— Вы думаете, — спросил Степан Матвеевич, — что нечто аналогичное может произойти и у нас?
— Этого я не могу сказать. Будьте любезны, — ответил пришелец. — Я просто рассказал, а уж вы сами принимайте меры. Да и пора мне. Хорошо провел время с ребятишками из Петухова, но и работать надо. Лежит, лежит диссертация без всякого движения. Вся надежда на Марград.
— Гражданин, — вдруг сказала тетя Маша, молчавшая до этого чуть ли не все утро. — Предъявите билет.
— Да будет вам, — попытался остановить ее Степан Матвеевич. — Сейчас не до билетов. И кроме того…
— Нет уж и нет, граждане, как это без билета? В нашем фирменном поезде без билета ехать невозможно. Да и случая-то такого еще не было. И не будет!
— Тетя Маша! — вступился за пришельца и Иван. — Ведь это представитель другой цивилизации. Ведь он нам сейчас такое рассказал!
— И слышать ничего не слышала, — сказала тетя Маша, хотя в продолжение всего рассказа старалась не проронить ни одного слова. — Безбилетник, и все. Заяц по-русски!
Тут уж проводницу начали уговаривать все находящиеся в купе, но та уперлась, хотя требования ее сейчас были совершенно бессмысленными.
— Будьте любезны, — сказал товарищ Обыкновеннов, приподнялся со своего места и слегка рассерженно и даже раздраженно ушел в стену вагона.
В любое другое время, в любом другом месте, кроме нашего поезда, это вызвало бы панику или, по крайней мере, предельное удивление. Как так! Человек, пусть и пришелец, ушел через стену? Ведь невозможно такое! Гипноз массовый в лучшем случае… Или уж повальное помешательство. Но сейчас никто этому действительно не удивился. Неудобно только было перед милым пришельцем за слова проводницы. Ей это тут же и высказали. Но тетя Маша, видя, что порядок и законность во вверенном ей вагоне восстановлены, успокоилась и даже сказала, что «ентот, в шляпе, очень даже представительный мужчина», но только без билета ездить ему все равно не положено, пусть он даже и крупный начальник.
Тетя Маша ушла начинать свои дневные дела.
33
Некоторое нервное беспокойство поселилось в нашем купе.
— Что-то мы делаем не то, — после довольно продолжительного молчания сказал Степан Матвеевич. — Что-то вокруг происходит, а мы ничего не можем понять. Давайте еще раз подумаем, что нам предпринять.
— Когда все это началось? — сам себя спросил Иван. — С чего все это началось?
— Вы считаете, что чудеса с нашим поездом начались именно в момент его отхода? — спросил Степан Матвеевич. — Я ведь рассказывал про свою способность жить в других реальностях. Так вот это прекратилось, как только я сел в поезд. Ну или чуть позже, потому что я не сразу пришел в себя после последнего путешествия.
— Это когда вы на меня налетели возле вагона? — спросил я.
— Пожалуй… Да, тогда-то и произошло мое последнее путешествие. Пока я подходил к вагону. Поэтому и пришлось спрашивать год, число и месяц. Но ведь прекратилось все, прекратилось же! А я ведь только за тем и ехал в Марград, чтобы просить помощи у ученых, потому что жизнь моя стала невыносимой.
— А теперь? — спросил Иван.
— Да что теперь? Теперь-то жизнь прекрасна, после всего, что со мной происходило.
— Значит, прекрасна? — переспросил Иван.
— Вполне, — ответил Степан Матвеевич. — Не считая нашего поезда. Но я, когда говорю — прекрасна, имею в виду только себя, только свое самочувствие. Прошу прощения, если это кого задевает.
— Да при чем тут «задевает»… — поморщился Иван. — Просто вам это состояние нравится, и вы его, конечно, хотели бы сохранить навсегда.
— Очень хотел бы, — подтвердил Степан Матвеевич.
— Что-то тут есть, — сказал Иван.
— Что же? — быстро переспросил его Степан Матвеевич.
— Ускользает из сознания. Вертится какая-то мысль, а ухватить ее не могу.
Валерка уже некоторое время беспокойно ерзал на скамье, не осмеливаясь вступить в разговор. Но подогревало его изнутри, видно, здорово. И все-таки он не утерпел, воспользовавшись паузой.
