Две сорванные башни - Пучков Дмитрий Юрьевич "Гоблин" 17 стр.


– Ну, я даже не знаю… Меня щас стошнит.

В этот момент откуда-то сверху послышался вой моторов. Резко вскинувший голову вверх Эффералган истошно завопил:

– Воздух!

Над развалинами, едва не касаясь почерневших обломков давешних строений своими крыльями, просвистел черный «мессер», щедро украшенный свастикой по борту. Широко распахнутая драконья пасть в носовой части самолета навевала на карапузов жуткие воспоминания.

«Лесным братьям» этот самолет покуда знаком не был, но в доброту намерений немецкого аса и они верили с трудом. Бросившиеся врассыпную бойцы укрывались в развалинах от свистевших по камням пуль, которыми щедро угощал разрушенный город пилот жуткого самолета.

Эффералган, вырвавший веревки, которыми были связаны карапузы, из рук нерасторопного бойца, самолично потащил приятелей в укрытие. Затолкав их за угол, он проорал им в лицо:

– Стой там, иди сюда!

Сам же выскочил под открытое небо, чтобы свериться с обстановкой, и, тут же заскочив обратно, поведал:

– Обратно воздух!

* * *

Тем временем в битве при рохляндской крепости наконец-то обозначилось преимущество одной из сторон. Плотно пообедавшие защитники крепости представляли собой весьма невнятных бойцов – во всяком случае, вступать в рукопашную им было попросту лень. По ту сторону стены не кормленные уже почти сутки урочьи войска были готовы зубами загрызть любого, попавшегося на их пути. Впрочем, и надежды, что эта мразь передохнет с голодухи сама, могли оказаться совсем не беспочвенными… Оставалось только продержаться до этого момента, что представлялось совсем непростым делом – за время рохляндской сиесты враг прочно обосновался на оставленных позициях и теперь ломал второй уровень обороны.

Сейчас стоило сделать ставку на то, что урки плохо представляют себе обстановку в крепости и никак не ожидают того, что отступать ее защитникам больше некуда – за дверью, в которую сейчас гулко бухал таран передового урочьего отряда, сидел сам атаман собственной персоной.

Гвардейцы атамана приспособили всю попавшуюся под руку мебель под наспех сооружаемую баррикаду, призванную перегородить проход. Разве что из-под своего босса скамейку не вытащили – собственно, он один сейчас и восседал посреди большого пустынного зала. Взгляд его бессмысленно блуждал по снующим туда-сюда бойцам. Перекусив пополам зубочистку, которую он давно уже мусолил в руках, атаман громко выругался и заключил:

– Блин, похоже, крепость взяли. Начштаба, нервно крутивший в руках бланк из букмекерской конторы, посмотрел на свои именные наручные котлы, что-то прикинул в уме и удивленно покачал головой:

– Че-та быстро… Если б знать заранее, что они меньше чем за двенадцать часов уложатся, можно было минимум шесть к одному отхватить.

Пробегавший мимо Агроном не упустил случая пнуть незадачливого полководца:

– Ну че, ты, помнится, говорил, у тебя армейский стаж тридцать лет? Ты же говорил, хрен кто прорвется!

Как раз в этот момент двери затрещали от нового мощного удара штурмующей банды.

Кто-то в толпе челяди, успевшей спрятаться вместе с остатками дружины, зарыдал:

– Кажись, приплыли!

Агроном повернулся лицом к говорившему и закивал головой:

– Трудно с вами не согласиться.

Смерив атамана взглядом, он пальцем указал «в народ», всем видом показывая: «Гля, че люди говорят», а после с нажимом произнес:

– Все это может привести к гибели больших человеческих жертв!

Начштаба, которого разбушевавшийся бомж сбил с подсчета какой-то хитроумной комбинации, заорал на Агронома нечеловеческим голосом:

– Че ты тут разорался? Мне, чего, перед тобой гопака сплясать, что ли? Какие ваши предложения?

Дверь снова приняла на себя удар вражеского тарана, но по всему было видно, что уже с куда меньшим воодушевлением – любой из следующих ударов мог стать фатальным.

Агроном приблизил свое лицо к жирной харе «тыловой крысы» и, чеканя слова, проговорил:

– Есть мнение, надо срочно отсюда валить, пока не огребли.

