– Толстый, держись за мишку! Не бойся, не укусит! – велела Ларисса, и Траст, трясясь от страха, – и ничего я не боюсь, детка, что ты придумываешь?! – обхватил медвежару за шею, как родного обнял, утонув лицом в его густой косматой шерсти, полной блох и раздувшихся, с кулак ребенка размером, клещей.
Если кто не знает, медвежара – один из самых свирепых хищников Разведанных Территорий. И уж точно он самый хитрый и коварный из всех. Медвежара устраивает засады на птеров: зарежет косулю, бросит под одиноким деревом, чтоб издалека было видно, а сам спрячется в густой листве, а как птер прилетит, чтобы полакомиться дохлятиной, медвежара на него навалится да проломит панцирь, крылья порвет, жвала вырвет. Очень от медвежар и диких волчарок страдал скот, потому-то Траст столько об этом зверье знал. И каково ему было с этим знанием не только приблизиться к бурому убийце, не только прикоснуться к нему, но и прижаться всем телом, доверив ему свою жизнь?!..
Однако надо отдать крупному зверю должное – он двигался вверх так, будто не висел на нем дополнительный груз из двух человеческих тел.
– Детка, чтоб тебе кишки раздуло, когда мы из всего этого выберемся, я с тебя спрошу за каждый мой новый седой волос, – пообещал Траст Лариссе, только медвежара вытащил-таки их на горизонтальную поверхность, где можно было размять ноги без риска рухнуть в бурлящий поток Кипяточки, что Траст тут же и сделал.
– Толстый, на твоем месте я бы поостереглась мне угрожать. Хотя бы пока.
Намекая, что стоит принять слова блондинки всерьез, медвежара рыкнул. В его смердящей гнилым мясом пасти слюняво блеснули желтые неприлично длинные клыки. Траст громко сглотнул.
– Ну что ты, детка? Какие угрозы? Тебе показалось. Слушай, а может, мы дальше сами, пешком? Куда нам спешить?
Не выдержав ее фиалкового взгляда из-под длинных смоляных ресниц, слипшихся после купания в реке, Траст со вздохом – была не была! – уселся на спину медвежары позади блондинки.
Тут же поднявшись на задние лапы и едва не сбросив при этом Траста, зверь громко и протяжно заревел, предупреждая о своем приближении, после чего со всех своих когтистых лап рванул через лесовник по едва заметным звериным тропам. Бежал он легко и быстро мимо шарахающихся в стороны косуль и зайчеров, ловко перепрыгивая через нагромождения поросшего грибами трухлявого валежника и целые поваленные стволы. Не сбавляя скорости, прорывался через заросли папоротника и бамбука, через малинники и хвощи пяти мер высотой. Метнувшегося к нему секача, защищающего свой выводок, медвежара походя сбил с копыт ударом лапы, из-за чего сразу осиротели пятеро поросят. Медвежару жалили змеи, когда он пробирался через болото, но зверь, казалось, этого не замечал. Пошатнувшись, сделав пару неуверенных шагов, он рухнул замертво только на поляне неподалеку от Моса, когда Ларисса отпустила его, разрешив вернуться. Змеиный яд все-таки оказался для него смертельным.
Блондинка опустилась на колени рядом с бурой тушей и положила на нее ладони, в фиалковых глазах блеснули слезы и покатились по щекам. Мерах в пяти от нее журчал неширокий ручей, и лягушки в нем как раз затеяли перекличку.
– Прости, косолапый. И пусть простят меня твои дети. Прости!
А вот Траст обрадовался, что медвежара больше не с ними. Медвежар он откровенно недолюбливал с раннего детства, когда один такой бурый задрал у него на глазах любимого отчима. Почувствовав его настроение, Ларисса недобро уставилась на Траста.
– Ты чего, детка? Все хорошо, верно?
– Толстый, ты разве не чувствуешь? Тут невозможно дышать. – После этих слов Лариссу согнуло вдвое, из нее выплеснулось то немногое, что оставалось в желудке.
Траст повел носом и чихнул. Ветер дул от стены, опоясывающей Мос. Столица смердела смертью. Или же приятно пахла?.. С недавних пор ароматы разложения не вызывали у него рвотного рефлекса.
– На-ка, помажь себе под носом, легче станет. – Ларисса протянула Трасту тыковку-кувшинчик, у нее самой под носом уже блестело. – Это наше средство…
– Для дорогих гостей. – Он лишь сделал вид, что воспользовался мазью.
