Надо сказать, что у герцога получалось неплохо. В первый раз фантом легко пробил его защиту, зато больше этого не повторялось — Щит Ривендейла был таким прочным, что об него можно было легко расколотить среднестатистический моргенштерн. Зато с нападением дела шли не столь удачно: вампир, разумеется, не мазал, но что-то в его чаре было неправильно, а что — я не понимала и сама. Пользуясь музыкальной терминологией — спасибо алхимическому цветку! — я могла сказать, что мелодию он в общем играет верно, но кое-где берет неправильные ноты.
Наконец герцог выдохся и подошел к скамье.
— Давай теперь ты, — предложил он, переводя дух.
Странно, но заклинания в процессе отработки всегда отнимают немало сил — потом, в схватке, пусть даже и учебной, они рождаются куда проще и быстрее.
Я кивнула и встала со скамьи.
Фантом ждал меня, терпеливо покачиваясь в воздухе. Я сглотнула, зачем-то потрогала языком уже поджившую блямбу и кивнула. Иллюзия начала медленно сплетать чару.
Наверное, я бы тоже успела подставить Щит, но специально не стала этого делать. Было очень интересно узнать, как именно атакует баньши. Едва ли учебный фантом способен нанести мне серьезный вред… Я твердо решила, что не буду отражать первый удар, но рефлексы в очередной раз оказались быстрее разума. Как только я увидела несущуюся ко мне чару, пальцы сами сплелись в нужные знаки, и я торопливо вскинула руки к лицу.
Заклинание расплескалось по прозрачной поверхности Щита, на мгновение ясно высветив его контуры. Не сдержавшись, я помянула мрыса, но было поздно. Атака оказалась отбита — теперь была моя очередь нападать.
Вспомнив все, что прочитала в книге, я торопливо начала рисовать в воздухе нужные руны.
Минуты через три я поняла, что получается у меня примерно как у Ривендейла. Вроде как все и правильно, но есть в заклинании какая-то фальшь. Вампир со своей скамьи только хмыкал, когда я в очередной раз пыталась атаковать фантом; наконец не выдержав, я развернулась к герцогу и прямо спросила:
— Что я делаю не так?
— Ну… — Похоже, Ривендейл не ожидал такого вопроса. Он, как и я, только чувствовал неправильность, но не мог выразить ее словами; подумав так, я остро пожалела об отсутствии Рихтера, который словами мог выразить абсолютно все, даже то, чего его выражать и не просили. Но Западные Земли были далеко, Ривендейл — близко, а заклинание нужно было кровь из носу, а отработать.
И тут меня осенила мысль.
— Генри, а ну-ка иди сюда! — скомандовала я, слишком поздно сообразив, что разговариваю не с кем-нибудь, а с наследным герцогом Ривендейл. Но наследный герцог не имел ничего против: наверное, его испугал многообещающий блеск моих глаз. Вампир подошел, настороженно косясь то на меня, то на фантома.
— Что ты придумала? — спросил он, разминая пальцы.
Я помолчала, почетче формулируя мысль.
— Значит, так! Я сейчас начну заклинание. А ты, как только увидишь, что не так, тут же меня дернешь и поправишь. Ясно?
В сформулированном виде идея звучала отнюдь не блестяще, но герцог, подумав, все-таки кивнул.
— Если получится… — не совсем уверенно посулил он.
Я бодро улыбнулась и сделала фантому знак.
Баньши неспешно зашевелилась над полом, собирая силы для заклинания. Я внимательно рассмотрела, как она становится плотнее и ярче, перед тем как выпустить наружу энергетический разряд, потом успела заметить сам разряд, а в последний миг вскинула руки, накрывая и себя, и Ривендейла Щитом. Заклинание ударилось о защиту — и я тут же поняла, что защита была двойной.
У благородного Ривендейла тоже были свои инстинкты.
— Я машинально… — буркнул вампир, поймав мой вопросительный взгляд, и тут мысль осенила меня повторно.
— Генри, — сообщила я, от волнения сформулировав ее совсем легко, — а если нам попробовать и атакующую чару плести вместе? Тогда мы…
— Можно, — подумав, разрешил вампир. — Только это, говорят, сложнее. Меня учили…
Но я упрямо стояла на своем. Учили его, понимаешь! Меня бы кто научил!
