Создание бесстрастно взирало на него, высокомерно безразличное как к его бредовой болтовне, так и к наступавшему молчанию. Однако мистическое везение продолжалось — Грею все время везло.
Шло время, и его стало одолевать честолюбие. Теперь ему оставался какой-то шаг до тех магических цифр и сумм, за которыми, как он сам определил, можно было бы прекратить столь сомнительное занятие. Он сказал себе, что с любых точек зрения обезопасил себя, и в конце концов решил перебраться в более подходящий и респектабельный район.
При этом Грей не забыл о том, чтобы купить для желтого кота новую и достаточно дорогую плетеную корзину, в которой он и перевез его с чердака в весьма роскошную квартиру. Обставлена она была с умопомрачительной безвкусицей, однако по контрасту с былыми трущобами смотрелась весьма прилично.
Кроме того, он стал здорово выпивать, во всяком случае, больше, чем полагалось бы человеку, которому следовало иметь свежую голову, по крайней мере, в течение некоторой части дня, а точнее — вечера.
Однажды ему выдалась возможность поздравить себя с приобретением нового жилья. Дело в том, что впервые за все тридцать с лишним лет жизни он повстречал женщину. К тому времени Грей привык подразделять всех женщин на две категории. К одной из них относились «чурки» — бездушные создания с куриными мозгами и лихорадочным азартом картежника, тогда как другие именовались «пижонками» — молодые, но чаще старше, дурочки, распускавшие свои идиотские, но весьма дорогие перышки, чтобы другие люди, вроде него, основательно пощипали их.
Однако Элиз Даер была другой. При виде ее сердце Грея начинало биться со странной, учащенной быстротой, у нее были необыкновенные, светлые, как пушок кукурузного початка, волосы, бледно-матовая кожа, а глубоко посаженные синие глаза и нежный карминно-красный рот ввергали его в состояние непривычного смущения.
Как-то раз вечером они заговорили о талисманах. Грей, который до этого не рассказывал про желтого кота ни единой душе, прошептал, что, если она не против, он мог бы показать ей свой талисман, который и принес ему эту едва ли не вошедшую в поговорку Удачу. Девушка с неподдельным энтузиазмом откликнулась на его робкое приглашение зайти к нему домой, а он по своей простоте с заиканием пробормотал, что тем самым она окажет ему честь. Он совсем забыл про то, что Элиз Даер воспринимала его не иначе как богатого человека.
Охваченный восторженным ликованием, он компенсировал ее проигрыш и заказал шампанское. Девушка умело потчевала его вином, так что к концу вечера он наклюкался, как никогда со времени начала эры его процветания.
Домой к нему они отправились на такси. Грей чувствовал, что наконец-то достиг вершин успеха. Жизнь была прекрасна, великолепна! Какое значение сейчас могла иметь вся остальная дребедень?
Он повернул выключатель, и девушка переступила порог квартиры. Отовсюду лился яркий свет, резкость которого несколько сглаживала богатая отделка комнаты. Разукрашенная, аляповатая обстановка явно говорила о немалых деньгах владельца жилища. Девушка не смогла сдержать восторженного вздоха.
Впервые за все время своего проживания здесь кот проявил признаки необычного поведения. Он медленно потянулся и встал на ноги, оглядывая вошедших яростно горящим взглядом.
Девушка вскрикнула.
— Ради Бога, убери его! — завопила она. — Иначе я не вынесу! Не хочу, чтобы он был где-то рядом. Убери куда-нибудь этого проклятого кота! — Она начала всхлипывать жалобно, почти навзрыд, — и стала постепенно отходить назад к двери.
Видя это. Грей, похоже, совсем потерял голову и, исторгая громкие ругательства, заорал на приближающееся животное, после чего схватил его за глотку.
— Не надо… не плачь, дорогая, — задыхаясь молвил Грей, сжимая шкуру кота. — Сейчас я разберусь с этим ублюдком. Подожди меня! — И он бросился к открытой двери.
Грей бежал по пустынным улицам. Повиснув в крепко сжатой ладони, кот постепенно успокоился и практически не шевелился, лишь едва заметно подрагивал его желтоватый мех. Грей сам толком не понимал, куда направляется. Больше всего ему сейчас хотелось как можно скорее избавиться от тирании омерзительного существа, свисавшего из его стиснутого кулака.
