Каладин поднял бутылку.
— Только после того, как выдавим вот это.
— И что это? — прищурился Камень, наклоняясь ближе.
— Сок черного василька. Или, скорее, молочко черного василька — не думаю, что это настоящий сок. В любом случае это — могущественный антисептик.
— Анти… что? — спросил Тефт.
— Он отгоняет спренов горячки, — сказал Каладин. — А они вызывают заражение. Это молочко — один из лучших антисептиков на свете. Помочи им рану, и оно убьет инфекцию. — Раны Лейтена уже стали зловеще красными, вокруг них вились спрены горячки.
Тефт что-то проворчал, потом посмотрел на связки.
— Здесь целая куча тростника.
— Знаю, — сказал Каладин, передавая ему одну из двух оставшихся бутылок. — Вот почему я рад, что мне не придется выдавливать все молочко самому.
Тефт вздохнул, уселся и развязал пучок. Камень без жалоб тоже сел, развел колени в стороны, ступнями крепко сжал бутылку и начал работать.
Дул слабый ветер, шурша тростниками.
— Почему ты заботишься о них? — наконец спросил Тефт.
— Они — мои люди.
— Быть бригадиром значит совсем другое.
— Это может значить то, что мы решим, — сказал Каладин, заметив, что Сил прилетела послушать. — Ты, я, другие.
— Ты считаешь, что они дадут тебе сделать это? — спросил Тефт. — Все эти светлоглазые и капитаны?
— А они вообще хоть что-нибудь заметят?
Тефт заколебался, но потом хрюкнул, берясь за следующий стебель.
— Возможно, заметят, — сказал Камень. Огромный человек, выдавливая молочко, обращался с тростником удивительно нежно. Каладин даже не подозревал, что такие толстые пальцы могут работать так ловко и точно. — Светлоглазые, они часто замечают то, что им не полагается видеть.
Тефт хрюкнул опять, соглашаясь.
— Как ты очутился здесь, Камень? — спросил Каладин. — Почему рогоед покинул свои горы и спустился на равнину?
— Ты не должен задавать такие вопросы, сынок, — сказал Тефт, грозя пальцем Каладину. — Мы не говорим о прошлом.
— Мы не говорим ни о чем, — возразил Каладин. — Вы двое даже не знали, как зовут друг друга.
— Имена — это одно, — буркнул Тефт. — Прошлое — совсем другое. Я…
— Все в порядке, — сказал Камень. — Я могу рассказать.
Тефт что-то пробормотал себе под нос, но наклонился вперед, чтобы не пропустить ни одного слова Камня.
— У моего народа нет Клинков Осколков, — сказал Камень низким громыхающим голосом.
— В этом нет ничего необычного, — заметил Каладин. — За исключением Алеткара и Джа Кеведа, мало в каком из королевств есть много Клинков. — Армия в каком-то смысле даже гордилась этим.
— Неправда, — сказал Камень. — В Тайлене есть пять Клинков и три полных комплекта Доспехов, все в руках королевских стражников. Селай имеет и Клинки, и Доспехи. Другие королевства, такие как Хердаз, имеют по одному Клинку и набору Доспехов — они передаются по королевской линии. Но у нас, народа ункалаки, нет ни одного Осколка. У нас много нуатома — примерно ваших светлоглазых, только у них глаза не светлые…
— Как могут быть светлоглазые без светлых глаз? — мрачно спросил Тефт.
— Имеющие темные глаза, — небрежно сказал Камень, как о чем-то очевидном. — Мы выбираем предводителей иначе. Сложная история. Не перебивай. — Он выдавил еще молочка и бросил тростник в кучу рядом с собой. — Нуатома считают отсутствие Осколков огромным позором. Они хотят это оружие, как безумные. Все верят, что нуатома, добывший Клинок Осколков, станет королем, а у нас короля не было много лет. Никакой пик не будет сражаться с тем пиком, воин которого имеет благословенный меч.
— Неужели ты пришел, чтобы купить его? — спросил Каладин. Никакой Носитель Осколков не продаст свое оружие. Каждый Осколок — реликвия, отнятая у Падших Сияющих после их предательства.
Камень засмеялся.