— А мы только попробуем! Попробовать-то нам ведь никто не запретит?
С этим сложно было поспорить, да герцог и не стал.
— Ну это да… — заключил он. — Тогда поехали?
— Поехали! — азартно согласилась я, вскидывая руку.
После первой же совместной атаки мы взглянули друг на друга с немалым уважением.
Не знаю, насколько сложно было работать в паре, — честно сказать, это просто было иначе, совсем по-другому, нежели плести заклинания одной. Приходилось слушать не только себя, но и Ривендейла, соизмерять свои действия с его, прикидывать, в какой конкретно момент можно начинать чертить тот или иной знак. Это было непросто. Зато, работая в паре, я легко чувствовала, где именно мои чары начинают сбоить, — работа Ривендейла как будто подчеркивала все шероховатости, давая возможность разглядеть каждый ляп. Сложнее сбиться с ритма, когда играете вдвоем.
— Слушай, а ведь и ничего себе получилось… — с легким удивлением признал Ривендейл, когда дым наконец рассеялся.
Посреди магзала теперь имелась выжженная дыра, которая быстро затягивалась — здешние стены и пол отлично умели регенерировать. Зато и фантом дрожал куда чаще обычного; теперь сквозь него легко можно было разглядеть противоположную стену.
— Еще раз? — предложила я, и Ривендейл, даже не дослушав, согласно кивнул.
Нет, Генри был не Хельги. Совсем не Хельги.
Из магзала мы ушли только в одиннадцатом часу — нас выгнал оттуда гном-завхоз, пришедший, очевидно, на звук и запах. Он застал нас как раз посреди очередного эксперимента, когда мы увлеченно долбили заклинанием по уворачивающемуся фантому, отважно переключенному на четвертый режим. В четвертом режиме баньши летала быстрее, да и атаковала болезненнее — я уже поприветствовала стену несколько раз, поприветствовала бы и пол, но подо мной очень удачно оказался относительно мягкий Ривендейл.
Несколько минут гном завороженно следил за баньши, а потом изрек:
— Ну прям как моль… Слышь, вы, питомцы и питонцы, ползите-ка на выход! Ночь на дворе!
— Ну прям-таки ночь… — буркнула я, но перечить не посмела. Благородный Ривендейл молча натягивал на себя сброшенную час назад куртку.
Гном подождал, пока мы выйдем из магзала, и демонстративно запер его на ключ.
— Спать идите, — ворчливо напутствовал он, погрозив нам этим самым ключом. — Ишь взяли моду по ночам заклятьями дубасить! Полуночники!
— Вампиры вообще существа ночные… — пробормотал под нос Генри, но гном предпочел его не услышать.
На следующий день я столкнулась с близнецами аунд Лиррен. Судьбоносная встреча произошла довольно неожиданно — я спешила по лестнице вверх, когда меня окликнули из-за спины:
— А-а, Яльга… Свободная, значит…
Я обернулась и узрела небывалую картину. На лестничной площадке, той самой, где я позапрошлой ночью пряталась от Фенгиаруленгеддира, стояли оба брата аунд Лиррен. Один протирал листья растения особой пушистой тряпкой, другой сбрызгивал его водой из хитрого флакончика. Растение потягивалось от удовольствия, эльфы, напротив, были эпичны и мрачны.
— Вот, — уныло сказал Эллинг, тыкая флакончиком в цветок. — Мало мы вчера лэ напели! У меня прям до сих пор на пальцах от струн мозоли…
— От каких струн? — поинтересовалась я, уже зная ответ.
Эльфа перекосило.
— От каких от каких! От серебряных! На арфе! Я тому клятому цветку двенадцать раз исполнил «Балладу о доблестном рыцаре Ивангое и прелестной даме Ровении», а он только три листочка и отрастил!
— Поганец! — с чувством подытожил Яллинг, взмахнув тряпкой.
— А на этот фикус вас тоже Эльвира отправила? — уточнила я, машинально погладив цветок по протянутому листу.
Братьев перекосило повторно.
— Нет, — мрачно сказал Яллинг, яростно оттирая с листа пыль. — Фенгиаруленгеддир.
Я удивленно подняла бровь, и братья, радуясь возможности откосить от работы, наперебой рассказали мне всю историю целиком.