— Я считаю, — сказал он, — что некоторые явления не смогли бы произойти в нашем вагоне, если бы комсомол вовремя обратил на них внимание и принял меры.
Тут уж я знал, о чем он сейчас будет говорить. Но и запретить я ему не мог.
— Это хорошо, конечно, когда рождаются дети…
— Брось ты об этом, — попытался остановить его Михаил.
— Нет! — вспылил Валерка. — Если бы мы провели вчера с Ингой разъяснительную работу, указали бы ей на недопустимость подобных поступков, то уж сегодня-то второй ребенок наверняка не появился бы.
— Да что тебе до этого? — тихо возмутился Иван.
Я молчал. Тут я не мог защищать сам себя.
— А то, что если бы нам пришлось ехать до Марграда не двое, а семеро суток, то у них появилось бы и семь детей. А как Инга сможет вынести такую моральную и физическую нагрузку? Ей еще и учиться надо. А теперь и детей воспитывать. На тещину шею сядете? Да? Нет? А учиться и работать? Вы скажете, что это не мое дело? А дело-то наше общее!
— Уж не регулировать ли рождаемость собирается ваш строительный отряд? — спросил Иван.
— Нет. Не собираемся, — отрезал Валерка. — Но только в данном конкретном случае мы имеем право вмешаться. Потому что речь идет не о постороннем для нас человеке, а о студентке нашего отряда, за которую мы все несем ответственность.
— Не надо, Валерий, — попросил я. — Она уже и сама за себя может нести ответственность. Не маленькая.
— Да ведь нам еще даже неизвестно, что вы за человек. Может, вы аферист или еще кто?
— Инженер я обычный.
— И инженеры бывают разные. Наделать такого… Да ведь теперь какой шум пойдет в институте!
— Не будет, Валерий, никакого шума. Вот приедем в Марград, пойдем в загс и всю вашу группу пригласим на свадьбу.
— Перестань, Валерка! — озлился Михаил. — Это ее личное дело. И нечего нам вмешиваться. Вот если бы она плохо училась или работала…
— Еще бы этого не хватало!
Уж этого бы Валерка не допустил. Тут все было ясно.
Валерка высказался и теперь сидел набычившись.
— Лекцию пойду читать, — вдруг сказал он и пошел из купе. — О международном положении!
— Отойдет, — сказал Михаил. — Он немного вспыльчив, но вообще-то хороший парень.
— Конечно, хороший, — согласился Степан Матвеевич. — А с Артемом, я думаю, мы все равно ничего не поймем. Так и обсуждать эти события ни к чему. Это их двоих дело…
34
По коридору мимо моих ног ловко, никого не задев, пробежал «красивенький», симпатичный и даже какой-то веселый на вид. Он тихонечко произнес что-то вроде приветствия.
Все, все ерунда! И магазины всякие, и бутылки, и сама пропажа поезда. Даже пришельцы ведь в принципе могут быть. Но вот этого! Вот этого-то уж не могло быть точно! Ни наука, ни человеческий разум и воображение не в состоянии выдумать такое.
Значит, пока мы тут сидели обсуждали, что да как, судили-рядили, головы ломали, что же нам теперь делать, произошло нечто более страшное, чем все предыдущее.
Да и рассказ товарища Обыкновеннова сейчас немало помог нашей растерянности. Ведь никто и не знал о них ничего, об этих «красивеньких», никто, кроме нашего купе, да еще разве что двух-трех соседних, если только там старательно прислушивались к рассказу товарища пришельца.
Я выскочил в проход. Ага! Вот в купе знакомый мальчик словно и не переставал говорить: «Хочу то-то… Хочу того-то». Но только теперь его отец, помолодевший и словно сбросивший с себя непосильный груз воспитания сына, просто сидел на своей полке, а на желания сорванца отвечал премилый «красивенький».
— Хочу лодку, — сказал мальчик.
— Сейчас сделаем, — радостно ответил «красивенький», достал откуда-то материалы, плотничий инструмент, удобно и так, чтобы никому не мешать, устроился возле столика. Раз, два, что-то там поделал, попилил, построгал, пополировал, и в руках у мальчика оказалась лодочка, красивая какая-то. И минуты не прошло, как он ее смастерил.