Заметив это, Ларисса нахмурилась и провела ладонью по древку секиры, на плетеном ремне висящей у нее за спиной.
– Это особая мазь. Она сделана…
– Из речной мяты, растущей только на берегу Кипяточки в паре сотен мер ниже по течению от Щукарей и больше нигде, – закончил за нее Траст, поспешно мазнув-таки себе под носом.
В густом подлеске слева от них предательски затрещал сук под чьей-то ногой. Будто только того и ожидая – вот чего она за секиру хваталась! – Ларисса быстро подняла с земли большую увесистую шишку и в прыжке швырнула ее на звук. Зарывшись в густую листву, шишка с глухим стуком угодила во что-то твердое. Тотчас подлесок ожил: выдохнул одновременно сотней глоток, затрещал, захрустел. Отчаянно завопили потревоженные птицы, ударили крыльями, и в воздух взвились десятка два дротиков и столько же алебард. Как Траста с Лариссой не нашпиговало всем этим острым железом, как не пошинковало в капусту – просто удивительно! Видать, уж очень притомились княжьи воины по пути в Мос, вот прицел и сбился.
Молча они – а было их много сотен – вышли из подлеска. Молча – потому что ратники сами по себе не очень-то разговорчивые мужчины, а легионеры да ремесленники с крестьянами, призванные под знамена Мора, так устали от битвы на Поле Отцов и дальнего перехода, что говорить просто не могли уже. Были они грязными, со слипшимися от пота и крови волосами, с потухшими глазами, судорожно рыщущими по сторонам, не способными остановиться на чем-то дольше, чем на мгновение. Многие потеряли где-то щиты и доспехи из железного дерева, выбросили древние автоматы, ставшие бесполезными без патронов. Воины вынесли на поляну целую сотню, наверное, носилок с окровавленными телами, и Траст сразу же безошибочно – какие тут могут быть ошибки у некроманта?! – определил, что более чем на половине носилок лежат мертвецы.
На Траста и Лариссу воины не обращали внимания, будто и не швыряли в них только что всякое острое да смертельно опасное. Дротики и алебарды, кстати, живо собрали по кустам и вокруг замершей парочки. Все, кто не был занят поисками оружия, расположились вдоль ручья, втекающего в болото, и, как зверье морды, сунув лица в воду, лакали ее жадно, с плямканьем и довольным урчаньем. Однако, как бы сильно ни хотели воины пить, их командир – мужчина в возрасте, но еще крепкий, бородатый и лысый, не ратник – выставил все же посты, организовал наблюдение и уход за ранеными.
– В Мос? Пойдете с нами. – С его бороды на мускулистую, покрытую ожогами и татуировками грудь капала вода. – Что-то там нечисто, нельзя вам одним.
По поляне скользнула тень, и лицо бородача стало испуганным и свирепым. Проводив взглядом небольшого птера, порхающего низко в поисках зазевавшегося зайчера, бородач заметно расслабился, убрал руку с бедра, где у него на ремешке висел метательный топорик – такими обычно пользуются на юге Разведанных Территорий.
– Пиросы, куры неощипанные! – зло сцедил бородач, раздувая мясистые ноздри и демонстрируя пышные кудри, произрастающие в них. – Пока мы отступали от Поля Отцов, ястребки не давали нам покоя, постоянно атаковали. Нас-то поначалу было втрое больше…
– Никуда мы с вами не пойдем, – спокойно сказал Траст, глядя в бледно-серые глаза бородача-южанина. – Мы уйдем, а вы – все вы, все воины – останетесь здесь, в лесовнике. Займете оборону и будете рыть могилы. Много могил. Много-много могил. Столько могил, сколько сможете вырыть. Они скоро понадобятся.
– Что?! Да кто ты такой, парень, чтобы мне приказывать?! – сжав кулаки, бородач шагнул к Трасту.
Остановиться его заставили удивленные возгласы бойцов. Он обернулся – и остолбенел. И было от чего. Поднявшись с носилок, мертвецы – все до одного – поспешили к нему и, подойдя ближе, стали вокруг него и Траста с Лариссой.
Одновременно открыв рты, мертвецы заговорили разными голосами, произнося одно и то же:
– Кто я такой? Я – тот, кто был на Поле Отцов и видел, как рухнул звездолет спасителей. Я – тот, кто знает, что в Мосе смерть, много смерти, слишком много смерти, и что обычным людям, не таким, как я и моя подруга, туда не стоит идти, если они хотят жить. Южанин, ты хочешь умереть? Ты хочешь, чтоб погибли твои боевые товарищи?
