И когда Зухраб к нам пришел, я долго подготавливал себя (и Зухраба) к большому разговору о том, как мы получаем эти три-четыре сета в месяц, и ждал, что мне придется в какой-то момент взять его за плечи крепко, по-отцовски, и объяснить… Но вовсе не пришлось, и я был, если честно, очень сильно напуган тем, что вот – передо мною стоит человек, которого не волнует, «как мы отслеживаем процесс съемки». Какое-то время я думал, что он – абсолютное чудовище, одержимое карьерным рвением и ничего не различающее сквозь него, и только после пары недель совместной работы догадался: он просто не думает об этом. У него, кажется, элементарно не хватает воображения, он вообще не может себе представить всех этих мальчиков, девочек… То есть он слышит все, что я ему говорю, он понимает головой, но вот ощущения, что это в реальности происходит, – нет у него, как у меня нет, когда я смотрю, скажем, кадры трагедии в Пало-Альто. Наверное, это большое счастье. Он такой бешеный рыцарь, азартный и сумасшедший; такой маленький ребенок, который рвется идти на войну, совершенно не понимая, что такое – война, а видя только стурм унд дранг, подвиги и геройство, и поэтому ничем не мучается, ничего не боится. Иногда такие маленькие дети вырастают, совершенно не изменяясь, и тогда получается наш коллега Дэн Ковальски, которого я почему-то искренне и глубоко… черт, да простыми словами – боюсь. Несмотря на нежность голоса и мягкость взгляда.
– Ау? Ты что – молился сейчас на сон грядущий?
– Я задумался, прости. У нас есть три свежих сета, ты готов?
Берет из коробки бион, пытается засунуть в декодер, я перехватываю его руку.
– Нет, дорогой, ты его на себя наденешь. Во-первых, это экзекутора, а не жертвы, а во-вторых – что за лютый непрофессионализм?
Морщится, но надевает. Я разрешаю ему прикрутить интенсивность на пятьдесят процентов и, пока он ходит к аппарату (пожалуй, самая дорогая из всех штучек, которыми набиты наши высокотехнологичные кабинеты), тупо смотрю на начинающийся вижуал. Это из Аризоны, агентский; мальчик лет четырнадцати, черноглазый, похоже, с примесью латинской крови, со сросшейся на переносице длинной бровью, страшно, истошно кричит – конвейерная лента по сантиметру вперед дыр-дыр, и ноги мальчика дыр-дыр под электропилу по сантиметру. В лучших традициях снаффа – или псевдоснаффа – в кадре видна рука с пультом управления, то ускоряющая, то замедляющая, то совсем останавливающая движение конвейера. Самое интересное: у мальчика полная эрекция. Самое неинтересное – она же. За спиной Зухраб издает длинный звук «ыыыы!» – накатал, значит, бион. Морда перекошена. То-то.
– По чему мы можем определить, что это подделка, Зухи?
– Эрекция?
– Ноль баллов. Эрекция случается.
– Шутишь!
– Нет. Посмотри учебники. Более веские причины, ну?
– Надо на анализ давать.
– Без анализа.
– Тени?
– Слушай, ты что-нибудь знаешь кроме «тени»? Вот сюда посмотри: тут кровь должна быть сплошным болотом, а она тонкой струйкой капает – кап-кап! кап-кап! Потому что эффект капания впечатляет клиента, и вижуалом, и на звуке. Я готов поспорить, что мы еще увидим этого мальчика не раз.
Мы часто видим на псевдоснаффе одних и тех же людей. Клиенты, по более чем понятным причинам, записями не обмениваются, так что такое трюкачество вполне безопасно.
– Но все равно – что надо сделать?
– На анализ.
– Именно.
Второй, тоже агентский сет – очень хороший: такое вполне может быть реалом: просто двадцатиминутка, женщину затаскивают в подворотню, насилуют, бьют; два биона – ее и одного из мужчин. Это не реал: просто потому, что этого слишком легко добиться с актерами, заказывать смысла нет.
– Почему это не реал, Зухи?
– Потому что это легко сделать с актерами?
– Именно. Но все равно – бионы на анализ.
– А зачем дают, кстати, ее бион? Клиент назвался мазохистом?