Оказывается, видение Фенрира напугало обоих эльфов в значительно меньшей степени, нежели меня. Подробно обсудив между собой этот вопрос, братья пришли к выводу, что крыша — это место интересное и неплохо было бы сходить туда еще раз. Была мысль взять меня, но элементаль из моей двери доходчиво объяснила, что хозяйки нет дома.
— А когда это вы ко мне пришли? — ненавязчиво уточнила я.
Близнецы переглянулись.
— Часов в девять, — уверенно сказал Эллинг. — Или полдесятого.
— Понятно…
Без меня, конечно, было немножко сложнее, но братья рассудили так, что можно пойти и в обход, как-то: — проникнуть на крышу телепортом. А что? Телепортации их учили, и простой, и сложной; телепортировать же туда, где ты побывал менее суток тому назад… Ха, это смог бы сделать даже гном-первокурсник, не то что блистательные и неподражаемые близнецы аунд Лиррен!..
И вот часов этак в одиннадцать братья встали под сенью цветка, сиявшего флуоресцентными бутончиками, начертили схему телепорта, четыре раза проверили все заклинания и торжественно шагнули в пустоту.
Пустота закончилась очень быстро — буквально секунду спустя эльфы обнаружили, что мрак небытия сменила другая, куда более знакомая и прозаичная темнота. Но над головой было не небо, а низкая покатая крыша, вокруг же, как немедленно выяснили эльфы, стояли метлы, ведра и кадушки. Это была хозяйственная каморка, безраздельное владение гнома-завхоза. Естественно, запертая на чары и на ключ.
…Выпустили их оттуда через полчаса — дверь открыл довольный Фенгиаруленгеддир. А утро они встретили в компании все того же растения, ведра, лейки, пульверизатора и набора мягких тряпок.
— Похоже, там стояла другая матрица, — сказала я, поразмыслив несколько минут. — Причем матрица эта была настроена так, чтобы ловить и перенаправлять всех, кто телепортирует на крышу, в этот самый чулан. Других вариантов нет и быть не может.
Эллинг скорчил недовольную физиономию.
— Какая ты умная, душа моя! — поведал он, встряхивая флакончик с жидкостью. — Вот без тебя мы бы до этой мысли ну никак не дошли!
Я пожала плечами:
— Ну что же, тогда успехов в ботанике.
«Вот так и кончаются великие начинания!» — подумала я, быстро поднимаясь на третий этаж.
ГЛАВА ПЯТАЯ,
Месяц снежень в этом году выдался на редкость вьюжным и — да, снежным, не иначе как оправдывая собственное название. Что ни ночь в окна билась пурга; поутру к школьным дверям наметало добрые сугробы. Гном-завхоз, ругаясь, сметал снег прочь, бормоча под нос такое, о чем не имели ни малейшего представления даже самые лингвистически подкованные адепты. Вскоре за ним ходила маленькая толпа, вооруженная кто блокнотами и «вечными» перьями, кто мнемо-амулетами, теми самыми «запоминалками» из дешевых лавок. Завхоз ругался, но больше для вида: столь ярко выраженный интерес к культуре гномского народа не мог не растопить его сурового сердца.
Среди студентов в изобилии ходили мрачные истории о том, как однажды, разумеется много лет назад, в такую же вот вьюжную зиму Академию занесло до самого Солнечного шпиля. Маги-погодники из КОВЕНа опоздали — когда школу все-таки откопали, в ней мигом обнаружилось штук так с тысячу новеньких привидений. «Вот отсюда, — адепт-рассказчик, обыкновенно старшекурсник, многозначительно вздымал палец; глаза его сверкали мрачным огнем, и слушатели испуганно примолкали, — отсюда и взялись в замке элементали!» Другие утверждали, что от погодников все и пошло: а неча, неча было со снежноотгонятельными заклинаниями мудрить! Вот, стало быть, домудрились… Думы про глобальное потепление разом сделались совсем неактуальными, народ, напротив, разом заговорил про грядущее похолодание, каковое закончится, разумеется, еще одним ледниковым периодом. Самые предусмотрительные в лице Полин немедленно приобрели себе еще одну шубку.