Траст со спокойным равнодушием смотрел мимо командира-бородача, бормотавшего что-то неразборчивое и беспорядочно мотавшего головой из стороны в сторону. Ни одна мышца на лице Траста не дернулась, губы не пошевелились. Как бы в стороне, в другом мире, светило солнце, жужжали мухи и долбил сухую кедровицу дятел, а Траст чувствовал, как связь между ним и той большой – огромной! – смертью, что поселилась в Мосе, становится все крепче, все неотвратимее. Его, некроманта, неимоверно тянуло в город, за стену, он едва сдерживался, чтобы не побежать туда, где его заждались, где ему самое место. Тонкие нити – тоньше волоса, тоньше паутинки, – протянувшиеся от Моса к нему, с каждым мигом становились все толще и толще. Да они звенели уже от напряжения – так туго были натянуты! И даже захоти он вырвать эти нити из себя, не смог бы, потому что это уничтожило бы в нем некроманта, уничтожило бы в нем то единственное, за что он себя уважал.
– Толст… – дернув его за рукав куртки и тем самым вернув обратно на поляну, Ларисса осеклась. – Траст, нам пора. Да?
– Да, – едва заметно кивнул Траст.
До звона в ушах были натянуты нити, нити-веревки, нити-канаты. Все мышцы рыжего были напряжены так, что вот-вот должны были порваться. Зато больше никто и никогда не унизит его. Никто и никогда не наградит по-матерински пощечиной или подзатыльником. Он вырос, он давно уже не мальчик. Он – некромант. Он – самый страшный, самый сильный ментал на планете. И уж тем более не стоит называть его толстым – да хотя бы потому, что за последнее время из-за обедов и ужинов лишь от случая к случаю он изрядно постройнел. И вообще, давно пора соответствовать почетному званию некроманта. Надо привести в порядок внешний вид. Его неопрятная плетенка никуда не годится. Вот покойный князь Мор отлично выглядел. И следопыт Сыч – тоже покойный – понимал толк в одеждке, придающей грозный вид своему обладателю.
– Эй, есть у кого черный кожаный плащ? Длинный такой? И сапоги? Тоже черные и кожаные? Нет? Ну и ладно, будем искать… И еще, когда я уйду, вы сделаете в мою честь вот что. – Он поманил пальцем командира-бородача и прошептал ему что-то на ухо.
А потом ноги сами понесли Траста в Мос. И дело было вовсе не в том, что его манил аромат смерти, пропитавший весь город. Мало ли почему ноздри некроманта трепетали? Просто где-то там, за высокой стеной, нуждался в его помощи лопоухий ублюдок Зил, из-за которого жизнь рыжего здоровяка Траста резко изменилась, о чем он, Траст, признаться честно, нисколечки не жалел.
Без труда догнав некроманта – с ее-то особыми ногами! – и почтительно опустив голову, Ларисса пристроилась слева от него.
Отобрав у живых воинов алебарды, два десятка более-менее целых трупов – главное, чтоб руки-ноги на месте были, наличие головы необязательно – поспешили за Трастом и его верной подругой, остальные же павшие в бою легли на землю прямо там, где только что стояли.
– Зачем тебе эта дохлятина, а, толстый? – Ларисса кивнула на вставших перед ними окровавленных воинов, у которых в рубленых ранах на спинах белели хребты. Кое у кого не хватало половины черепа, других же изрядно нашпиговало осколками, и над всеми ними вились мухи.
Ах, толстый, да?! Что ни сделай, все равно – толстый?! Траст глубоко вдохнул, потом медленно выдохнул. И так трижды. И еще три раза по три.
Наконец он обрел способность спокойно говорить:
– Эта дохлятина, как ты говоришь, нам наверняка пригодится. И еще… Детка, пожалуйста, не называй меня толстым.
– Хорошо, толстый. Я не буду тебя называть толстым.
Он побагровел так, что удивительно, как кровь не хлынула из носу, глаз и ушей – столько ее прилило к голове, а ведомые им мертвецы оглушительно заскрежетали зубами. Повинуясь новому приказу Траста, две трети его мертвых воинов стали по флангам и еще часть прикрыла ему и Лариссе тыл. Так правильней.