– Нам был нужен просто для точности анализа, вот он и попросил. А вообще, знаешь, в каком-то суде недавно дело шло: муж жену мучил знаешь как? Привязывал к кровати и навешивал бион с такой вот штукой. Жена орет – он любуется. Снимет бион, погладит-поцелует и опять навесит.
– Ни хрена себе изобретательность.
– Вот и он так думал. Радовался: никаких следов, и вообще неподсудное дело. А в законе, между прочим, уже три года написано: «причинение физических страданий, бла-бла, в том числе – с использованием бионных технологий». Так и сел.
– Лучше б бил, срок бы небось меньше вышел.
– Небось.
Третий сет, тот, что куплен в лавочке, самый красивый – и самый бесполезный. Его 100% REAL!!! заключаются в полутора часах записи, на которой сногсшибательную красотку, запертую в подземелье, против ее воли морфируют в ужасного урода. Все подземелье в зеркальных стенах, все зеркальное – пол, потолок, рукомойник. Сюжет старый, как мир, но любители, видно, есть еще – запись свежая. Снимают якобы три месяца по минуте в день. Страдания и все такое – плюс сам видеоряд сказочный просто. На выходе – ужасная уродина; единственный нестандартный трюк – именно уродина, невыносимо толстая тетка с отталкивающим перекрюченным лицом, а не какой-нибудь косматый монстр, как раньше любили делать. Все, что связано с насильственным морфированием, – всегда подделка. Как и весь чилли в жанре научной фантастики. Это вообще изумительный жанр – клиенту врут, что бывает то и это, и он, развесив уши, капая слюной, спешит стать свидетелем новейших методов убийства и пытки. Три месяца назад была запись – тоже выдавали за снафф – какой-то тетки, у которой в брюхо вделан такой кусок липкой дряни коричневой. К тетке подтаскивают мужика, он вырывается, а они заставляют его дотронуться рукой до этого коричневого – и руку просто растворяет, как кислотой. Тупо, наивно, скучно, – но ведь верят! И ладно бы покупали с лотков – заказывают, платят бешеные бабки… Невероятно. Показываю мальчику просто как пример – чтоб знал, с кем дело имеем.
– Все, дорогой. Кино закончилось. Все бионы на анализ, все вижуалы в архив.
Медлит.
– Ну?
– Послушай, я знаю, что Скиннер бы меня за этот вопрос порвал, – но вот лично ты – веришь, что снафф существует?
Поразительно все-таки умение детей задавать самые страшные вопросы самым спокойным тоном.
Глава 21
Есть такие люди: ты назначаешь им встречу в самом дорогом ресторане Москвы, ты приходишь в костюме за полторы тысячи азов, ты здороваешься со знакомыми в костюмах за полторы тысячи азов, ты закуриваешь сигару за сорок азов и планируешь угостить поджидаемого сотрапезника обедом за триста азов, – а он приходит в потертых джинсах и в телогреечке, протертой на локтях, – и почему-то чувствует себя совершенно комфортно, в то время как ты, и другие гости, и официанты – все начинают чувствовать себя глупо и неприлично расфуфыренными.
– Простите, мистер Сокуп, если я слишком неофициально одет. Я стараюсь не бывать в таких местах, они какие-то… тупые. И, боюсь, у меня нет ни одного костюма за пятьсот азов, а покупать его ради единственного случая мне показалось неуместным. Честно говоря, я хотел пригласить вас посидеть, скажем, в каких-нибудь «МинОгах» или в одном старом месте на Чистых прудах, вы его не знаете, такой интеллектуальный подвальчик; но желание клиента для меня закон.
Скалит зубы; мне бы молодость его и наглость, мне бы эту непривязанность к работе, и к семье, и к карьере – я бы тоже, может быть, ходил на ужин в «Ункулункулу» в старой телогрейке и в ботинках «Доктор Мартин»; я бы тоже, может, нагло скалил зубы, я бы тоже, может, думал: «Так-то, братец, мы с тобой, смотри, почти что одногодки, только ты такой замученный и важный, только ты за комм хватаешься, как за сердце, только ты в тугих манжетах и в удавке, только ты сегодня платишь за закуски…» И ведь до его прихода я прекрасно себя чувствовал, прелестно; я себе казался молодым и гибким, очень бойким, динамичным и свободным; что же сделал этот свинский оборванец?