Нервно потряхивавший своей бороденкой атаман захихикал противным голосочком:

– Ну, ты размечтался! Поздно пить боржоми, когда почки пролетели.

Как всегда плохо соображавший в ярости Агроном даже опешил на секунду. Новый гулкий удар, едва-едва не сорвавший двери с петель, вернул его мозг к реальности:

– Че-то я не понял. Это что, поговорка такая? Атаман продолжил общаться все в том же истеричном тоне:

– Я типа сам придумал!

Окончательно рассвирепев, Агроном, презрев пресловутую субординацию, двинулся на рохляндского управителя, поигрывая желваками на скулах:

– Ну, батя, ты остряк! Скучать не даешь.

– Фыма Шыфрьш просто! – поддакнул из своего угла Гиви.

Впрочем, собачиться сейчас было ни к чему, да и некогда – красноречивее всего об этом вещала пронзительно скрипевшая под ударами дверь, отделявшая их от толпы голодных урок.

Агроном посмотрел в маленькое окошко почти под самым потолком – снаружи уже занимался рассвет. Он покачал головой и высказал свои соображения:

– Нам бы только ночь простоять. Урка на солнцепеке удар не держит.

Атаман Борис уцепился за эту мысль, словно за спасительную соломинку:

– Да. Да. Точно! – Он забегал из угла в угол, нервно кусая губы. – Предлагаю устроить психическую атаку! Как матросы на зебрах!

Гиви, порядком уморившийся от этой болтовни, не раздумывал ни секунды:

– Сагласный!

Внезапно осмелевший атаман подскочил к Агроному и, положив руку на плечо бомжа, принялся допытываться:

– Ты меня уважаешь? Я вот тебя уважаю!

Бомж, моментом смекнувший что к чему, не стал распространяться на эту тему – хотя ему самому было жутко интересно, в какой же момент времени старый ханурик успел-таки дерябнуть коньячку??? По-любому выходило: жить Борису оставалось совсем недолго – Пендальф всегда делал все качественно, касалось ли это стерилизации соседского кота или подшивания всего рода Бурбонов от употребления фамильного пойла…

Однако атаману сейчас было по колено не только море:

– Эх, держите меня семеро. Живым я им не дамся!!!

Подойдя к гному, он потрепал того по бороде и, указав на топор, скомандовал:

– Давай, юнга, дуй в свою дудку!

Полушепотом он отдал толпившимся у двери бойцам небольшое указание и умчался в конец зала» где его уже поджидали «лучшие из лучших» в его свите – вернее, последние из последних, оставшихся в живых.

Уже через пару секунд новая атака урок закончилась их полной победой, плавно перетекшей в небольшое поражение, – гвардейцы, подпиравшие собой дверь, отступили в глубь зала, поэтому урки, со всей дури влетевшие со своим тараном во внезапно легко распахнувшиеся двери, наполовину подавились сами, а наполовину были перерезаны как котята поджидавшими их рохляндцами.

Второй же эшелон урочьего войска встретил на своем пути еще более грозную преграду – из дальнего конца зала появились невесть откуда нарисовавшиеся в королевских покоях (как было обозначено в планшете командира урок) всадники на всамделишних лошадях. С диким ревом пронесясь мимо опешившей не менее урок челяди, они налетели на ожидавших легкой добычи урок:

– Паберегись!

А дальше последовал еще один нестандартный ход со стороны «высшего партийного руководства» Рохляндии: прорвавшись сквозь толпу ополоумевших упырей, они не стали устраивать бойню, а преспокойно выскочили наружу и под ничего не понимающие взгляды брошенных на произвол судьбы простолюдинов пустились наутек.

Судя по всему, атаман Борис со товарищи действовали по «методу Кутузова»: главное – спасти армию, а крепость – «да нехай горит синим пламенем. Огоньку подбросить?»

Вырвавшись из плотного кольца урочьей армии, удавкой захватившей крепость, сборная Рохляндии, усиленная центрфорвардом Агрономом и двумя крайними подонк… простите, хавами – Гиви и Лагавасом, – вырвалась на оперативный простор – тикай, не хочу. Собственно, этим они и занимались, попутно отбиваясь от бросившихся в погоню врагов.

