Помахав голубому льву рукой, Аристоника захлопнула дверь.
Следующая была незнакома. Она была сколочена из свежеструганных кедровых досок и вкусно пахла деревом. Так пахнут погребальные костры вельмож. Осторожно приотворив дверь, пифия заглянула внутрь. Мир, который предстал ее глазам, походил на сладкую детскую мечту. На голубых лужайках, разбросанных промеж скал и небольших кедровых рощ, резвились красивые беззаботные люди. Тела их были стройны и мускулисты, кожа имела тот золотистый оттенок, который бывает, когда солнце не жжет, а ласкает ее. Люди бегали друг за другом и с радостным смехом падали на пушистую траву. Аристоника залюбовалась этими прекрасными созданиями, похожими не на смертных, а на героев или на куросов[164] и харит[165] делосских ваятелей. Внезапно откуда-то появилась группа странных существ. Отдаленно смахивающие на людей, только тела их были покрыты серой чешуей, образовывающей жесткие выступы на плечах, коленях и локтях, они восседали на уродливых животных, являвших собой нечто среднее между лошадью и птицей; голова «скакунов» напоминала змеиную, конечностей было шесть. Монстры набросились на беззаботных людей и начали пронзать их кривыми трехлезвийными мечами. Аристоника поспешно захлопнула дверь.
За третьей дверью жили синие птицы. У них были красные, словно налитые кровью, глаза и очень неприятный голос. Питались синие птицы падалью.
Потом была четвертая, пятая, шестая дверь… Кое-где Аристонике уже приходилось бывать, кое-куда она попала впервые. Миры были бесчисленны. Пифия устала и начала задыхаться. Пришло время возвращаться домой. Перед тем, как повернуть обратно, Аристоника толкнула последнюю дверь, выкрашенную в черно-белую клетку. Толкнула машинально, ни на что не рассчитывая.
Это был дворец. Аристоника поспешно проскользнула внутрь.
Видимо, празднества были в этом мире обычным делом. Как и в первый раз, дворец был заполнен мириадами диковинных существ, чинно прохаживающихся по полированному полу. Мастер-иллюминатор постарался на славу. Все искрилось, переливалось, сверкало. Под потолком и вдоль бесконечных стен были развешаны огоньки, точно такие, что скрывались в прозрачных основаниях колонн; вся зала искрилась блестками диковинного фейерверка.
Аристоника несколько мгновений полюбовалась этим зрелищем, а затем начала пробираться сквозь толпу. Она шла мимо огромных монстров, похожих на человека и на гору сразу, мимо людей с блеклой кожей, мимо крылатых женщин. Время от времени ей встречались существа, сутью похожие на нее. Одно из них — тщедушный прозрачный старичок с козлиной бородкой — игриво подмигнуло пифии. Аристоника не ответила ему и пошла дальше. Она не знала точно, как долго бродила по зале, пока не пересекла ее вдоль. Здесь в гранитную стену была врезана высокая золоченая дверь, преграждавшая путь во внутренние покои. Ее охраняли существа, подобные тем, что некогда сопровождали Мрачного гостя в Дельфах. Аристоника испугалась. Она затаилась за пузатым морщинистым созданием, не зная, что делать дальше. В этот миг к двери приблизилась разношерстная компания, состоящая из самых невероятных монстров. Пифия решила рискнуть. Выскользнув из-за колонны, она прижалась к прозрачному старичку, точной копии того, что заигрывал с ней прежде. Быть может, это и был он. Старичок не протестовал, напротив, по его физиономии разлилась блаженная улыбка. Он приобнял Аристонику, и они вместе миновали ужасную стражу.
Опасность миновала. Вместе с ней исчезла и потребность в сластолюбивом старичке. Но тот никак не желал расстаться с приглянувшейся ему подружкой. Нежно поглаживая Аристонику эфемерной лапкой по бедру, он закатывал глаза и кивал головой в сторону укромного уголка, где, судя по всему, намеревался предаться любви. Аристонике с большим трудом удалось избавиться от надоедливого ухажера, воспользовавшись тем, что их разъединила кучка весело ухающих существ. Ей пришлось дожидаться, пока огорченный неудачей старичок не отправится по своим делам, прежде чем она смогла продолжить свой путь в неизведанное.
