Через десять дней он догнал меня. Вымытый, причесанный, с аккуратно подстриженной бородкой. И молча пошел рядом.
– Все нормально? – спросил я.
– Хутор таким новым стал. Стены чистые, яркие, радостные. Я никогда его таким не видел, – уныло отозвался Тоби. – Лиана сказала, теперь всегда так будет.
– Что у вас случилось?
– У нас все хорошо. Она покорилась мне. Теперь я всегда могу придти на ее хутор и осеменить ее. Так и сказала: "Моя дверь всегда открыта для тебя". Только… Игнат, нехорошо это получилось. Она любила тебя, а теперь ненавидит. Не надо было тебе уходить с хутора. И меня не надо было посылать. Она сказала, что не любит меня, но будет слушаться. Вот если бы я пришел за ней раньше, пока она тебя не полюбила… А теперь она тебя ненавидит. Плохо это. Ты помог ей, а за помощь взял кусок ее души. Помогать нужно так, чтоб потом не было больно, я так понимаю.
– Ты догнал меня, чтоб это сказать?
– Нет. Лиана просила показать тебе дорогу в город. И передать, что она ненавидит тебя.
– Любит – ненавидит… Мура все это. Теперь тебя любить будет.
– Нет. Со мной она дружит. А тебя любила.
Я выругался. Вслух.
Четыре дня Тоби шагал рядом со мной и молчал. Молчаливый Тоби – от этого делалось немного не по себе. Хмурится и думает. Искоса на меня поглядывает. На пятый день его прорвало.
– Безрадостный ты человек, Игнат. Идешь – только под ноги смотришь. Посмотри, как красиво вокруг! А ты идешь, торопишься. И я с тобой иду. Тоже безрадостным стану. Вот скажи, куда ты идешь?
– В город.
– А зачем ты идешь в город?
– Тебе не понять…
Тоби обиделся, насупился и замолчал.
– Я и сам знаю, что не все понять могу. Только Корина никогда не говорила, что мне не понять, – произнес он через полчаса. – Она говорила…
– Да я не в этом смысле. Ты здесь родился, у тебя глаз замылен. Странностей не видишь. А я, со свежим взглядом, понять хочу.
– Ты у Фиесты спроси. Она самая умная, все знает. И от города недалеко живет. Идем к Фиесте!
– Сначала в город.
– Вот весь ты в этом. Как мунт – выдумаешь что-нибудь, ни за что не откажешься! Все мунты такие деловитые, а красоты не видят. Все делают чего-то, делают… И хотят, чтоб все такие были. Голыша увидят – чуть не плачут, что он сам по себе живет. Обязательно им надо, чтоб он делал что-нибудь. Не пойму я этого.
– Труд создал из обезьяны человека.
"Чтобы потом превратить его в лошадь" – добавил бы Бонус.
– Они хотят, чтоб у них снова руки выросли?
Я не стал отвечать. Тоби опять насупился.
– А ты видел обезьян? – не вытерпел он через минуту. – Фиеста говорила, что скоро мы снова станем обезьянами. А я их не видел. Голышей видел, дегов видел, а обезьян не видел. Мунты говорят, на всей планете нет ни одной обезьяны. А если их нет, то откуда Фиеста о них знает? Где она их фотографии берет, если их тут нет? Давай зайдем к ней, и ты спросишь. А потом мне расскажешь. А то в город идем-идем… Никого там нет. Ни дегов, ни голышей. Что я в городе делать буду? Я егерь, мне работать надо.
– Идем к Фиесте, – согласился я.
ИНФОРМАЦИОННЫЙ ПАКЕТ N 4
Грави-скачковый привод нарушает не так уж много принципов классической механики. Два тела были далеко друг от друга, стали ближе. На это нужна энергия. Очень много энергии. Корабль сдвигается на световые годы, звезда – на метры. Координаты центра масс системы и векторы скоростей остаются без изменений. До изобретения спин-генераторов грави-скачковых звездолетов были единицы, сами звездолеты огромны, а каждый полет – событием, за которым следил весь мир. Спин-генераторы изобретены уже после обнаружения Волны. Грависвязь тоже изобрели позднее.
Долгое время муссировалась гипотеза искусственного происхождения шаровых скоплений звезд. Мол, транспортные потоки внутри ареала звездной цивилизации постепенно сближают звезды. Доказательств пока нет. Как и фактов, опровергающих гипотезу. Волну обнаружили в период расцвета всевожможных проектов поиска ушельцев. Планировались сотни экспедиций.
Все это в прошлом. Вряд ли нас будут занимать проблемы ушедших цивилизаций в ближайшую тысячу лет после Волны.