Мальчик от радости зажал игрушку ручонками и чуть испуганно поглядывал по сторонам, не отберут ли? Ведь всю дорогу он только и слышал от отца: «Мама купит у дяди… Мама купит у дяди…» Но что-то ничего такого и не покупала мама у дяди. А тут самая что ни на есть настоящая игрушечная лодочка.
В следующем купе две девочки играли с двумя «красивенькими» в загадки. И так интересно было им, что даже отец, который вчера пытался читать им вслух книгу, приоткрыл рот и тоже потихонечку уже начал принимать участие в игре. Загадки, по-видимому, были интересными и свежими, потому что в купе на самом деле было интересно. Чувствовалось это.
Так, так…
Еще дальше «красивенький» деловито раскладывал на столике пасьянс, и четыре женщины, один мужчина и ребенок с интересом смотрели на чудо совпадений. Выходил какой-то очень сложный. Это было видно по восторженным лицам. Жаль вот только, что я в этом деле ничего не понимал.
А вот и купе Инги, там, в предыдущих, все было так странно, но не очень касалось меня. А тут! А тут мой Сашенька преспокойно играл в кубики с очередным «красивеньким». И даже Инга, кажется, была этим очень довольна. Что-то уж очень интересное получалось из этих кубиков, раз на сложенную из них фигуру смотрели даже Зинаида Павловна и Тося.
— Сашенька, — позвал я.
— Мы, папочка, играем, — сообщил мне сын. — А ты нам не мешай.
— Давай я тебя на руки возьму, — предложил я. Мне просто хотелось его куда-нибудь сейчас спрятать, потому что ничего хорошего от этих премилых существ я не ждал.
— Я не хочу на ручки, — сказал Сашенька, даже не отрываясь от игры.
— Нельзя приучать детей к рукам, — сказал мне «красивенький». И даже то, что он обратился ко мне на чистейшем русском, никого не удивило.
— Я нисколечко не хочу к тебе на руки, — снова сказал мне мой Сашенька.
— Инга! — крикнул я. — Да что же это?
— А что, Артем? Видишь, они играют. Ну и пусть играют. Только бы скорее время шло.
— Да ты хоть видишь, с кем он играет?
— Вижу, Артем, вижу. Ну что ты кричишь?
— Саша, прекрати игру! — потребовал я.
— Мальцев, — удивилась Зинаида Павловна, — да что вы сейчас можете предложить ему взамен?
— Ничего. Но и этой игры я не хочу.
— Ну и напрасно, Мальцев. Кто-то организовал игры для детей. Все успокоились, ведут себя послушно, не пристают к родителям. Что еще можно пожелать сейчас в поезде?
— Так вы этого желаете?
— Да не во мне дело, Мальцев, а в детях. Если им хорошо, то и пусть будет хорошо.
— Никогда бы не подумала, — сказала Инга, — что мы с тобой будем ссориться, да еще из-за таких пустяков.
— Да ведь и все твое «никогда бы не подумала» длится лишь вторые сутки.
— Ты хочешь поссориться, Артем?
— Нет, Инга. Не хочу. И вообще, а сейчас в особенности.
— Тогда оставь ребенка в покое.
Какая-то не такая вдруг она стала. Да и Зинаида Павловна… А Тося вообще не обращала на меня внимания. Ну да это-то ладно. А вот Светка и Клава смотрели на меня столь неодобрительно, словно хотели выкинуть из купе и сделали бы это, не сомневаюсь, если бы только у них хватило сил.
— Да вы что! — сказал я. — Не понимаете, что происходит?
— Ах, Артем, — сказала Инга, — оставь, пожалуйста, свои придирки.
— В фирменном поезде все так интересно, — сказала Тося.
— Очень хорошо поставлено детское обслуживание, — заявила Зинаида Павловна.
— Я вот возьму сейчас этого милого «красивенького» и вышвырну в окно!
— Только попробуйте! — даже не взглянув на меня, сказал симпатичный «красивенький».
— Окна закрыты, — вставила Светка.
— Открою! В дверь, если уж на то пошло.
— Па-а-а-па! — вдруг заревел Саша. — Не надо. Не выбрасывай. Не мешай нам играть.
— Отстань от ребенка! — потребовала Инга.
Уж не прелести ли семейной жизни начинались у нас? Да что с ними со всеми произошло?