– Когда-то, мистер Сокуп, когда я был юным, я тоже работал в одной большой конторе; мой босс, Сержи Блэксмит, говорил мне: «Знаешь, дорогой Лис, если ты зван в пафосное место и не можешь соблюсти dressing code, приходи исключительно, вызывающе underdressed: например, в старой телогреечке и в рваных джинсах. Лучше всего, кстати, прихватить с собой сквошную ракетку и все извиняться, что не успел заехать домой переодеться. Тогда все будут чувствовать себя идиотами – а ты нет». Я, знаете, следую его совету как непреложному закону.
И издевается еще. Но надо посмеяться.
Посмеялись.
Ходить в такие места не любит, а страуса все-таки уминает очень бойко; небось не подают страуса ни в одних «МинОгах». Действительно, очень вкусный страус. Последний раз я ел страуса в Марокко, в чудовищной поездке, когда у нас не задалось все сразу: сорвались основные встречи, Горкис заболел ветрянкой, а поданный нам обед с отбивными из страуса закончился ни много ни мало дракой нашей операторши с официанткой, – мрак какой-то. Впрочем, может, вот это – совсем не страус никакой, а модифицированная какая-нибудь курица. Я не доверяю все-таки московским ресторанам, даже такого уровня. И не люблю этой новомодной африканской кухни. Мне кажется, что я ем падаль; я понимаю, что там сейчас идеальные места для охоты (был грязный анекдот конца сороковых, отец рассказывал: «Может ли грипп убить население целого материка?» – «Не может». – «Почему?» – «Потому что население этого материка уже убил СПИД»), – но мне все равно не по себе, как если бы мы мародерствовали в доме умершего. Я бы даже рад был узнать, что это – модифицированная курица. Русские любят субституты. Я вообще думаю, что все, что на западе делают из сои, здесь делают из нефти. С другой стороны – нет, в ресторане такого уровня страус, скорее всего, – это страус; а печень крокодила – это печень крокодила; а моя паранойя – это моя паранойя. Москвичи любят показуху: вот, мол, у нас все как в Европе… Как в Европе! Животные жиры жрут три раза в день. Самоубийцы. Неандертальцы.
– Кстати, Волчек, – можно я буду вас по имени называть? Вы живете в Москве?
– В принципе – нет, но сейчас я нахожусь здесь уже почти два месяца – работа.
– В Москве, мне кажется, жизнь все-таки поострей, чем в Чехии.
Это потрясающе просто. У москвичей Россия заканчивается Москвой. «Жизнь в Москве поострей, чем в Чехии»! Франция начинается Парижем, Германия начинается Берлином, Англия начиналась Лондоном (а теперь начинается Бирмингемом, а когда Лондон отстроят, по-прежнему будет начинаться Лондоном), – а вот Россия, понимаешь ли, кончается Пятой кольцевой дорогой. Ну или от силы Александровским кольцом.
– Я не люблю острое.
Вдруг начинает хохотать.
– Да-да, только «соленое».
И успокоительно протягивает руку, видя, как мне делается дурно:
– Оставьте, мой брат – тоже большой поклонник «соленого». Болельщик. Я от него знаю это слово. Его забрали на том ринге, куда он вам нес сеты, – ну, под Охоткой. Кстати, вы небось улизнули? Все OK?
Хоть бы понизил голос. Господи, что за дьявольское существо.
– Дорогой Лис, я хотел бы… Называть вас «Лис»?
– Да, пожалуйста.
– Я хотел бы рассказать, что я имел в виду, когда говорил с вами по комму.
– Ради бога. Если позволите, я попрошу еще воды.
– Да-да. Так вот, я вчера встречался с господином Леонидом Завьяловым, вы с ним знакомы, да?
– Да.
– Так вот, неважно, кто нас свел, но господин Завьялов желал показать мне некоторые ванильные сеты местного производства. Он большой патриот, я очень уважаю это в людях нашего поколения.
– Ну, он постарше нас с вами.
– Ну, я, по крайней мере, считаю себя как раз частью его поколения. Неважно. Так вот. Господин Завьялов искал дистрибьютора в Чехии, и я обещал ему замолвить слово перед своим начальством, но основной темой нашего с ним разговора было не это. Тут я должен сказать, что нахожусь сейчас в России в рамках некоторой длительной командировки, – я ищу неморфированных порноактеров, «натуралов», как у вас говорят, нетривиального, так сказать, вида.
