Профессору упомянутая цитата представлялась несколько иной, но он спорить не стал. Профессор продолжал робеть перед странной логикой Верта. К тому же, Дормидон Исаакович никак не мог привыкнуть к неподвижному лицу старого зэка и холодным огонькам приглушенной ярости в его темных зрачках.
Жалобу Верт написал быстро. Он прочитал ее всему купе и передал в соседнее для переписки какому-то художнику. И напомнил Брикману, что вместе с женщиной тот теперь должен ему солидную сумму. И сразу утешил:
- Не ссы, в зоне сочтемся.
Профессор смутно представлял, как он сможет рассчитаться в зоне. Он уже знал, что наличных денег, ценностей зэку иметь не положено. Правда, почти все, ехавшие в этом вагоне, как раз наоборот имели и деньги, и ценности, о чем свидетельствовал непрекращающийся пьяный ор. Только их купе было трезвым. Мертвый Зверь запретил покупать водку и никто не решился ему перечить. Зэки жевали пирожки с пряниками, попивали вкусный, ягодный сибирский квасок и переживали об отсутствии алкоголя только, похоже, для вида. Но в большинстве пассажиры этого купе спали - Верт имел при себе огромное количество сонных таблеток, колес на языке зоны.
Так и ехал этап по земле российской. Мимо тополей и березок, мимо елей и осин, мимо могучих кедров и стройных сосен. Столыпинский вагон, набитый правонарушителями, мчал и тащился по железной дороге, построенной их предшественниками - "комсомольцами" первого призыва. И колеса его вовсе не скрипели на скелетных костях этих первопроходчиков, не вязли в плоти трупов, а бойко стучали на стыках рельс.
В этом же поезде был спальный вагон, в котором играли в преферанс крупные командировочные чины, были вагоны купейные, в них ехала, пожирая вокзальных холодных куриц, публика поплоше, а в плацкартных пили водку, закусывая желтыми, мятыми солеными огурцами и крутыми яйцами. Имелся в поезде вагон-ресторан, где пили ту же водку, но уже не из стаканов, а из фужеров, заедая маринованной селедкой и шницелем, похожим на раздавленную коровью лепешку.
И во всем громадном союзе советских социалистических республик никому не было дела до мятущегося сознания Дормидона Исааковича Брикмана, отбывающего странный срок в грубом теле Г.Г.Бармалеенко, которое, в свою очередь, отбывало заслуженное незаслуженное наказание в соответствии с решением Калининградского народного суда и Законодательными актами России, изложенными в УПК России и УК России.
И лилась над просторами Сибири песнь голосистого зэка из соседнего купе:
- Джони, ты меня не любишь.
Джони, ты меня погубишь.
И поэтому тебя
Я застрелю из пиздолета...
37. Продолжение одной из кульминаций данного повествования
Глупость и тщеславие вечно идут рука об руку.
Эмиль Золя
Они появились неожиданно и как-то сразу. Все вместе. Два кота: рыжий и черный, ведьма и некто, мне неизвестный.
- Что, помирились? - беззвучно спросил я котов.
В их присутствии мой телепатический орган действовал безукоризненно. Я видел их сущность, а не кошачью наружность. И Мефиса, полного сиреневого тумана, который проплывал над нами, и Ыдыку Бе, в сознании которого горела печальная Звезда, и толстуху соседку, сущность которой была тоже полной и вредной.
- Мы и не ссорились, - подумал Мефис.
- Идеологические споры, - подумала Елена Ароновна, - для непосвященных они выглядят жутко.
- Успокойся, - подумал Бе, - все скоро кончится.
- Меня зовут Некто, - подумал некто. - Я - арбитр.
В комнату вернулась из кухни великолепная тройка. Вид у них был сытый. Похоже, что ни котов, ни соседки, ни арбитра Некто они не видели.
- Ну, гражданин писатель, - сказал полосатый галстук, - пора и поговорить. Чай у тебя, кстати, хороший.
- Может, сразу, без разговоров?.. - спросил галстук без полосок.
- Хорошо бы, - сказал галстук с оттенком, - но нельзя. Инструкция.
- Да, - сказал полосатый галстук. - Инструкцию не перешагнешь.
- И не отменишь, - добавил галстук без полосок.
- Зато ее можно нарушить, - зловеще сказал галстук с оттенком.
