Бойся Кошек - По Эдгар Аллан 26 стр.


— Я вышла из дома, — сказала она, — и надеялась перехватить тебя по дороге домой. Дверь открыта?

— Да, — ответил я. — Послушай, дорогая, не возвращайся. Извини. Я не понимал, что здесь происходило. И обвинил тебя.

— Если дверь открыта, ты можешь сделать это. Просто беги, как можно быстрей, — и тут я вспомнил, что телефонный провод оборван, вспомнил и тот голос, который звал меня из соседней комнаты.

Как только я положил трубку, раздалось шипение. Это был тот самый звук, который поймала стереосистема, но сейчас более сильный, просто подавляющий. Я метнулся от лестницы на середину холла. Еще один рывок — и я окажусь вне дома. Но не успел я восстановить равновесие, как увидел, что входная дверь закрыта.

Я мог бы впустую растратить все свои силы, дергая ручку двери. Но, хотя я не понимал правил игры, я чувствовал, что если дом пытался убедить меня, что Хэзел находится в безопасности, то это означает, что она все еще продолжала находиться где-то внутри дома. Холл у меня за спиной исходил слюной. Я вцепился в ручку входной двери. Я твердил себе, что всего лишь опираюсь на нее, и повернул ее.

Лишь спустя некоторое время мне удалось определить, где я нахожусь. В полумраке холл казался зеленым и значительно меньшим в размерах. Возможно, я находился в гостиной. Нет, это не так, поскольку я видел лестницу; мой мозг визжал и царапался, и я сконцентрировал все свое внимание на ней. Холл неуловимо изменился и, казалось, вытянулся, чтобы поглотить в своем полумраке бесконечность. До лестницы было идти и идти. Даже не стоило и пытаться добраться до нее — передо мной простирался целый акр открытого пространства, и я знал, что шансов у меня нет никаких.

Я громко позвал Хэзел, и откуда-то сверху она ответила на мой крик.

Этот голос, я знал, не был фальшивым. Он был едва различим, страх изменил его, и именно это гарантировало его истинность. Я побежал к лестнице, считая шаги. В какой-то момент я владел ситуацией. Мне нужно было продолжать двигаться, не оборачиваясь, не оглядываясь по сторонам. Но я не смог удержаться от того, чтобы не бросить взгляда на гостиную.

В дверях было темно, и в темноте появилось лицо — мелькнуло и исчезло, наподобие мимолетно сверкнувших призраков в толпе привидений. Я уловил огромную черную голову, горящие зеленые глаза, красный рот с белыми клыками. Посмотрев на лестничную площадку, я увидел, что лестница превратилась в уходящую вверх цепь большущих ступеней, разделенных зияющими проемами, которые я никогда не смогу преодолеть. Воздух шипел за моей спиной, а я не мог двигаться ни вверх, ни вниз.

Тут Хэзел снова что-то крикнула. Существовал только один способ победить самого себя, и мой мозг оцепенел настолько, что мне удалось это сделать. Я крепко зажмурил глаза и пополз наверх, цепляясь за каждую следующую ступень и подтягивая свое тело через проемы. Я чувствовал, как качалась подо мной лестница. Я еще думал, сбросит или не сбросит она меня вниз, пока до меня не дошло, что нечто карабкается вслед за мной. Я уже чувствовал урчащее дыхание на моей шее, и тут, наконец, добрался до площадки.

С трудом я встал на ноги и открыл глаза. Если только дом не обладал способностью прятать, Хэзел могла находиться только на чердаке. Когда я пробегал через площадку, огромное лицо промелькнуло в верхней части лестницы. Глаза существа блеснули безграничной ненавистью, но я ворвался на чердак и захлопнул за собой дверь.

Сердце у меня упало. Чердак был до такой степени забит коробками, что никто здесь бы спрятаться не мог. Вещи громоздились одна на другую, задушенные и связанные вместе веревками пыли. Я не представлял, как можно пройти между ними. Я мог оказаться загнанным и отрезанным в этом лабиринте. Я попытался увеличить угол обзора и сбросил на пол одну из коробок, и вместе с глухим стуком упавшей коробки я услышал за спиной ужасное шипение.