Внезапно на вершине склона, вплотную подступавшего к дороге, сбегавшей из города прямо от захваченного урками моста, Агроном углядел фигуру в белом мундире, наблюдавшую за происходящим, восседая на белом же коне. Едва поверив своим глазам, бомж протер зенки рукавом рубахи и воскликнул:

– Сервелат!

Зоркий глаз не обманул Агронома – Пендальф (а это был именно он) выкрикнул с легкой издевкой:

– Я смотрю, веселье в самом разгаре?

Даже урки застыли на месте от такой наглости. Впрочем, как оказалось, старикан вполне мог позволить себе и куда более едкие высказывания! За его спиной появилась знаменитая своей невероятной жестокостью сборная Рохляндии по поло в полном составе.

Пендальф тепло улыбнулся всем собравшимся и повернулся к русоволосому всаднику, подозрительно напоминавшему атамана Бориса без учета двадцати лет беспробудного пьянства. Старик указал на бушующую внизу тусовку и резюмировал:

– Я вижу, опять футбольные фанаты беспредельничают. Приготовить спецсредства!!!!

Русоволосый капитан приподнялся в седле и скомандовал:

– Клюшки наголо! С места, с песней! Аллюр три креста!

Ринувшаяся по склону толпа рохляндских спортивных конников внушала если не ужас, то уж как минимум благоговение кому угодно, но только не уркам. Им любая милиция – конная или пешая – была абсолютно по барабану. Как принято говорить: «При задержании оказали сопротивление».

У Пендальфа на этот случай была припасена своя домашняя заготовка, которую он не так давно опробовал на своих же друзьях. На этот раз на лошадях всех рохляндских половцев болтались мощные галогенки, и, за одно мгновение до того, как конники схлестнулись с урками, последние были напрочь лишены ориентации в пространстве – мощная вспышка света лишила их зрения на несколько секунд. Последовавшая расправа была делом техники – тем более что сборная Рохляндии по поло не так давно уже встречалась с урками в товарищеском матче…

* * *

«Не дай вам Бог встретиться с разозлившимся человекодеревом», – Чук знал, что когда-нибудь именно с этих слов начнет он свои мемуары. Пока же, наблюдая за устроенной обиженными деревяшками вендеттой, он только больше и больше укреплялся в этой своей мысли…

Неторопливые и даже где-то медлительные до сих пор деревья из отряда «прямоходящих» в клочья разносили приусадебный участок возле конспиративной дачи спецслужб. С полпинка наделав в высоченном бетонном заборе внушительных дыр, дуболюди принялись бродить среди цехов и бараков, отлавливая немногочисленных урок и круша все на своем пути. В ход шли куски забора, металлические конструкции, с корнем вырываемые из земли, да и вообще все, что попадалось под горячую руку. Некоторые из елок-палок совершенно не заморачивались на поиски орудия пролетариата, а мочили врагов «голыми ветвями». Так, например, одна особо злобная березка насмерть отметелила добрую сотню урок, не переставая истерить:

– Я вас счас попарю березовым веничком, я вас, б…я! так попарю…

Но все же особо свирепствовал личный извозчик Чука и Гека – он носился по всему участку, тупо втаптывая урок в землю и вопя дурным голосом:

– Дайте!!! Дайте место для драки!!!

Сарумян, выскочивший на балкон своей резиденции в одних подштанниках, кажется, только что протер глаза. Воспаленные веки подсказывали, что ночь в Интернете была бурной. Он ошалело смотрел на происходящее, когда к его балкону подскочил один из урочьих старейшин и принялся рыдать, повалившись на землю:

– Все пропало, шеф, все пропало! Впрочем, в этом «докладе» не было никакого смысла – Сарумян и сам видел, как легко уничтожалось все, создававшееся годами упорной работы. Где-то внутри послышался звон бьющейся посуды – влетев в лабораторию, Сарумян увидел разбитую реторту, в которой уже третьи сутки происходил важный химический процесс, и улепетывающий по подоконнику фикус в кадке.

Схватив случайно подвернувшийся под руку ледоруб, старый пройдоха запустил им в ожившее растение:

– Ах ты, гаденыш!!