— Купить? Нет, мы не настолько глупы. Но мой нуатома, он знал вашу традицию. Человек, убивший Носителя Осколков, может забрать его Клинок и Доспехи и владеть ими. Так что мой нуатома и его дом, мы собрали огромный караван и спустились вниз, собираясь найти Носителя Осколков и убить его.
Каладин едва не рассмеялся.
— Уверен, что это оказалось не слишком просто.
— Мой нуатома вовсе не был дураком, — сказал Камень, защищаясь. — Он знал, что будет трудно, но ваша традиция, она давала ему надежду, верно? Время от времени храбрые нуатома спускаются вниз и вызывают на дуэль Носителей Осколков. Я уверен, что однажды кто-нибудь из них победит и у нас будут Осколки.
— Возможно, — сказал Каладин, бросая пустой тростник в пропасть. — Предполагая, что они согласятся биться насмерть.
— О, они всегда сражаются, — засмеялся Камень. — Нуатома приносят с собой много богатств и обещают, что все они достанутся победителю. Ваши светлоглазые, они не могут пройти мимо такой жирной наживки. Им кажется, что, имея в руках Клинок, убить ункалаки совсем не трудно. Многие нуатома умерли. Но так и надо. Однажды мы победим.
— И получите один комплект Осколков, — сказал Каладин. — Алеткар имеет дюжины.
— Один — только начало, — сказал Камень, пожимая плечами. — Но мой нуатома проиграл, и вот я мостовик.
— Погоди, — сказал Тефт. — Ты прошел весь этот путь с твоим светлордом и, как только он проиграл, сдался и стал мостовиком?
— Нет, совсем не так, — сказал Камень. — Мой нуатома бросил вызов кронпринцу Садеасу. На Разрушенных Равнинах много Носителей Осколков, это все знают, но мой нуатома решил, что сначала он сразится с тем, у кого только Доспехи, а потом уже завоюет Клинок.
— И? — спросил Тефт.
— И как только мой нуатома погиб, мы все стали принадлежать светлорду Садеасу.
— То есть ты раб? — спросил Каладин, ощупывая метки на лбу.
— Нет, у нас нет рабства, — сказал Камень. — Я не был рабом моего нуатома. Я — его родственник.
— Родственник? — недоверчиво спросил Тефт. — Келек! Да ты светлоглазый!
Камень захохотал, очень громко, так что затрясся живот. Каладин тоже невольно улыбнулся. Давно он не слышал такого смеха.
— Нет, нет. Я только умарти'а, его двоюродный брат, как бы сказали у вас.
— Тем не менее ты с ним связан родственными узами.
— У нас, на Пиках, — сказал Камень, — родственники обычно прислуживают нуатома.
— Что за странная система! — воскликнул Тефт. — Родственники служат светлорду. Клянусь Штормом, я бы скорее умер!
— Это не так-то плохо, — возразил Камень.
— Ты не знаешь моих родственников, — сказал Тефт. Его передернуло.
Камень опять засмеялся.
— Неужели ты бы хотел служить тому, кого не знаешь? Вроде Садеаса? Человеку, с которым ты никак не связан? — Он покачал головой. — Низинники. У вас слишком много воздуха. Опьяняет.
— Слишком много воздуха? — спросил Каладин.
— Да, — сказал Камень.
— Как может быть слишком много воздуха? Он всегда вокруг.
— Это… Трудно объяснить. — Камень хорошо говорил на языке алети, но иногда забывал вставить слова-связки и местоимения. А иногда вспоминал о них и говорил правильно. Но чем быстрее он говорил, тем больше слов проглатывал.
— У вас слишком много воздуха, — повторил Камень. — Приходи на Пики. Поймешь.
— Быть может, — сказал Каладин, бросая взгляд на Тефта, который пожал плечами.
— Но в одном ты точно ошибаешься. Ты сказал, что мы служим человеку, которого не знаем. Так вот, я знаю кронпринца Садеаса. Я очень хорошо знаю его.
Камень поднял бровь.
— Высокомерный, — сказал Каладин, — мстительный, жадный, испорченный до крайности.
Камень усмехнулся.
— Да, пожалуй, ты прав. Не самый хороший человек среди светлоглазых.