Дворец был бесконечен. Аристоника блуждала по нему целую вечность. Несколько раз она наталкивалась на диковинных созданий, однажды едва избежала встречи со стражей. Она побывала в комнатах, отделанных черным панбархатом и белоснежным шелком, полюбовалась диковинными статуями, подивилась на груды золота, блестящих камней и жемчуга, доверху наполнявшие несколько помещений, однако разгадки своей тайны не нашла.
Наконец, ее внимание привлекла дверь, точно такая же, через какую она попала в мир дворца. По бокам от двери были установлены две статуи, как две капли воды похожие одна на другую. Только одна из статуй была из багрового, почти черного гранита, вторая — из белого мрамора. Затаив дыхание, Аристоника подкралась к двери и проскользнула внутрь.
Комната, в которой она очутилась, была невелика. Добрую треть ее занимал стол, заставленный всякими странными приспособлениями. Сбоку от стола располагалось ложе, над которым висели два плаща и две маски. Те, что справа, были белого цвета, другая пара — черного. У ложа лежал диковинный ковер, сплетенный из блестящих полос. За столом в высоком резном кресле сидел человек. Он находился спиной к двери и потому не заметил Аристонику.
Пифия сделала небольшой шажок. Человек не шевелился. Аристоника осмелела и, крадучись, двинулась вперед. Когда она была на расстоянии вытянутой руки от кресла, за спиной вдруг послышалось угрожающее шипение. Пифия повернула голову и вскрикнула от ужаса. То, что она приняла за ковер, превратилось в огромного змея. Встав на хвост, змей смотрел на незваную гостью, медленно покачивая головой. Воротник на его шее угрожающе раздувался, в глазах горели ослепительно-желтые огоньки.
Раздался смех. Аристоника вновь обернулась. Хозяин дворца поднялся из кресла и стоял перед пифией. На этот раз он был без шлема и она могла видеть его лицо — прекрасное и в то же время холодное, словно вода Кастальского ручья.
— Ты все же пробралась сюда, — произнес он знакомым металлическим голосом, от которого пифию пробрала дрожь. — Хотя я предупреждал тебя не делать этого. Ни один человек не смеет знать моих тайн. Дай руку.
Аристоника против своей воли повиновалась. Мрачный гость привлек ее к себе и заглянул в самую глубину души. Глаза его были пугающе-бездонны. В них была сила, способная познать то, что еще не было ни свершено, ни даже задумано.
— Я сделаю то, чего хочешь ты, а мой Пифон сделает то, что хочу я.
Хозяин дворца обнял Аристонику и прильнул к ее губам. Застонав от наслаждения, женщина начала растворяться в его объятиях. В столь сладких объятиях…
Криболай внимательно следил за погруженной в транс пифией. Поначалу все было как обычно. Пифия медленно покачивалась и издавала невнятные звуки. Затем она вдруг задрожала и несколько раз вскрикнула. В этом крике звучал ужас. Встревоженный жрец хотел снять Аристонику с треножника и привести в чувство, но внезапно женщина улыбнулась и принялась ласкать свою грудь. Кусая губы, Криболай следил за тем, как руки Аристоники медленно ползут по бедрам, раздвигая их. Рот жреца заполнился вожделеющей слюной. Криболай сглотнул ее и начал медленно приближаться к пифии. Он уже протянул к ней руку, собираясь коснуться сладострастно вздрагивающего тела, когда из-под земли донесся негромкий свист. Криболай вздрогнул. Свист повторился. На этот раз он был чуточку сильнее. Затаив дыхание, жрец осторожно нагнулся и заглянул в расселину. Из клубов удушливого пара на него смотрели два огненных глаза, каждый размером с ладонь, затем из уродливой пасти показался длинный раздвоенный язык. Криболай закричал от ужаса и бросился бежать. Однако ноги отказались повиноваться ему, жрец рухнул на землю. Он лежал и наблюдал, цепенея от ужаса, за тем, как из белесого облака появляется гигантский змей, тот самый, которого в Дельфах величали Пифоном.