Наконец до него дошло, куда он все-таки идет. Неподалеку от нового жилища Грея располагался канал Принца — медленный проток, пролегавший вдоль фешенебельных кварталов в западном направлении. Именно к этому каналу он и бежал, а, достигнув цели, не колеблясь, швырнул кота в воду.
Уже на следующий день он понял, что натворил. Первым посетившим его чувством оказался страх, хотя где-то в глубине души продолжала таиться надежда на то, что этот приступ суеверия вскоре пройдет. Однако перед глазами, подобно образу из смутного забытья, вставала вполне живая картина…
— Да ты просто трус, — подначивала его Элиз. — Почему ты не можешь вести себя как настоящий мужчина. Иди в казино и сам убедись в том, что можешь выигрывать вопреки всем этим глупым кошачьим предрассудкам!
Поначалу он никак не хотел с этим согласиться, яростно сопротивляясь этой идее; однако постепенно она захватила его, поскольку именно в ней он видел единственный путь к спасению. Ему надо только один-единственный раз бросить судьбе перчатку и при этом выиграть, тогда его рассудок снова обретет прежнее спокойствие.
Его возвращение в клуб «Зеленое сукно» было воспринято громогласными приветствиями.
Получилось так, как он и ожидал. Одна неудача сменяла другую.
Неожиданно его сознание посетила одна идея. «А что, если кот все еще жив? Почему он раньше об этом не подумал? Ведь в самом деле, не зря же говорят, что у каждой кошки девять жизней! В конце концов, он вполне мог выбраться на противоположный берег и куда-нибудь убежать».
Лихорадочная догадка тут же воплотилась в конкретные действия. Он поспешно покинул клуб и резким жестом подозвал проходящее мимо такси.
Ему показалось, что машина плетется как черепаха, однако наконец она подвезла его к тому самому месту, где он столь безрассудно расстался с котом. Поверхность воды была абсолютно неподвижна, и это окончательно убедило его в том, что здесь искать что-либо совершенно бесполезно. Во всяком случае, не так надо было все это делать.
Одна и та же мысль продолжала терзать его разум все последующие дни. Докучливые расспросы и скрупулезные поиски кота не дали никаких результатов: ни малейших следов исчезнувшего кота.
Снова и снова он приходил в казино, соблазняемый безумной идеей о том, что всего лишь один-единственный выигрыш сможет вернуть ему былое спокойствие и умиротворенность. Но выигрыш не шел в руки…
И потом случилось нечто странное. Как-то вечером, возвращаясь домой через пустынное пространство обезлюдевшего парка, он испытал необычное и одновременно непреодолимое желание сойти с покрытой гравием тропинки и пойти по траве. Поначалу он попытался отбросить от себя эту мысль, отчаянно сопротивлялся ей: он замерз и порядком устал, а идти по дорожке было гораздо легче, чем плестись по влажной сумрачной траве. Однако наваждение это — подобно слепому, загадочному инстинкту — не исчезало, и в конце концов он к своему удивлению обнаружил, что бежит, путаясь ногами в набрякших стеблях мокрой травы.
Он не мог найти ответа на вопрос, почему с ним все это произошло.
На следующий день Грей поднялся с постели, когда солнце готово было уже клониться к закату.
В поисках халата он стал бродить по комнате и неожиданно увидел в стекле створки шкафа собственное отражение. Лишь тогда он обнаружил, что все это время ползал по ковру, пригнув голову низко к полу и далеко выбрасывая перед собой руки. С трудом поднявшись на ноги, он дрожащей рукой налил себе немного бренди.
Мучительная процедура одевания заняла почти два часа, и к тому времени, когда он наконец собрался, чтобы выйти из дому, за окном почти стемнело. Он брел по улице, магазины закрывались один за другим. Он практически не замечал их, пока не дошел до угла здания, где неожиданно остановился, почувствовав внезапный приступ голода. Прямо перед ним на холодном мраморе лежали весьма неаппетитные куски сырой рыбы. Его тело задрожало от едва сдерживаемого желания. Еще какое-то мгновение и, наверное, ничто не остановило бы его от того, чтобы схватить рыбу руками, но тут жалюзи из гофрированного железа с грохотом поползли вниз и отсекли от него мраморную витрину с вожделенной едой.
Грей понимал: что-то случилось, он сильно болен. Сейчас, когда он не мог видеть перед собой образ желтого кота, его рассудок словно опутала бездонная пустота. Сам того не замечая, он повернул назад и вернулся домой.
Бутылка бренди стояла там, где он оставил Ее. Света он не включал, однако совершенно отчетливо видел все. Он поднес горлышко к губам.