Их абсурдную беседу прервала материализация соседки. Елена Ароновна проявилась во всей красе: в ярком халате, с необъятной грудью и множеством подбородков.
- Мальчики, - сказала она напевно, - милые мои мальчики. Как я вас всех люблю!
Бесцветные смущенно потупились.
- Ну, не стесняйтесь, хорошие мои, давайте, показывайте...
- Я, - сказал тот, что галстуке без полосок, - я не все помню...
Он мялся и ковырял линолиум ножкой в блестящем туфле.
- Что помнишь, - строго сказала ведьма, растекаясь в кресле. - А ты, милашка, чайку мне принеси.
Дымчатый галстук умчал на кухню. Галстук с полосками тихонечко стал у стены. А скромняга, продолжая ковырять ножкой, начал читать с выражением:
- Вышел я на улицу
- И увидел курицу.
- Я спросил у курицы:
- Ты чего на улице?
- И сказала курица:
- Я того на улице,
- Что другие курицы
- Тоже все на улице.
- Вот видишь, не забыл оказывается, скромняга, - сказала ведьма, принимая подносик с чаем и бутербродами от расторопного дымчатого галстука. - И ты молодец, растарался, ишь ты - с черной икоркой и красной сочинил бутерброды. А что ж без маслица?
- Я не виноват, - сказал дымчатый виновато, - это все он, нет у него масла.
Ведьма повернулась в мою сторону.
- Нет? Конечно нет, откуда он его возмет, если он связанный. Ты бы смог масло принести, если бы был связанный?
- Нет, - жалобно сказал дымчатый, - связанный бы не смог.
- То то же. И что надо сделать?
- Развязать? - вопросительно поднял глаза от пола дымчатый.
- Молодец, сообразительный мальчик.
"Мальчик" осторожно распустил узлы и высвободил меня из пут.
- Можно я новости расскажу? - поднял руку полосатый.
- Расскажи, милок, расскажи, - благосклонно кивнула Елена Ароновна и откусила половину бутерброда с черной икрой. - Давненько я новостей не слушала.
Полосатый стал в позу чтеца-декламатора, рубанул воздух рукой и начал:
- Беспредел в Чечне. Чеченские террористы захватили автобус с чеченскими террористами.
- Любопытной Варваре на базаре сумку оторвали. С кошельком.
- По заверению Солнцевской братвы они, в натуре, давно бы выплатили долг России Парижскому клубу, только те козлы налом не берут.
- В связи с годовщиной трагедии все американские летчики решили 11 сентября ровно в 11 часов остановить двигатели самолетов на одну минуту.
- В результате упорных тренировок гражданин Петров стал в совершенстве владеть своим телом. Теперь другие тела ему до лампочки.
Декламатор изменил позу и объявил:
- А теперь - реклама. Ничто не красит стол, как взрывчатка в оливье. Лучшие взрывпакеты от фирмы Ферручи. От вашего Хачапури у нас пучит хари. Канализация - вот что всех объединяет. Канализационные трубы "Краузе". Я ужас, летящий на крыльях "Allways".
- Но, но, - оторвалась от бутербродов ведьма, - зарвался, милок. Отдохни пока. А ты подойди, пожалуй. Мы с тобой сыграем в игру: "Угадай песню". Я пою однй строчку, а ты называешь главного героя.
Елена Ароновна прополоскала рот чаем, шумно сглотнула и запела. Голос у нее оказался неожиданно красивым, чем-то напоминающем голос Пугачевой.
- Постой паровоз, не стучите колеса...
- Знаю, знаю, радостно сказал дымчатый. Это Анна Каренина.
- Ишь ты, какой начитанный, - пробурчала ведьма, и спела очередную строчку:
- Ты жива еще моя старушка...
Дымчатый замялся. А я знаю, запрыгал на одной норжке полосатый. Это Родион Раскольников.
- Молодец, - сказала ведьма, только не лезь вне очереди.
- Зачем вы, девушки, красивых любите... - пропела она следующую строчку.
- Это Квазимодо, - гордо сказал дымчатый. - Из романа "Парижская богоматерь".
- Сам ты, ьбогоматерь, твою мать, - сердито прокомментировала ведьма. И спела еще:
- Парня молодого полюбила я...
- Это Алла Пугачева, - опять влез полосатый.
- Накажу, - сердито глянула Елена Ароновна. - В угол поставлю. Последняя загадка:
- Как-то летом на рассвете заглянул в соседний сад...