Пифон взобрался вверх по треножнику, обвил тело Аристоники и уставился на нее немигающими зрачками. Затем он медленно раскрыл пасть и начал надвигаться на жертву…
Объятия Мрачного гостя были подобны прикосновениям медных канатов, а ласки неистовы. Аристоника задыхалась от наслаждения, чувствуя, как могучие руки все крепче обхватывают ее тело и оно начинает растворяться, содрогаясь восторженной негой…
Пасть чудовища растягивалась подобно цветку росянки. Затем она приблизилась вплотную к голове жертвы и разом заглотила ее, сомкнув зубы на груди и плечах…
Лицо ласкали неистовые поцелуи. Аристоника кричала от восторга и целовала Мрачного гостя. Внезапно она перестала видеть, должно быть, Мрачный гость коснулся губами ее глаз, и в тот же миг ее тело пронизал приступ оргазма, сладкими волнами прокатившийся от живота до самой шеи…
Жрец, широко раскрыв глаза, следил за тем, как Пифон, словно огромный чулок, наползает на тело пифии. Сначала скрылась голова, затем плечи, туловище вместе с прижатыми к нему руками. Женщина наполовину исчезла в огромном чешуйчатом коконе, а ее обнаженные ноги еще подрагивали то ли от боли, то ли от наслаждения. Криболай пытался выползти из грота, но тело не слушалось его, а глаза упорно не хотели зажмуриться и избавить жреца от ужасного зрелища…
Наслаждение становилось невыносимым. Его влажные стебли проникали внутрь, обжигая каждую молекулу тела жаркими поцелуями. Краем сознания Аристоника чувствовала, что близок предел, которого она уже не сможет перенести. Пифия пыталась вырваться, но наслаждение не отпускало и чувственность торжествовала над разумом…
Тело громадного гада перекатывалось неровными выступами — все, что осталось от Аристоники. Последними исчезли розовые пятки, с которых стекали струйки любовной влаги, яда и пота. Змей, желая продлить удовольствие, покусывал жертву клыками. Сделав натужное движение мышцами, он затолкал женщину в свой необъятный желудок. Раздвоенный язык облизал морду. Затем — Криболай мог поклясться! — он сладко рыгнул…
Любовные волны обволакивали тело, совершенно растворяя его. Аристоника поняла, что умирает. Но ей было уже все равно. Немеющими губами она целовала вдруг ставшую шершавой кожу мрачного гостя и безмолвно кричала от восторга. И вот пришел миг, когда она растворилась целиком…
Пифон повернул голову и мрачно уставился на жреца. Он испытывал желание убить и этого человека. Не съесть — змей был уже сыт, — а просто заглянуть в его глаза своими холодными зрачками и сжать трепещущее от ужаса тело стальными кольцами. Пифон ненавидел людей. Но у него не было приказа убивать кого-либо, кроме сидевшей на треножнике женщины. Потому он ограничился тем, что плюнул на ногу Криболая струйкой яда, от которого плоть загнивает и медленно разлагается, и, тяжело переваливаясь плотно набитым туловом, пополз обратно под землю. Для того, чтобы уйти, ему потребовалось сначала вылезти наружу целиком — расселина была слишком узка и он не мог развернуться в ней. Пифон извлекал свое тело длинной спиралью, пока не заполнил им половину грота. Бросив в последний раз безжизненный взгляд на лишившегося чувств жреца, змей сунул голову в ядовитое облако и заскользил вниз — в бездну. Минуло еще несколько мгновений, и он исчез совершенно, оставив в гроте разбитого страхом человека и покореженный треножник, по которому стекала ядовитая слизь…
— По крайней мере это была сладкая смерть, — философски заметил Ариман, сминая умершую душу в комок. — Сладкая смерть. Я б не желал, чтобы моя смерть была столь сладкой…
Мир полон загадочных существ. Где-то в глубинах земли и в океанской бездне живут чудовища, принять которых наше сознание не в силах. И как знать, быть может, наступит завтра и они выйдут на свет и нам придется понять их или убить. Ибо непонятное — опасно.
Мир полон загадочных существ…
* * *
Человек привык склонять голову перед пурпуром. Пурпур — цвет царя, жреца, героя. Пурпур — цвет власти и отваги.
Пред облаченным в пурпурный плащ Эмпедоклом склонялись как перед богом.