Стекло выскользнуло из ладоней и с сильным стуком ударилось о пол, а сам Грей стал отчаянно глотать воздух, стараясь подавить приступ подступившей тошноты. Он чувствовал, что задыхается. С трудом взяв себя в руки. Грей обнаружил, что не в силах остановить страшный, подвывающий звук, прорывавшийся между его губ. Попытался было добраться до постели, но, почувствовав страшную слабость, рухнул на пол, где и замер в нечеловеческой позе.
Комнату залили слабые лучи рассвета, затем прошел день, когда лежащее на полу существо чуть пошевелилось. Его охватила странная ясность видения, обычно присущая голодающим людям. Он уставился на свои ладони.
Пальцы выглядели какими-то усохшими: ногти практически исчезли и их место заняли странной формы тонкие роговые пластины. Ему стоило громадных усилий добраться до окна. В свете догорающего заката ему удалось разглядеть тыльную сторону своих рук, которые сейчас покрывал тонкий, почти невидимый слой грубой желтоватой шерсти.
Его охватил безумный ужас. Он знал, что рассудок его повис на тоненьком багровом волоске, готовом вот-вот лопнуть…
Если только… Спасти его мог только желтый кот. Он уцепился за эту едва ли не последнюю человеческую мысль, содрогаясь от ужаса.
Не отдавая отчета в собственных движениях, он проворно выбрался на улицу, всматриваясь в окружающую темноту. Не останавливаясь, он брел к сохранившемуся в тайниках его памяти единственному месту, которое хранило секрет его непрекращающихся мучений.
Карабкаясь по парапету, он наконец достиг желанной цели и увидел неподвижную поверхность воды. Бледные лучи нового рассвета отбросили его тень, придав ей странные, гротескные очертания. У самой кромки берега канала он остановился, упершись ладонями в липкую, крошащуюся землю: голова подрагивала, а глаза в мучительной тоске и мольбе вглядывались в пучину замершей воды.
Он припал еще ниже к земле, и все всматривался, искал… И наконец заметил — там, в воде — желтого кота.
Вытянув вперед конечности, некогда являвшиеся его руками, Грей увидел, что кот повторил его движения, протянув лапы, чтобы обнять его в разбитом зеркале воды.
Пол и Карен Андерсон
КОТЕНОК
Пол Андерсон окончил физический факультет Миннесотского университета и использовал полученную научную подготовку при работе над некоторыми из наиболее удачных «крутых» научно-фантастических рассказов, которые когда-либо были написаны. Однако было бы большой ошибкой считать Андерсона автором исключительно фантастических произведений. Увенчанный рядом наград за работу в данном жанре, он написал несколько новелл — также получивших премии, — исполненных исключительно в ключе «мистерии», хотя и во многом обогащенных элементами фантастики. Впрочем, так ли уж удивительно, что автор, проявляющий глубокий интерес к мифическим сагам и произведениям эпического плана, в не меньшей степени заинтересуется также рассказами о сверхъестественном ужасе, являющемся составной частью тех же самых романтических традиций, которые присущи большинству его творений.
Занимаясь подготовкой публикуемой нами небольшой и весьма грустной зарисовки о несчастном котенке, он во многом полагался на помощь своей жены Карен, которая способствовала созданию этого сильного и захватывающего сюжета, а в прошлом и сама написала несколько талантливых рассказов в данном жанре.
Пламя бушевало вовсю. Они стояли в стороне от дома, озаряемые красными, желтыми, голубыми фонтанами огня, чуть колыхавшимися от легкого ветерка и взметавшими к холодным ноябрьским звездам снопы искр. Их блеск поигрывал в пелене дыма, отсвечивал в соседних окнах, переливался на снегу, который покрывал газоны и сугробами лежал у ограды. Талая вода испарялась, стекая по стенам, а трава внизу даже кое-где обуглилась. Жар надвигался подобно приливу, у людей жгло глаза, и они были вынуждены немного отступить. А со всех сторон их окутывали густые клубы дыма.