Вся троица замялась. Никто не знал героя. Я сказал:
- Лопухи, это Мишка Квакин.
- Молодчина, - обернулась ко мне ведьма. - Только тебя не спрашивают. Что за поспешники вы все тут?!
Она грузно встала и неожиданно рявкнула, как старшина на плацу:
- Ррра-а-а-зой-дись!
Невзрачные вместо того, чтоб разойтись, построились в колонну и четким строевым шагом покинули мою квартиру. Рыжий и черный коты, наблюдавшие за самодеятельностью со шкафа, мягко спрыгнули на пол. Арбитр наклонился к елене Ароновне и поцеловал ей пухлую ручку.
38. История господина Брикмана (Красноярский край, Решеты)
Если сидишь - сиди.
Если идешь - иди.
Главное - не мельтешись попусту.
Бодхидхарма, Патриарх Дзен
...Один огромный лагерь общего режима в Нижнем Ингаше, десяток лагерей строго режима в Решетах. Весь этот лесной район Красноярского края окутан лагерями. И называть его нынче лесным не вполне корректно - большинство елей и сосен вырублено, места заболочены, зэки допиливают никому не нужную осину, шьют рабочие рукавицы, сколачивают из гнилой древесины ящики для бутылок, маются дурью и в зимнее время мрут от дурной пищи, помноженной на сырые бараки и антисанитарию, как мамонты в геологическую эпоху Великого Обледенения.
Было бы очень заманчиво описать приезд профессора в самый хреновый лагерь в Решетах, его знакомство с зоной (колонией, лагерем), но противное и скучное это занятие. Ну заставим мы профессора раздеваться донага, наклоняться, раздвигать руками ягодицы, пока надзиратель, командующий обыском, заглядывает туда с видом ученого-микробиолога... Что хорошего во всех этих описаниях для эстетического развития нашего постсоветского, демократического и демократичного читателя? Уверяю вас, ничего в этом описании увлекательного нет. Ну, разве что,- наколка на ягодицах Гоши Бармалея. На левой ягодице у него изображен черт с лопатой, а на правой топка с котлом. В котле корчится грешник с лицом, весьма напоминающим хозяина (начальника) исправительно-трудовой колонии № 9 полковника Васильева А.С38. И, когда Гоша (а теперь уже профессор), двигается, черт активно шевелится и кидает в топку лопатой уголек, а грешник, похожий на упомянутого полковника, корчится и страдает.
Рассказав об этом, единственно увлекательном элементе, длительной процедуры размещения этапника в лагере, отбросив нудные описания карантинного отряда, обысков, осмотров, распределений и т.д., и т.п., мы сразу перейдем в отряд № 3, куда был распределен профессор с Вертом. Но, прежде чем окончательно настроимся на описание профессорских приключений, уделим пару строк другим героям наших опусов. Их роли, хоть и статичны, но весьма важны для восприятия траурной музыки зон.
Юра со своим поводырем - Нельсоном распределены в отряд инвалидный. Туда же направлен бравый разведчик, разрушитель автобуса. Инвалидные отряды для внимательного натуралиста представляют зрелище удивительное. Будто собрали мистических гоблинов, гномов, троллей и прочих чудищ лесных и болотных. Вот сидит на шконке (кровати) Коля-Карлик, нос у него до подбородка вытянулся, горб над затылком выпирает, ступни, как у гигантской утки. Сидит, курит, заметьте, трубку. Мало того, что он является известным аферистом, промышляющим сдачей чужих квартир в аренду, он еще и богат сказочно, дом гигантский у него в Юрмале на жену записан, дети катаются на "Чайках", где-то закопана здоровенная банка из-под халвы, полная крепеньких царских золотых червонцев. И при всем при этом скуп наш Коля катастрофически.
У него есть баночка такая плоская из-под леденцовых конфет (он вообще любит всякие банки), в ней он держит маргарин, который перекладывает туда частями от основной массы, хранимой в коптерке. Килограмма маргарина Коле хватает на месяц. Он сберегает пайку хлеба с обеда, вечером мажет ее тончайшим слоем и с аппетитом ест. Если учесть, что в тайном месте лагеря у Коли есть тайник, заполненный четвертными бумажками - толстой пачкой, а месячное диетическое питание с мясом, сливочным маслом и прочими зоновскими деликатесами стоит десять рублей, то поведение Коли в высшей степени странное. Но он счастлив. Особенно к концу месяца, когда у его соседей кончается запас маргарина, а у него этой гадости еще целая коробка леденцовая.
