кальяна, пустил кольцо, потом еще шесть и продул сквозь них струйку дыма. 1132 год. Двенадцатый век. Тамплиеры. Крестовые походы. Любопытно, любопытно… Зачем им всем этот кинжал? Может быть он нужнее на Востоке? Будем искать. Андреевский спуск ничего не даст, это ясно, хотя агенту оттуда установку дадим. Район гостиницы «Барселона»? Может быть. Но очень, очень вряд ли. В том парке волки бродят.
Ахмед разлегся на ковре и стал рассматривать узоры на потолочных обоях.
Кинжал надо взять у того, у кого его взял посредник немцев. Гениальная мысль! Он не станет его продавать после такого шума и скандала. Ведь не дурак, наверное. Если сумел выхватить то, что лев уже глотать начал. Да. Ну, а если нет кинжала, то взять за горло хозяина по-восточному. Он сразу вспомнит, кому отдал. Правда, всему мешает маленькая деталь, – нет его координат. Тупорылая германская бригада не уточнила такую мелочь, как адрес владельца раритетного клинка. Значит, будем что-то думать.
Резидент встал и прошелся по комнате вдоль своего кабинета, ступая босыми ногами по мягкому ковру.
Все остальные дела придется отложить в сторону. Снайперы из Великобритании (Думали, что приехали инкогнито… Ха!)… Какого, этого-самого? Хотя бред Бобергауза придется анализировать – технический алгоритм должен быть. Смысл текста похож на католическую молитву, прочтенную наоборот – из конца в начало, – это-то и подозрительно.
Сандрони по поводу своих сербов пусть ждет ответа. Сербия от Японии далеко – время есть.
Текущую агентурную работу будет вести заместитель, – в Киеве тайн нет.
Араб снова сел в любимую позу, втянул дым и стал смотреть в окно, на набережную.
Но если все обстоит так, то надо вникать в проблемы и забыть секретаря Лесю, которая в ванной.
Тяжелый, черный лендровер подъехал к набережной Днепра и уткнулся носом в невидимый барьер, замерев на стоянке недалеко от Речного вокзала. Открылась дверь и вышли четверо человек. Один черный, трое чуть посветлее.
– Дойчланд, дай гривну или евро, – подбежал шустрый бродяга, определив по номерам принадлежность машины. Все четверо повернули головы в его сторону и уставились напряженными взглядами, словно мальчишка предложил им купить героин.
– Евро или доллар, – неунывчиво клянчил паренек лет десяти. – Уан евро – уан доллар. Йес, сэр? – Он показал большую тряпку и ведерко с водой.
– Ноу, – ответил негр, но вытащил монету в один евро и кинул пацану.
– Сенкью. Сенкью, сэр! – Паренек умчался дальше.
Четверка неторопливо пошла вдоль набережной и села за столик летнего кафе. У всех был мрачный и пожеванный вид. Негр был без переднего зуба и с распухшим носом. Двое других, – корейцы-китайцы, – с синяками под глазами. Четвертый, усатый, с пластырем на носу и весь изодранный, как будто насиловал кошку, – вдоль лица шли борозды-царапины. Возможно, невеселость пытались компенсировать дорогими костюмами и галстуками долларов по пятьсот. Но камуфляж помогал мало.
– Аттар, – спросил ободранного негр, с трудом шевеля челюстями. – Почему они просто не сделали отбой операции? Какого рыжего пса я должен сидеть в этой недоразвитой деревне? Что я сейчас смогу сделать? Клизму бабушке поставить?
Турок поморщился.
– Мойша, успокойся. Клизму поставят без тебя всем нам. Мы провалили операцию. Ты знаешь цену этому.
– Кто провалил операцию? Я? Здесь нет никакой Монро! Или в Гамбурге завелись говорящие жирафы? И углядели ее со своих длинных шей?
Корейцы молчали, рассматривая линию горизонта. Плохо шевеля головой, усатый турок обернулся к беззубому негру.
– Что?
– Мой дед был негр, – носил пальто.
Корейцы заказали у подошедшей официантки сок и стали пить его из трубочек.
– Твой дед был не прав. Прежде, чем носить пальто, надо воспитать внуков или внука, который без этого вырастает в большого черного дурня, и не слушает прямое начальство, что может ему выйти боком, хотя с него и так достаточно, за дедово пальто, – длинно, по восточному, объявил мягкий намек на выговор турок.
Один из корейцев уже гладил по заду официантку. Она улыбалась.
– При чем здесь мой дед? Если бы здесь был мой дед, то я бы уже давно был в Гамбурге и пил пиво с колбасой…
– Идем, пройдемся, – предложил ободранный.
Негр встал, и они пошли вдоль набережной.
– Понимаешь, Мойша. Все заключалась не в Мэрилин Монро, хотя она нам тоже нужна. Мойша, вся операция заключалась в том старом, ржавом ноже-кинжале, который мы не сумели вывезти из Украины. Из-за него, этого долбаного ножика, ты и не пьешь пиво в Гамбурге. И можешь теперь об этом сообщить своим вторым шефам в Тель-Авиве. Иерусалим вышлет спецгруппу для поддержки операции. Знаешь, снегурочка в пальто, из чего изготовлен этот византийский стилет? Из чистого, чистейшего…
– Палладиума? Да-а! Бешеные деньги.
– Баран ты еврейский. Из чистого метеоритного железа! Содержание Fe – 100 %. Чуть, чуть поменьше, на сотые доли процента. Это ритуальный предмет, а здесь идут совсем другие расценки, чем на антиквариат. Поэтому главную цель операции я не раскрыл. Не я лично – указание из центра.
– Вот молодец! Если бы я знал.… Эх, Гамбург, Гамбург.… Да я бы этого ножа из рук не выпустил, а не пошел бы гулять по барам. Чурка ты восточная. Ума – ни на грамм. Зачем нам были нужны эти справки-декларации? Резали бы этим ножом колбасу, да угощали таможню – вот и все дела.
– Слушай, умник. Как лучше – знаю я. Это раз. И, Мойша, мой милый, светлокожий друг, меньше болтай в присутствии Кимов! Они работают на Сеул, а скорее на Пхеньян и Пекин так же усердно, как и ты на Тель-Авив! Уловил? Постарайся уловить. Иначе я доломаю твои челюсти сейчас, здесь, на этом месте, хотя тебе, наверное, не верится?
Усатый остановился на набережной и стал напротив негра, сложив руки как в молитве.
– Аттар, – уже спокойно проговорил негр. – Не доставай меня моим именем. Я на евреев не работаю. И, заметь, про Стамбул ни слова не говорю.
– А ты скажи!
– Хороший теплый город. Где нету спец отрядов. Одни пьянки и русские бабы. Что еще? А, марихуана! И дерьмовая, как яйца у сибирского кота.
– Слушай, мы так договоримся до проповеди безбрачия.
Оба вернулись к кафе и сели за столик. Усатый посмотрел на часы.
– Девять ноль-ноль. Наверное, у арабов скользящий график на молитвы.
– Почти ноль одна, – уточнил Мойша.
К кафе подъехал оранжевый двухместный «Кадиллак» последней модели, с откидным верхом и восьмилитровым двигателем.
– Ага, явились правоверные.
Из машины вышел небритый парень с платиновой цепью на шее и гигантским «Ролексом» на руке. Очки с черепаховой оправой за 2000$ скрывали глаза. Странно, вроде… славянин?
Водитель «Кадиллака» подошел к агентам, окинул их взглядом, посмотрел критически на лендровер, как на динозавра, но улыбнулся и сказал мягким голосом, обращаясь к официантке.