Говорили, что некто с телепатического факультета на зачете по предсказаниям ухитрился впасть в транс; впав же, вышел не сразу, а только лишь провещав нечто о скорейшем конце света, битве Рагнарёк и — куда уж без нее! — зимы Фимбульвинтер, начинающейся вот уже прямо сейчас, только выгляните за окошко. Директор, однако, не побежал смотреть, как это сделала большая часть присутствовавших адептов. Дождавшись выхода предсказателя из транса, он довольно сухо рассказал, сколь нехорошо относится к плагиату, тем более из столь уважаемой литературы, и поставил гадавшему тройку.
Вся климатическая кафедра стояла на ушах — положение это было принято не без активного участия завхоза, поистратившегося на метлы. Как назло, их завкафедрой вкупе еще с тремя специалистами исчез в неизвестном направлении, составив компанию Эгмонту и фехтовальщику. Точнее, направление-то как раз было известно. На западе заваривалась добрая каша; что ни день оттуда приходили все новые вести одна интереснее другой. Тамошняя история скрипела, трещала по швам и возмущенно орала на особенно крутых поворотах. Армия маркграфа Эккехарда, еще с полгода назад состоявшая из нескольких отрядов, теперь насчитывала полторы тысячи конных рыцарей, без малого тысячу пехотинцев и одни боги ведают сколь наемников из Кансеррата. Она победоносно шла через крошечные западные страны; к началу снежня боевой маркграф взял под руку вот уже семь владений и явно не собирался на этом останавливаться. Еще в середине просинца он успел короноваться как герцог Западных Земель, явно набираясь смелости для того, чтобы назваться королем. Но у КОВЕНа были другие планы. Сильное западное королевство в эти планы совсем не входило. Маркграф дураком тоже не был и стратегию знал хорошо. Великая ковенская Армия отступала, выбирая место для решающего сражения, в мелких же стычках она неизменно терпела крах. Говорили, что в войсковых верхах едва не рвут друг другу глотки; что же, могло быть и так, что лишний раз доказывало всю пользу власти единоличной и безраздельной.
Меня в принципе новейшая западная история занимала в последнюю очередь. Это было слишком далеко; Лыкоморье же обладало достаточно большим весом в военной и политической сферах, чтобы с ним рискнул связываться какой-то там маркграф. Пусть он даже герцог или король.
Правда, эту точку зрения разделяли не все. Кое-кто из наших адептов пытался сбежать «на фронт», оправдываясь необходимостью практики. Всех ловили и возвращали обратно. Среди беглецов были и близнецы: извечное шило в заднице, непременная анатомическая деталь эльфийского организма, не давало им усидеть на месте, когда свершаются великие дела. На шестой раз близнецы уже всех достали, магистры, кажется, уже сами были готовы отправить их на запад. Выход, однако, нашелся куда как более простой: умная Шэнди Дэнн, услышав оправдание про практику, пообещала написать коллеге Рихтеру, дабы тот заранее озаботился практикой двух столь старательных студентов. Испугавшись последствий, близнецы стихли и больше побегов не сотворяли.
Когда снежень перевалил за середину, погода начала неотвратимо меняться. С юга потянули теплые ветра; снег начал таять, из белого и пушистого становясь серым и ноздреватым. В воздухе запахло весной; ровные светлые облака, прежде затягивавшие небо до горизонта, все чаще расступались, открывая взгляду бездонную пронзительную синеву. Синеву весеннего неба.
В полдень, когда солнце вставало достаточно высоко, вдоль стен Академии наперегонки стучала капель. Сосульки, тянувшиеся с красной черепицы, делались все острее и длиннее; адепты и даже некоторые из магистров завели привычку возводить перед выходом на улицу маленький защитный экран. Что же, энергия, потраченная на заклятие, окупалась стократ: сосулькой пока еще никому не прилетело, но ходить с мокрой шапкой — тоже удовольствие весьма и весьма сомнительное.
А я… со мной творилось что-то вообще непонятное. Настроение у меня менялось со скоростью звука: пять минут назад я едва не смеялась от неизъяснимой, мне самой непонятной радости, а десятью минутами позже уже сидела мрачнее зимней ночи. Хельги, которому пару раз влетело под горячую руку (в депрессивном состоянии мозги у меня почти не соображали, так что вампир весьма невовремя влез с вопросом), обиженно окрестил мое состояние «маниакально-депрессивным психозом». С пару секунд я думала, стоит ли обижаться на столь заковыристое ругательство, потом настроение у меня вновь изменилось, я рассмеялась и сказала, что плохо понимаю по-гномски.