Паноптикум инвалидного отряда можно перечислять долго. Чего сто-ит, например, Антон по кличке Комбайн, или знаменитый микроцефал по имени Глиста. Или безногий Рубик Хо Ши Мин. Все эти существа любопытны, как по отдельности, так и вместе. Но их изучение нам придется отложить, так как в 3-ем отряде назревает драка.
Профессор, вернувшись с работы, не обнаружил в тумбочке заветного пакетика с карамельками. А после тяжелого физического труда на свежем воздухе мощный Гошин организм требовал глюкозу.
- Э-э, Адвокат! Ты не видел мои конфеты? - спросил Дормидон Исаакович.
- Поищи у Экскаватора, - ехидно сказал провокатор Верт.
Старого афериста не устраивало внезапное примирение профессора с жизнью в зоне. Для полного созревания потенциального напарника побега последний, по мнению психолога-Верта, должен был находиться в состоянии постоянного неудовлетворения.
Верт с удовольствием наблюдал, как профессор направился к могучему хохлу по кличке Экскаватор и, старательно выговаривая, потребовал:
- Ну-ка, засвети курок, э-э, падла.
Хохол не первый день пребывал в лагере, а посему прекрасно понимал, чем грозит обвинение в краже у своих - крысятничестве. Не исключено также, что жадный обжора Экскаватор имел отношение к профессорским карамелькам. Поэтому потомок Киевского княжества завизжал, будто его режут, и влепил наивному профессору в рожу свой громадный кулак.
Профессор еще пребывал в изумлении от этой наглой агрессии, но тело Бармалея, управляемое в экстремальных ситуациях шустрым спинным мозгом прежнего владельца, среагировало адекватно. Драка началась, протекая с переменным успехом. Полетели на пол тумбочки, загремели железные прутья кроватей, соприкасаясь с тугими черепами драчунов.
Все кончилось прозаически: набежавшие солдаты внутренней охраны скрутили драчунов и переместили их из семейной благости барака в штрафной изолятор - ШИЗО.
Верт, наблюдавший за сварой с непроницаемым лицом, был удовлетворен. Гоша в его планах о побеге должен был сыграть важную роль.
***
Верт стоял на краю плаца, поглядывая то в сторону надзорки, то штрафного изолятора. Сегодня выпускали дуролома Гошу, Верт намеревался встретить его с почетом, ибо по собственному опыту знал, как остро запоминается первая встреча с волей. А зона, по сравнению с бетонной камерой карцера, была почти волей, лишний раз подтверждая великий Закон относительности чудаковатого А.Энштейна.
Верт закончил разработку плана. Как все гениальное, он был прост. В колонии выполняли спецзаказ для детского садика. В числе различных скамеечек, столиков и прочей муры собиралась небольшая песочница. Эта песочница исполнялась по проекту контуженного начальника столярного цеха майора внутренних войск Иванова А.Б., и потому была несколько необычной. Во-первых, она была в форме больной полиомиелитом трапеции, во-вторых, имела крепкое днище, будто ей предстояло стоять не во дворе, а в холле впавшего в детство миллиардера.
Верт недавно внес смятение в сердца начальства тем, что вышел на работу и даже приколотил за смену одну досточку к детскому столику. (То, что досточку он приколотил не так и не туда, значения не имело - важен был сам факт участия в трудовом процессе главного представителя "отрицаловки" блатной группировки лагеря). Начальство приписало себе значительную победу в славном деле перевоспитания правонарушителей и ждало только того сладостного момента, когда все блатные, коим работать "за подло", бросятся к молоткам, пилам, гвоздодерам и прочим инструментам, дабы колотить, пилить, отрывать, приколачивать, созидать и исправляться. "Честный труд исправляет" было написано при входе в рабочую зону. Но, кроме Верта, никто не спешил следовать плакатному призыву. Отрицаловки выходили иногда в рабочку, чтобы развеяться, увязать какие-то маркетинговые делишки, позубоскалить над мужиками - работягами, а то и подстегнуть их в работе. В конечном итоге от заработка мужиков шла зарплата и блатягам, числящимся в бригадах рабочими высшей категории. А от зарплаты зависила отоварка. Известный закон Маркса "деньги-товар-деньги" осуществлялся в колонии практически.