Вертящийся фонарь на крыше машины начальника пожарной команды разбрасывал во все стороны блики света. Здесь же, рядом с машиной, стоял шеф полиции и наблюдал за действиями всех экипажей. Краска и металл поблескивали в темноте. Пожарные поливали здание из шлангов. Хриплые крики звучали отдаленно, их было почти не слышно из-за стоявшего кругом шума и грохота. Еще дальше столпились зеваки, темную массу которых справа и слева сдерживали несколько полицейских. А вся раскинувшаяся у подножия холма панорама со сливающимися в единый мирный поток лучами уличных фонарей Сенлака и светом из окон его домов, замерзшей речкой между ними и серо-белыми очертаниями сельскохозяйственных угодий, вполне могла бы существовать где-то на планете, вращающейся в созвездии Ориона.
— Хуже не придумаешь, — сказал начальник пожарной команды. Каждое его слово сопровождалось как бы маленьким взрывом выдыхаемого пара, и в этом было что-то мистическое. — Только бы на другие дома не перекинулось. Впрочем, думаю, сдержим.
— Черт возьми, — проговорил шеф полиции, — ведь там же все улики сгорят. — Он хлопнул себя ладонью по груди.
— Может, что-нибудь в пепле найдем, — заметил пожарный. — Хотя, думаю, то, что вам нужно, надо бы искать в другом месте.
— Не исключено, — кивнул полицейский, — хотя… Я не знаю. На первый взгляд все здесь предельно ясно. Но то, что я услышал сегодня — знаешь, Джон, я немало насмотрелся на своем веку всякой чертовщины, причем не только когда служил в Чикаго, но и в нашем тихом, маленьком городке Среднего Запада. Но это просто не укладывается ни в какие рамки. Что-то здесь не так.
Пламя продолжало бушевать.
Оставляя супруга, жена Лео Тронена решила не устраивать сцен. За три года совместной жизни их было предостаточно, а точку всему поставила последняя, случившаяся накануне вечером. Он тогда ворвался в ее кабинет, схватил со стола незавершенную рукопись, потом снова метнулся в гостиную, швырнул бумаги в камин и поднес к ним горящую зажигалку. Поднявшись, мягко проговорил:
— Ну как, достаточно убедительно?
На мгновение Уна отшатнулась назад, из горла ее вырвался странный, надломленный звук. Она была маленькой, с хорошей фигурой, аккуратным овалом лица, большими голубыми глазами, чуть вздернутым носиком; губы всегда оставались немного приоткрыты, а лицо обрамляли волны белокурых волос. Тронен же являл собой верзилу под метр девяносто и всегда был звездой университетского футбола. Наконец она сжала кулачки, встала неподвижно и прошептала — почти с удивлением:
— Да, ты на такое способен. Это уж точно. Я молилась все это время, только бы нам разрешить все наши беды…
— Боже праведный, а я-то что, не пытался разве? — Голос его возвысился. — Да не меньше тысячи раз. Чуть ли не с первого дня, когда мы только познакомились, я говорил, что мне не нужна преподавательница, египтолог — Боже упаси! — мне нужна жена.
Она покачала головой.
— Нет. — По ее щекам стекали беззвучные слезы. — Тебе нужно… ты жаждешь символа своего положения. Тебе нужно зеркало.
Она резко повернулась и зашагала прочь. Лео слышал ее шаги по лестнице и едва сдерживаемые рыдания.
Обычно Тронен пил не больше, чем требовалось по службе, включая, конечно, определенное количество коктейлей при встречах и переговорах. На сей раз он изрядно хлебнул виски, после чего отправился спать, подумав при этом, сколь мудрое он принял решение, избрав для ночлега комнату для гостей. Пожалуй, это станет его отправной точкой, когда завтра он примется разгребать завалы в их взаимоотношениях. Ну, хотя бы так: «Давай только по-честному. Я считаю, что главной причиной наших трудностей в интимной сфере является твоя сохраняющаяся увлеченность этим типом, Куортерсом. Да-да, ты, естественно, и сама не отдаешь себе в этом отчета, но это действительно так. Допускаю, согласен, вы встречались с ним еще в колледже, оба любите говорить о древних, давно ушедших народах и странах, ну а мой вчерашний поступок, пожалуй, был, как говорится, чересчур резким… Если это так, прошу прощения. Но ты должна понять, мне необходимо было что-то сделать, чтобы ты поняла: нельзя так со мной обращаться. Кто он вообще такой, этот Гарри Куортерс? Школьный учитель истории! И зачем тебе, нам эта твоя будущая ученая степень, если для ее получения приходится три раза в неделю совершать сорокакилометровые поездки? Моя дорогая, ты — жена делового человека, и нам надо пробраться на самый верх. Поедешь, поедешь ты к своим пирамидам — дай только встать на ноги и помоги мне!»