Тут я увидел Хэзел. Она сидела, забившись в угол, подтянув колени к подбородку, обхватив голову руками, и всхлипывала. Я осторожно двинулся по направлению к ней, изгоняя из своего сознания страх. Вдруг мои ноги запутались в проволоке. Я посмотрел вниз — это были провода от ламп, — вставил штепсель, и яркий свет залил комнату. Я приблизился к Хэзел.

— Ну-ну, дорогая, — я попытался ее успокоить. — Перестань. Мы уезжаем. Пошли.

Она отняла руки от лица, взглянула на меня — и, раскрыв от ужаса глаза, вновь забилась в угол. Я сделал шаг назад. Губы ее шевелились — она что-то пыталась сказать. Я обернулся и посмотрел на дверь.

Дверь была открыта, и огромная морда наполовину заслонила дверной проем. Схватив лампу, я направил свет на дверь, но глаза чудовища даже не сощурились. Оно начало протискиваться в дверь, меня охватил ужас, и я что было силы швырнул светильник в эту морду.

Что произошло дальше — я не знаю. Я так и не услышал падающей на пол лампы, но поток энергии пронес меня через комнату к окну. Я открыл окно, подбежав к Хэзел, попытался поставить ее на ноги, перекинул ее через плечо, шатаясь, сделал шаг к окну, обернувшись, увидел жуткий оскал пасти огромного монстра.

Думаю, дом не предвидел такого развития событий: мыши никогда не выпрыгивают из окон. Я провалялся некоторое время в больнице, залечивая сломанную ногу, а Хэзел нанесла визит в контору по продаже недвижимости. Как только она заставила агента признаться в том, что он ни за что на свете не провел и одной ночи в этом доме, остальное было делом техники.

— У меня нет времени на ужасы, — сказал он ей.

Нога моя вскоре срослась, а Хэзел еще долго продолжала страдать от бессонницы.

Роальд Даль

ПОБЕДА

Для многих любителей литературы упоминание имени Роальда Даля в первую очередь ассоциируется с многочисленными и весьма талантливыми произведениями для юных читателей. Он — автор сказок, поэтических повествований и фантастических сюжетов для детей. Трудно поверить, но этот, казалось бы, сугубо детский писатель с неменьшим успехом писал рассказы и для взрослой аудитории, причем особенно ему удавались те произведения, в которых кажущаяся банальность и заурядность сюжета вскоре оборачивается неожиданным поворотом, где в самых вроде бы обычных и нормальных людях проступают доселе сокрытые злобные, порочные, а порой и просто леденящие кровь тенденции и устремления.

Подлинный мастер короткого рассказа, Р. Даль не стремится нагнетать атмосферу ужаса, не шокирует читателя описанием жутких подробностей, а как бы приглашает его — причем не без юмора — взглянуть на самого себя со стороны и оценить, на что каждый из нас может быть подчас способен.

Луиза с полотенцем в руках вышла из двери кухни и окунулась в прохладный и ясный октябрьский день.

— Эдвард! — позвала она, — Э-эдвард! Обе-едать! — Еще немного подождав, явно прислушиваясь и надеясь услышать возможный отзыв мужа, она прошла на лужайку и, сопровождаемая малюсенькой тенью, обогнула клумбу с розами, чуть коснувшись ногой солнечных часов. Для невысокой и полной женщины, коей она являлась, движения ее были довольно изящны, когда она шла, живо и мягко покачивая плечами и взмахивая руками. Пройдя под кроной тутового дерева, женщина оказалась на покрытой брусчаткой дорожке. С того места, где дорожка заканчивалась, она взглянула вниз вдоль откоса, в самый конец большого сада.

— Эдвард! Обедать пора!

Она уже увидела мужа, который работал примерно в восьмидесяти ярдах от нее, внизу, у самой кромки леса — его высокую стройную фигуру в брюках защитного цвета и темно-зеленом свитере. Стоя рядом с большим костром, он вилами подбрасывал в пламя ворохи сухих веток и листьев. Огонь яростно взметался оранжевыми языками и клубами молочно-белого дыма, который медленно уплывал в сад, принося с собой чарующие ароматы осени и горелой листвы.