Я все же попытался схватить «красивенького», но тот уцепился за что попало и даже за плечо моего сына, так что уж теперь-то я его выбросить никак не мог, да и сын с радостью подставил ему плечо и даже сам удерживал его тоненькими ручками.
— Люди, опомнитесь! — взмолился я.
— Да что с тобой? — удивилась Инга. — Ты словно нарочно ищешь ссоры со мной!
— Нет, Инга, нет! Вы просто сейчас ничего не понимаете. Это ведь «красивенькие»! Вы не слышали, что о них рассказывал товарищ Обыкновеннов. Ведь они вытеснят нас! Они уже не одну планету таким образом захватили. Чуть ли не с полного согласия обитателей этих планет.
— Мальцев, вы начитались ерунды, — сказала Зинаида Павловна.
Я еще ничего не понимал, кроме одного, что если вот так и продолжать этот никчемный, пустой разговор, то я действительно рассорюсь, и не только с Зинаидой Павловной и Тосей, этими двумя студентками, но и с Ингой и даже с сыном. Что-то пробежало между ними всеми и мной! Ну да! Это все проклятые «красивенькие». Они, они, тут больше ничего другого и не было. Да только как все это объяснить женщинам, если они и слушать не хотят? И не будут!
— Инга, Зинаида Павловна, Тося, я вас прошу, следите за детьми. Я сейчас.
— Хм, — сказала Инга. — Да кто же за ними и следит? Ведь тебе все некогда. У вас там сплошные заседания.
— Заседания, — согласился я, — только мы еще не совсем прозаседались.
— Так продолжайте, — холодно сказала Инга.
Нет, не могла она быть такой. Ни со мной, ни с кем другим. И хоть мало я ее знал, это так, но только знал всю, ничего в ней не было для меня тайного. Не могла она быть такой.
Холод прошел по душе, и стало страшно.
35
Я бросился бегом в свое купе, надеясь найти там помощь и разъяснения. В купе сидел писатель Федор, а какой-то «красивенький» перепечатывал ему на машинке рукопись рассказа.
— Федор, — позвал я.
— Вот, — осклабился тот. — На чистовую уже пошло. У меня ведь и машинки-то никогда не было. А переписанные от руки рукописи в издательствах не принимаются. Не знал я этого, Артемий. Не знал. Уж давно бы опубликовали. Вот премилый «красивенький» и объяснил. И Валерий Михайлович обещает напечатать в коллективном сборнике.
— Это для начала, — сказал Крестобойников. — Потом мы и индивидуальный, авторский то есть, сборник выпустим. Федор достоин того, чтобы для его рассказов рубили на бумагу лес.
— И вы тоже! — в изумлении и испуге воскликнул я.
— А что? Очень даже просто вот так в поезде встретить будущего знаменитого писателя, — сказал Валерий Михайлович, принимая от «красивенького» очередной лист рассказа и мельком просматривая его. — Техника печатания у вас на высоте. — Это уже относилось к «красивенькому».
— Стара-а-аемся, — обрадованно протянул тот.
Действительно, очень веселые и нужные ребята были эти «красивенькие». И не обойтись без них сейчас никому.
— Валерий Михайлович, — позвал я.
— А! Что?
— Валерий Михайлович, скажите, пожалуйста, вы где работаете?
— Что значит где? В издательстве! Старшим редактором.
— А лаборатория?
— Пройденный этап, Артемиус, пройденный этап.
— А что за издательство?
— Ну уж, Артюща, эго слишком. Вы словно мне не доверяете.
— Прошу прощения, — сказал Федор, — но только в каком нужно, в таком товарищ Крестобойников и работает.
— Название издательства! — потребовал я и сам удивился своему грубому тону. Но он, видимо, возымел действие на погруженного в чтение Валерия Михайловича.
— Да то самое издательство…
— Какое? Конкретно!
Валерий Михайлович замялся. Не получалось что-то у него. Что-то не складывалось в целую фигуру.
Федор подозрительно посмотрел на своего предполагаемого редактора.
«Красивенький» стремительно забарабанил на пишущей машинке и даже запел какой-то веселенький мотивчик, знакомый, но давно забытый.
— Небольшое замыкание, — испуганно сказал Валерий Михайлович, — не могу вспомнить название своего родного издательства. Ну это, которое на улице…