— Камень, среди них нет «хороших». Они все одинаковы.
— Они тебе много дурного сделали, верно?
Каладин пожал плечами, его душевные раны еще не исцелились.
— В любом случае твоему хозяину повезло.
— Повезло, что его убил Носитель Осколков?
— Повезло, что он проиграл, — сказал Каладин, — и не узнал, что его все равно бы обманули. Ему бы не дали вернуться с Разрушенных Равнин с Доспехами Садеаса.
— Чепуха, — вмешался Тефт. — Традиция…
— Традиция — слепой свидетель, которого они используют, чтобы осудить нас, Тефт, — сказал Каладин. — Красивый ящик, в который они упаковали свою ложь. И только для того, чтобы заставить нас служить им.
Тефт стиснул челюсть.
— Сынок, я прожил намного дольше тебя. Я знаю, как устроен этот мир. Если обычный человек убивает Носителя Осколков, он становится светлоглазым.
Каладин не стал возражать. Если иллюзии Тефта дают ему возможность чувствовать себя лучше в хаосе войны, зачем разубеждать его?
— Ты был слугой, — сказал он Камню. — В свите светлорда? Каким именно слугой? — Он замолчал, подыскивая правильное слово, и вспомнил времена, когда он общался с Уистиоу или Рошоном. — Лакеем? Дворецким?
Камень засмеялся.
— Поваром. Мой
Никакие рассуждения не сделают то, что я написал тебе, ложью.
Королевская галерея географических карт сочетала в себе красоту и полезность. Обширное куполообразное здание, созданное Преобразователями, имело гладкие стены, плавно растворяющиеся в каменистой земле. По форме оно напоминало длинный тайленский хлебец; через большие световые люки в потолке солнечный свет падал на красивые ряды сланцекорника.
Далинар прошел мимо одного из них; розовые, зеленые и голубые отростки достигали его плечей, извиваясь и переплетаясь. Эти жесткие и твердые растения не имели настоящих стеблей или листьев, а только раскачивающиеся усики, похожие на цветные волосы. Если бы не они, сланцекорник можно было принять за камень. И, тем не менее, ученые утверждали, что это растение, которое тянется к свету.
Люди тоже, подумал он. Иногда.
Кронпринц Ройон стоял перед одной из карт, соединив руки за спиной; его многочисленная свита заполнила всю вторую сторону галереи. Ройон был высоким светлокожим человеком с темной, аккуратно подстриженной бородой и лысеющим темечком. Как и многие другие, он носил короткий, открытый на груди камзол, открывавший рубашку, красная материя которой торчала над воротником.
Как неряшливо, подумал Далинар, хотя и очень модно. Далинар хотел, чтобы нынешняя мода была не такой, ну, неряшливой.
— Светлорд Далинар, — сказал Ройон. — Я не очень понимаю цели нашей встречи.
— Пройдемся, — сказал Далинар, кивнув в сторону.
Ройон вздохнул, но присоединился к Далинару, и они вместе пошли по тропинке между растениями и стенами карт. Свита Ройона последовала за ними; среди них виночерпий и щитоносец.
Каждая карта освещалась бриллиантами, вставленными в отполированные до блеска стальные оправы. Сами карты были нарисованы на больших бесшовных листах пергамента, сделанных, естественно, Преобразователями. Они подошли к Главной карте — огромной, очень подробной карте, укрепленной на стене почти в середине галереи. Она отображала все исследованные Разрушенные Равнины. Постоянные мосты были нарисованы красным, на близких к алети плато стояли синие глифпары, указывая, какой кронпринц контролирует его. Дальше к востоку деталей становилось меньше, пока они совсем не исчезали.
В середине карты находилась спорная область, в которую приходили для окукливания большинство скальных демонов. Мало кто из них рисковал забраться туда, где находились постоянные мосты. Но если и забирались, то только для охоты.
Контроль над плато был важен еще и потому, что кронпринцы договорились не пересекать «чужие» плато без разрешения владельца. Кронпринцы распределяли между собой лучшие пути на центральные плато и решали, кто должен поддерживать систему наблюдательных постов и чинить постоянные мосты. Конечно, на самом деле плато покупались и продавались.