Позади дружной сплоченной процессии, ведомой некромантом, на поляне в лесовнике по приказу командира-бородача уставшие, изнемогающие от жажды воины принялись рыть землю алебардами и мечами. И усердней всех работал своим топориком сам командир.
* * *
Почти касаясь наружной обшивкой боевого отделения зеленых крон, дирижабль зависает над лесовником за три киломеры от заданной точки.
Наружу уже выброшены сплетенные из тонких лиан тросы, по ним без лишнего шума спустятся тайгеры и рептилусы из команды майора Мазарида. Пиросы тоже доберутся до земли не своим ходом – в густом сплетении ветвей, листьев, суккулентов и паутины не очень-то расправишь крылья.
Жарко. Над лесовником колеблется душное влажное марево. Вдалеке с громким треском, слышным даже здесь, паруются в воздухе птеры. Майор делает знак – и первая группа, истекая потом, покидает дирижабль. Раз, два, три…. Еще одна отмашка рукой – и еще одна группа воинов-наследников устремляется вниз. Раз, два, три… Раз, два, три… В ритме старинного танца. Еще раз проверив, надежно ли пристегнут автомат, не выпадут ли магазины из карманов разгрузочного жилета, майор оставляет боевое отделение в составе последней тройки.
Если над деревьями жаркий светлый день, то под ними – не менее жаркий душно-влажный полумрак. Ноги по щиколотки погружаются в мягкие прелые листья, и в стороны тотчас прыскают десятки, если не сотни, насекомых-некрофагов. Вынырнув из листьев, здоровенная многоножка по самое колено оплетает своим гибким тельцем ногу Мазарида. Одно ее прикосновение уже убило бы чистяка, но наследнику, которому Инкубатор и укомплектатор даровали особое тело, яды нипочем. Как же приятно быть наследником! Полосатое лицо Мазарида искажает оскал превосходства – и бойцы тут же отодвигаются от него, спешат убраться подальше.
Он знает, что сильно сдал, что шерсть осыпается с него клочьями, обнажая кожу, которую тут же покрывают струпья. Майор задумчиво смотрит на свою лапу – шерсти на ней не осталось вовсе, из многочисленных язвочек сочится вонючий белесый гной. То ли дело протез. Мазарид сгибает стальные пальцы в ароматно пахнущий машинным маслом кулак. Плевать. Он должен выполнить приказ. Должен найти Главный Активатор. Остальное – неважно.
В ожидании его приказов взвод замер среди покрытых грибами пней и стволов поваленных деревьев, поросших мхом. Гулко жужжат насекомые, с тихим шелестом порхают бабочки-красавицы. Ухает и дерется между собой высоко над головами воинов странное четырехлапое зверье. Настойчиво дырявит кору дятел.
Жестами Мазарид показывает, куда двигаться, и распределяет обязанности в колонне: кому вести наблюдение в голове, кому в тылу и с флангов. Так же жестами клянется когтями вырезать сердце тому, кто будет шуметь. Никто в колонне не улыбается, не хмыкает, не кривится – все понимают: майор не шутит, майор если сказал (пусть он даже рта при этом не открыл), обязательно сделает. Быть может, поэтому – из-за понимания – ни одна веточка не хрустит под ногами парней, ни один листик не шелестит, хотя двигаются они быстро, не останавливаясь, на ходу посасывая воду из гидраторов. Каждый воин знает: важно незаметно подобраться к беглецу, пока он не сменил дислокацию. Если беглеца вспугнуть – ищи потом ветра в поле, как говорили древние.
Неприятно вибрируя мембранами на висках, в голове Мазарида звучит голос командира экипажа дирижабля: «Майор, как связь? Как слышно, майор?» Аккуратно, чтобы не повредить, майор стучит когтем по микрофону приемопередатчика, подтверждая тем самым, что связь в порядке, противник группу не обнаружил. Они ведь на чужой территории. В поисках второго беглеца Мазарид и его парни пересекли границу и подлетели чуть ли не к самому Мосу. Впрочем, всем им не впервой совершать диверсии в землях чистяков. Да и чистяки деморализованы разгромом на Поле Отцов и гибелью своего лидера, так что их столицу можно разрушить одной левой. Мазарид проводит ладонью по протезу, скребет его когтями. Если б был такой приказ и не было дел важнее – значительно важнее! – ух бы он повеселился на улицах Моса!..