– Природных уродцев?
– Гхм. Мне бы не хотелось так выражаться, – но, так или иначе, я ищу людей, которых можно снимать в ванильных фильмах, не нарушая Кода, и которые своим, эээ, отличием от обычного облика могли бы привлекать дополнительную аудиторию и помогать нашей легальной студии выдерживать конкурентную борьбу с рынком чилли. Господин Завьялов, видимо, смотрит на вещи так же, как мое начальство; он хочет снимать такие фильмы в России, на местной фактуре. За последнюю неделю мы успели сильно продвинуться: моя компания фактически готова к тому, чтобы открыть под руководством Завьялова отделение по таким фильмам здесь, у вас, на местном материале. С одной стороны, вы понимаете, для Завьялова мы – прекрасный канал спонсирования и дистрибуции, ну, это очевидно; нам же совсем не хочется иметь конкурента, – а господин Завьялов даже сейчас, когда он еще не слишком, естественно, продвинулся в своих начинаниях, видится нам опасным потенциальным конкурентом. Во-вторых, Завьялов – бизнесмен западного типа, нам будет легко с ним работать. И потом, у вас тут все-таки очень все дешево, в первую очередь – актеры.
– О да.
– Ну и наконец, в России, как бы это сказать… Очень много хорошей фактуры.
– Вы имеете в виду – «в России последние сто лет взрывались атомные реакторы, горели урановые рудники и воды превращались в кровь, и поэтому по вашим деревням живут такие химеры, что их хоть на Нотр-Дам сажай»?
Да, с ним в корректность не поиграешь.
– Если хотите, Лис, – да, я имею в виду именно это.
– Прекрасно. OK… Простите, вы как насчет десерта?
– Просто кофе, натуральный, маленький.
– А мне чай с лимоном, и, пожалуйста, что у вас есть в качестве десерта?
А он не скромничает, его приятно угощать. Не делает вид, что ему важно экономить мои деньги.
– Вот да, манго-киви. Спасибо. Да, так вот, все прекрасно, но мне хотелось бы знать, где в этой райской картине нужен я? Я, как вы знаете, вожу чилли через границу из России в Израиль и обратно. «Сталкаю», как у нас говорят. А вы собираетесь делать здесь ваниль – все законно, во мне и в моих друзьях нужды нет. Но зачем-то же вы пригласили меня в это заведение и кормите ужином, – значит, я не просто вам для чего-то нужен, но вы еще и твердо уверены, что меня придется долго уговаривать. Итак?
Вот засранец. Тычет вилкой в стонущий под каждым его уколом рыже-зеленый полый шар из дрожащего желе, тянет носом нестерпимую вонь дурианового соуса, рисует в нем зубастую улыбающуюся морду с большими ушами – кажется, вылитый я.
– Хорошо, прямым текстом: пока я тут, я хочу поездить по России в поисках, как вы выражаетесь, химер. Мне нужен проводник по тем местам, где были серьезные экологические катастрофы двадцать-тридцать лет назад. Завьялов рекомендовал вас. Вы произвели на него очень сильное впечатление во время последней встречи. Моя фирма одобрила и рейд, и найм проводника. Мы заплатим вам двадцать тысяч за месяц работы. По моим прикидкам, вы делаете такую сумму за полгода.
– Вы умничка, Волчек. Ваши прикидки верны. Но я не поеду. Для такой работы я, знаете ли, слишком брезглив.
– То есть?
– Ну, знаете, у меня будет такое чувство, как будто мы мародерствуем в доме покойного.
Глава 22
«я жду тебя так – не могу сказать даже как
написать не могу точно
только ночью, на ухо
может быть
если ты будешь хороший мальчик
шучу
новый проект тут все-таки будет
все в ажиотаже
видимо, не заказы, а нетто разработка
чтобы тебя долго не грузить: есть метод, видимо, делать чистку дешевле
мы, как ты понимаешь, чистим бионы
снимаем лишнюю информацию
простыми словами – подделываем
(кстати – твои, извини, коллеги по индустрии прислали недавно в отдел частных заказов два биона, как всегда – убирать то, что не входит в сценарий