Луиза пошла по откосу в сторону мужа. В принципе, она могла бы ограничиться и словесным призывом, тем более что голос у нее был довольно звонкий, но что-то привлекло ее в этом великолепном костре, заставило подойти ближе, чтобы почувствовать его жар и услышать завораживающее потрескивание горящего лесного мусора.

— Обед готов, — в очередной раз проговорила она на ходу.

— Иду, сейчас, подожди минутку.

— Какой замечательный у тебя получился костер.

— Да, надо было расчистить это место, — проговорил муж. — Надоели эти ветки. — От работы он порядком вспотел, его вытянутое лицо лоснилось, на кончиках усов поблескивали росинки влаги, а по шее и горлу внизу стекали и исчезали под воротником свитера два тоненьких ручейка.

— Смотри, не перенапрягись.

— Слушай, Луиза, тебе не надоело на каждом шагу следить за мной, словно я какой-то старик. Немного физического труда еще никому не повредило.

— Ладно, ладно, знаю, дорогой. Ой, смотри-ка, Эдвард! Смотри вон туда!

Тот обернулся и посмотрел на жену, которая указывала пальцем куда-то по другую сторону костра.

— Эдвард, смотри, кошка!

Это действительно была кошка, причем довольно необычного окраса; животное сидело на земле чуть ли не вплотную к костру, отчего со стороны могло показаться, что языки пламени изредка касались его шкуры, хотя само оно вело себя подчеркнуто спокойно, слегка наклоня голову набок, подняв нос и поглядывая на супругов своими холодными желтоватыми глазами.

— Ой, да она же сгорит! — воскликнула Луиза, роняя полотенце и бросаясь вперед, после чего схватила кошку обеими руками, отнесла ее в сторону и усадила на траву подальше от костра.

— Совсем ума лишилась? — спросила она невозмутимую кошку, одновременно утирая руки. — Что это на тебя нашло?

— Не беспокойся, она знает, что делает, — флегматично произнес муж. — Хотел бы я посмотреть на такую кошку, которая делала бы что-то против своей воли. Едва ли сыщется хотя бы одна.

— Интересно, чья она? Ты ее раньше не видел здесь?

— Не приходилось. Да, окрас что надо.

Кошка по-прежнему сидела на траве и искоса посматривала на супругов. В ее глазах ощущалось какое-то скрытое внутреннее напряжение, было в них что-то необычно задумчивое, тогда как нос словно окаймляла тень легкого презрения и, возможно, некоторого удивления при виде этих людей; можно было подумать, что вид их — невысокой, полной и розовощекой женщины и худого, мускулистого, сильно вспотевшего мужчины, — хотя и заслуживал некоторого внимания, однако особой важности не представлял. Окрас ее был довольно не типичен для кошек — серебристо-серый, ровный, без малейшей примеси голубизны, а шерсть была очень густая, тонкая и мягкая.

Луиза наклонилась и погладила ее по голове и спине.

— Ну, домой идти не надумала? — спросила она. — Будь умницей и отправляйся туда, откуда пришла.

Супруги отправились вверх по холму в сторону своего дома.

Кошка тоже встала и пошла следом за ними — сначала держась на отдалении, но постепенно приближаясь, быстро сокращая разделявшее их расстояние… Наконец, она поравнялась с ними, а через несколько секунд возглавила странное шествие, передвигаясь с таким видом — хвост торчком, как мачта корабля, — словно вся эта территория безраздельно принадлежала ей одной.

— Ну, сказали тебе, иди домой, — проговорил мужчина. — Пошла! Нам ты не нужна.

Едва они достигли дома и открыли дверь, как кошка юркнула внутрь, и Луизе пришлось дать ей на кухне немного молока. Пока супруги обедали, она запрыгнула на стоявший между ними свободный стул, в результате чего голова ее оказалась практически на уровне стола, откуда она принялась наблюдать своими темно-желтоватыми глазами всю обеденную процедуру.

— Что-то не нравится мне эта кошка, — заметил Эдвард.

— А мне она, наоборот, кажется очень привлекательной. Как ты отнесешься к тому, если она немного поживет у нас?

— Слушай, Луиза, с чего это она должна у нас оставаться? Ведь у нее где-то есть хозяин. Она просто потерялась. Если же она задержится еще на некоторое время, тебе придется отнести ее в полицию — уж там-то обязательно отыщут ее владельцев.