* * *
Взлетная полоса была сделана на совесть. Из расплавленного базальта. Правда, в нескольких местах базальт дал трещины, но бригада ремонтников залатала бы все дефекты за два дня.
Полосой не пользовались уже лет сто. Ветер нанес пыли, на пыли выросла трава, и местами зеленые языки перекрывали серый базальт от края и до края. Красивое место выбрала Фиеста для технохутора. Если подняться в застекленную башню диспетчеров, во все стороны открывается вид на степь. Надежде бы очень понравилось.
Фиеста вышла нас встречать. Тепло улыбнулась мне, с материнской нежностью прижалась щекой к щеке Тоби. Она была лет на десять-пятнадцать старше меня. Что-то знакомое поразило в выражении лица. Позднее я понял. Это выражение смертельно раненого зверя я видел у Бонуса после смерти девочек. Или в зеркале.
Кибер, спутник мунтов, пускал зайчики надраенными пластинами корпуса. Готов спорить, неделю назад он выглядел ржавой развалиной. Звали его Флаттер. Местная специфика, видимо.
Праздничный стол поражал изобилием. Кроме желе и теплой сладковатой воды стояла пластиковая квадратная тарелка с фруктами, нарезанными аккуратными кубиками. Явно мое дурное влияние. Я кормил Лиану дольками яблок. Прогресс… Телько здесь нарезка проводилась без учета косточек, семечек и сердцевины плода. То ли лазерным лучом, то ли очень тонкой алмазной фрезой.
Фиесте очень хотелось остаться со мной с глазу на глаз. Поэтому после обеда мы отправились на экскурсию по аэродромному комплексу. Но Тоби увязался за нами.
Ангар меня поразил. Четыре десятка тяжелых вертолетов выстроились в три ряда как на параде. Но восхитило не это. Кто не видел вертолетов? Изумило то, что источником энергии служили компактные спин-генераторы. Чудеса миниатюризации. Не больше двенадцати-пятнадцати тонн весом. В наше время таких делать не умели.
Во втором ангаре тусклый свет из окон под потолком освещал несколько транспортных флаеров. Я заглянул в один, размышляя, как бы остаться наедине с Фиестой. А впрочем, это ее забота.
– Тоби, приготовь, пожалуйста, комнату для Игната, – попросила Фиеста.
– А… какую?
– Рядом с твоей.
Ворча что-то под нос, Тоби удалился. Фиеста проводила его взглядом, затем резко развернулась ко мне. Мягкая улыбка исчезла с ее лица. Серые глаза блеснули сталью. Теперь это было лицо прокурора. Я хмыкнул.
– Я голосовала за тебя. Жалею, что ошиблась. – Она замолчала, видимо, ожидая реакции. Напрасно. Я лениво размышлял, смогу ли запустить аэродромный тягач и доехать на нем до города.
– Совет рассмотрел твое дело, – продолжила Фиеста. – Лиане разрешено иметь ребенка от Тоби. Многие были против, но Веда, Лиана и я выступили в твою защиту. Ты можешь быть полезен для сообщества и получил право голоса. Сейчас я голосовала бы против.
Я пожал плечами. Детские игры мунтов меня не интересовали.
– Сядь, – приказала Фиеста. Стальные нотки в голосе мне совсем не понравились. Как и мощный станнер, направленный на меня ее кибером. Стальные глаза, сталь в голосе, стальная шестиногая железяка со станнером – как-то это однообразно. Но проснулось легкое любопытство, чем все это кончится. Я присел на бетонный приступок у стены ангара, и Фиеста опустилась рядом.
– Ты не представляешь всей серьезности положения, – произнесла она. – Мунтам нельзя иметь детей от дегов. Тоби наполовину дег. Негативное влияние деконструктивных генов отца Тоби нарушит…
– Деконструктивных… Сами слово выдумали? Скажи прямо: дочь Лианы родится идиоткой, так?
Фиеста вздохнула.
– Дочь Лианы не будет телепаткой. Игнат, ты послал Тоби к Лиане лишь затем, чтоб избавиться от его болтовни. Молодая дурочка впервые увидела полноценного мужчину, влюбилась в него всей силой молодости, а ты подослал к ней Тоби. Ты обманул ее любовь, разбил счастье лишь затем, чтоб не слышать болтовни Тоби. Ладно, в твоей душе ничего не осталось. Но зачем пустое место грязью заполнять?
– Она меня уже простила. Она голосовала за меня.