Каждый выход мудреца в город походил на триумф. Этот не был исключением. Эмпедокл гордо восседал на поджаром пепельном жеребце, за его спиной развевались багровые волны фароса, голову украшал небольшой венок, сплетенный из золотых листьев. На улицах, по которым он следовал, стояли толпы людей, восторженно приветствовавших мудреца. Многие не ограничивались радостными криками, но и опускались на колени, моля о чуде. Даже аристократы и те слезали с коней и почтительно кланялись.
В такие мгновения на бледном лице Эмпедокла появлялось подобие легкой улыбки и он простирал над толпой руку. Поговаривали, этот жест излечивал от бесчисленного числа хворей. Так это или нет, но доподлинно известно, что многие неизлечимо больные выздоравливали, будучи осенены перстами волшебника из Акраганта.
Однако люди жаждали видеть чародея не только ради того, чтобы обрести здоровье. Взгляд Эмпедокла даровал мудрость. И многие желали стать мудрее.
В толпе было немало иноземцев, прослышавших о великом философе. Они также хотели увидеть его, чтобы потом было о чем рассказать по возвращению на родину. Ведь байки о чародеях вроде Пифагора Самосского или Фалеса Милетского были с недавних пор чрезвычайно популярны в Элладе. Слава мудрецов постепенно затмевала славу тиранов и даже победителей Олимпиад. Ведь мудрецы несли в себе частицу высшего разума, ныне почти утраченного землею.
Отвечая на приветствия горожан легкими поклонами, философ, сопровождаемый донельзя гордым за своего учителя Павсанием, проследовал к Зеленому холму, что близ рыночной площади, где должна была состояться церемония закладки храма Зевса.
Тиран Ферон и знать Акраганта были уже здесь. Пышно разодетая публика терпеливо дожидалась появления мудреца. Конечно же, царедворцы были недовольны той неспешностью, с какой Эмпедокл прибыл на холм, но ни один не рискнул упрекнуть его ни словом, ни даже взглядом. Мало того, едва только мудрец успел слезть с коня, как к нему тут же почтительно приблизились сам Ферон и его ближайшие советники.
— Приветствую великого мудреца. — Ферон почтительно склонил голову.
Эмпедокл не остался в долгу и также отвесил поклон.
— Рад видеть мудрого владыку.
— Нам надо поговорить.
С этими словами тиран взял мудреца под локоть и увлек его за собой в сторону трех зеленеющих дубов. Свита и Павсаний приотстали, чтобы не мешать беседе великих.
Искоса поглядывая на шагающего рядом философа, Ферон спросил:
— Как идут твои дела, мудрейший Эмпедокл?
— Превосходно, благородный Ферон.
— По городу ходят слухи, что на твой дом было совершено нападение.
— Да? — Эмпедокл изобразил недоумение. — И кто же, позволь спросить, напал на меня?
— Тебе лучше знать.
Ферон остановился под сенью одного из дубов и улыбнулся. Тиран был чуть ниже мудреца, но кряжист и могуч. Поговаривали, что он может поднять лошадь. Ферон был воин и совершенно не умел притворяться, потому улыбка его походила скорей на гримасу. Эмпедокл был куда более искушен в подобной игре. Придав лицу благожелательное выражение, он сказал:
— Но я ничего не знаю. По-видимому, мудрый владыка Акраганта, окруженный толпой верных слуг, осведомлен лучше меня.
Тиран нахмурился.
— Ты удивляешь меня, Эмпедокл, ища ссоры по пустякам. Я и не думал приставлять к тебе сикофантов. Булочник Терм, живущий напротив, случайно видел, как через стену, окружающую твой дом, ночью перелезали несколько молодцов. Булочнику показалось, что у них были недобрые намерения.
— Выходит, Терм обладает даром читать мысли? — предположил Эмпедокл.
— Нет, он обладает зоркими глазами и заметил, что под плащами этих людей блестели мечи.
— А твой булочник случайно не видел, как эти люди покинули мой дом?
— Нет, он лег спать.
— Вот как. Жаль… Знаешь, — Эмпедокл подмигнул тирану, — я не видел этих людей. Думаю, они поняли, что я уже отдыхаю, и не захотели тревожить мой покой.