Покончив с обедом, Эдвард вернулся к работе в саду, а Луиза, как и всегда, уселась за пианино. В общем-то, она довольно неплохо играла на этом инструменте и тонко разбиралась в музыке, а потому ежедневно играла — преимущественно для себя. Кошка к тому времени уже перебралась на диван, и Луиза, проходя мимо него, погладила ее по голове. От прикосновения животное приоткрыло глаза, посмотрело на женщину, потом опять сомкнуло веки и вновь погрузилось в сон.

— Надо же, какая необычная кошка, — пробормотала женщина. — И цвет какой необычный. Но очень красивый. А что, если ты и в самом деле останешься у нас? — Она скользила ладонью по голове кошки, пока не почувствовала под шерстью небольшую припухлость или шишечку, как раз над правым глазом.

— Бедняжка, — жалостливо проговорила она. — Надо же, опухоль на такой прелестной мордочке. А может, ты у нас уже старушка?

Она подошла к инструменту. Со временем у нее сформировался своеобразный ритуал, когда прежде, чем начать играть, она составляла тщательно продуманную программу на каждый день. Луизе не хотелось нарушать атмосферу очарования, которое она получала от музыки, вынужденными остановками на поиск следующего произведения. Единственное, что она допускала, это небольшую паузу после каждой пьесы, но и то лишь для того, чтобы дать возможность публике разразиться бешеными аплодисментами и горячо заявить о своем желании повторно услышать тот или иной фрагмент. Разумеется, речь шла о воображаемой аудитории, но ей всегда очень нравилась подобная фантазия, а в отдельные дни у нее было такое ощущение, будто комната, погруженная в волны ее пленительной музыки, вдруг срывается с места и куда-то плывет, медленно исчезая вдали, тогда как сама она не видит абсолютно ничего, кроме разве лишь рядов кресел и моря лиц, обращенных в ее сторону и внимательно вслушивающихся в каждый аккорд.

У нее не было строгого правила, когда играть по нотам, а когда без них, а потому она решила, что сегодня будет играть по памяти — такое было настроение. Вот только что выбрать? Она застыла перед пианино — маленькая, пухленькая, розоватая женщина с округлым, но все еще миловидным лицом, схваченными на затылке крохотным хвостиком волосами и сцепленными на коленях руками. Изредка бросая взгляд направо, она видела лежавшую на диване и свернувшуюся в клубок кошку, серебристо-серая шкура которой приятно контрастировала с алой подушкой. Может, для начала что-нибудь из Баха? Или лучше Вивальди? Пожалуй, можно попробовать версию Баха для органа в концерте до минор. Так, это пойдет первым номером, а потом можно немножечко Шумана. «Карнавал» — это будет забавно, а потом пойдет Лист — так сказать, для разнообразия. Потом опять Шуман, только что-нибудь из веселых пьес для детей, можно сказать — и название подходящее: «Детские сцены». Ну, а под занавес пойдет Брамс, его вальс, а может, сразу два, если настроение будет подходящее.

Значит, так: Бах, Шуман, Лист, Шуман и Брамс. Чудесно! Это как раз та программа, с которой она прекрасно справится даже без нот. Она чуточку пододвинулась к инструменту, сделала небольшую паузу, будто ожидая, когда кто-нибудь из публики (она уже чувствовала, что сегодня концерт получится на славу) в последний раз кашлянет, и наконец, с томной грацией, отличавшей почти все ее движения в процессе игры, прикоснулась пальцами к клавишам и начала играть.

Поначалу она даже не замечала кошку, более того — полностью забыла о ее существовании, но, едва первые сочные звуки музыки плавно разлились по комнате, уловила краем глаза стремительное оживление, намек на порывистое движение на диване справа от себя. Луиза сразу же прекратила играть.

— Ну, что случилось? — спросила она, поворачиваясь к кошке. — В чем дело?

Существо, которое несколько секунд до этого мирно посапывало, сидело выпрямившись, неподвижно упершись ногами в диван, напряженно подняв уши и широко распахнув глаза. Кошка неотрывно смотрела на пианино.

Назад Дальше