Стоит отметить – рука не подвела ветерана – перерубленный пополам фикусоид подергался в конвульсиях и затих.

В это время за спиной снова раздался стеклянный звон, и на пол рухнул внушительных размеров булыжник, только что превративший в стеклянное крошево отличный стеклопакет. Выскочив обратно на балкон, Сарумян еще успел заметить пылающего в стороне деревянного монстра и пляшущих вокруг него урок. В этот самый момент прорвавшиеся к запруде человекодеревья разворотили плотину, и водный поток хлынул на участок, затапливая мастерские и цеха, заводские конструкции и всевозможные агрегаты, стоявшие во дворе под брезентовыми чехлами.

Наблюдая за тем, как высвобожденная река крушит все на своем пути, карапузы сочли за благо забраться на самую верхушку своего деревянного друга и принялись безнаказанно глумиться оттуда над происходящим, будто соревнуясь между собой:

– Шир форева! Сарумян масдай!

Впрочем, Сарумяну в его высокой башне вряд ли грозили какие-то потрясения, тем не менее, сам он был потрясен до глубины души. Стоя на балконе, он едва успевал подсчитывать потери и убытки:

– Боже мой, три подъемных крана отечественных… Прокатный стан, немецкий новый… тоже три…

Впрочем, подсчитывать потери было необязательно. Конечная цифра была известна сразу… В графе «итого» жирными буквами значилось: «Погибло ВСЕ!!!»

Вкупе с ночным поражением урочьей армии, наголову разбитой подле практически взятой крепости, это было уже слишком! Сарумян в отчаянии бросился в свою секретную комнату, и вскоре оттуда послышались звуки коннекта…

* * *

Оставленный «стоять там, идти сюда» Федор, находящийся в полном коматозе, как всегда, все перепутал – немного постояв «здесь», он пошел «туда». На несгибающихся ногах он проковылял мимо опешившего от такого поворота событий Сени.

Тот сначала проводил приятеля взглядом, а потом, опомнившись, принялся кричать в удаляющуюся спину:

– Але, болезный! Совсем башню заклинило?

Федор, не оборачиваясь, показал ему средний палец и, покачиваясь на ветру, почапал дальше.

Вокруг сновали вооруженные люди, совершенно не обращавшие на карапуза никакого внимания, – куда больше всех интересовал надоедливый «мессер», вертевшийся над головами и периодически оставлявший в бывших теперь уже людях ровные ряды дырочек.

Перейдя улицу, Федор поднялся по полуразрушенной лестнице в сторожевую башню, уничтоженную ракетным залпом пятью минутами ранее. Ракета снесла целиком три верхних этажа, и сейчас Федор стоял на открытой площадке.

Пилот «мессера», зашедший на очередной круг, заметил карапуза и направил машину прямо к разрушенной башне. Федор, в свою очередь, как завороженный смотрел на несущийся на него самолет. Рука карапуза потянулась к кольцу, а палец немецкого аса – к гашетке…

В этот самый момент что-то очень тяжелое сшибло Федора с ног, и пулеметные очереди насквозь прошили пустоту, где только что стоял «малшык с кольцом». Сбитый с ног карапуз кубарем скатился с лестницы в подвальное помещение бывшей сторожевой башни, и тут же сверху на него плюхнулась жирная туша, свалившая его с ног еще там – наверху.

Где-то над головой полыхнул мощный взрыв – это Эффералган, заманивший немецкого аса «на живца», с близкого расстояния влепил ему под хвост ПТУPC. Громыхнуло – мама, не горюй: всю серу из ушей повычистило в радиусе нескольких километров.

Взрывной волной Федора крепко приложило головой о кирпичную кладку, и то ли от этого, то ли от пережитых потрясений, а может, тупо с голодухи карапузу окончательно снесло крышу.

Сорвав с пояса свой козырный ножичек, он бросился на свалившегося на него подонка с явным желанием «покромсать гада на шашлык». Запрыгнув на свою жертву, он замахнулся пошире – и только благодаря этому у Сени (а это был не кто иной, как приятель Федора) появился малюсенький шанс на спасение. Теперь оставалось только убедить полоумного друга крепко подумать, прежде чем пускать в дело нож.

Назад Дальше