– Она голосовала за тебя только потому, что она мунт. Для мунта дело важнее личных амбиций. А что касается чувств, ты превратил ее в свое подобие. Любовь выжег, оставил горечь и ненависть. Это у тебя здорово получается.
– Если помнишь, я не собирался идти на тот хутор. Кстати, в чем состояло голосование?
– Ты нарушил закон. Мы решали, обезвредить тебя, или наделить соответствующими полномочиями, чтоб твои действия не выходили за рамки закона.
– Обезвредить – это убить?
– Да.
– Но решили поднять мой статус до ранга мунта?
– Да.
– Ха-ха три раза. Кстати, кто должен был в рамках закона осеменить Лиану?
– Голыш.
– О-о!!! В этом есть какая-то справедливость.
– Ты просто не владеешь информацией. Чем, по-твоему, голыш отличается от мунта?
Я не стал отвечать на риторический вопрос.
– Голышам не повезло. Они получили телепатию, но не лишились рук.
– Так голыши – телепаты?
– Смешно, да? Мы потеряли верхние конечности, и это нас спасло. Голыши имеют полноценный мозг. Они потеряли не разум – язык. Издержки телепатии.
– Так голыши – телепаты? – тупо повторил я.
– Да, голыши телепаты. В этом их беда. Им не нужен был язык для общения, и они его забыли. А вместе с языком – культуру. Технику, письменность и весь багаж знаний, накопленный человечеством за всю историю. Первая волна колонистов слишком хорошо обустроила планету. Превратила ее в рай для обезьян. Не нужно думать о хлебе насущном.
– А вы?
– А мы, мунты, не можем без техники. Без техники мы вымираем в ходе естественного отбора. Ты слышал о Дарвине? Да что я тебе объясняю? Вспомни, что с Лианой случилось. Те мунты, которые забыли про цивилизацию, вымерли. Как питекантропы. Все по Дарвину.
– Фиеста, начни с начала.
– С питекантропов?
– С Волны. Что было на Земле после моего отлета?
– Вы, звездная элита, улетели первыми. Вас готовили, вам отдали лучшие корабли. Но жить хотелось всем. И после вас началась вторая волна эмиграции. Земля мобилизовала все силы. Можно очень много сделать, если под рукой все ресурсы планеты и не нужно заботиться об экологии. Ведь до конца света двадцать лет. Строились огромные транспорты. Ваш кораблик мог скакать по космосу сколько угодно, а ресурс транспортов ограничивался двумя десятками прыжков.
– И вы не смогли уйти от Волны?
– Я пока говорю о дегах. Да, они подцепили волну в космосе. Мои предки принадлежали третьей волне эмигрантов. В это время с Земли бежали на всем, что может летать. Кораблями эти гробы назвать можно лишь условно. Строили огромные негерметичные корпуса-соты, набивали их групповыми анабиозными саркофагами на полсотни человек каждый, с ресурсом на три месяца, ставили на эту консервную банку двигатель – и гуляй. Три прыжка в твоем распоряжении.
– Три прыжка – это одна попытка…
– Правильно. Знаешь, сколько таких гробов по галактике раскидано? На каждом по двести пятьдесят тысяч человек. Два из каждых трех дали SOS. Разумеется, их никто не спасал. Это просто сигнал остальным: "Сюда нельзя".
– Откуда ты это знаешь?
– Архивы изучала. Тебе же Тоби говорил, что я все знаю, – криво усмехнулась Фиеста. – Статистику открыто публиковали. Хотели сбить ажиотаж. Статистика катастроф, ограничение рождаемости, возрастной ценз – и все равно, в космос хотело уйти намного больше народа, чем могли унести корабли.
– Сколько успели эвакуировать?
– На дату отлета моих предков – процентов сорок. Возможно, еще процентов десять после нас.
– А потом?
– А потом предки сели здесь. Это была вторая волна колонизации. Четверть колонистов погибла до высадки.
– Радиация?
– Нет. Просто их не успели спустить с орбиты до исчерпания ресурса саркофагов. Три шаттла разбились при посадке в первые дни разгрузки, и два чуть позднее.
– А потом?
– А потом колонистов накрыло отголоском Волны. Мы стали телепатами. Те, кто не вымер. На планете ввели строжайший генетический контроль, носителей деконструктивных мутаций стерилизовали.
– Кто решал, какая мутация конструктивная, какая – нет?
– Какая разница? – усмехнулась Фиеста. Кто решал – те давно умели. Глупый. Не так все и страшно. Мужчины не теряли половой активности, женщинам имплантировали зародыш с чистым геномом. Любая могла родить и воспитать ребенка. Это сейчас голышей кастрируем. Раньше все было по науке.