– Коротышка, – с жалостью произнесла Франсуаз. – А ты-то куда?
Двусторонняя алебарда вращалась в руках нападающего, и глаз не успевал проследить за движениями деревянного древка. Один удар мог разрубить ногу альпийского бронтозавра.
Карлики никогда не наносят одного удара; они размахивают своим оружием до тех пор, пока от противника не остается лишь окровавленная груда мяса.
– Люблю обижать маленьких, – бросила Франсуаз.
Она подпрыгнула, и ее ноги опустились точно по центру длинного древка. Железные руки карлика сжимали шест так крепко, что никакая сила в мире не смогла бы разжать эту хватку. Двусторонняя алебарда сломалась с оглушительным треском, оставив в пальцах наемника только пару обломков. Франсуаз сжала руки в кулаки и резко свела их на голове карлика. Темные зрачки его глаз, бесцветных, лишенных кругов или поперечных прожилок, вздрогнули и разлились по глазному яблоку.
– Кто-нибудь дома есть? – спросила она.
Глаза наемника закатились, а язык вывалился наружу.
Карлик уже не осознавал, где он и что с ним происходит. Но короткие ноги еще крепко держали его тело. Франсуаз тихо засмеялась.
Ее сапог с силой пушечного ядра врезался в грудь карлика. Того подбросило в воздух. Франсуаз пинком отправила его через все помещение, и карлик затих под стеной.
– Гол, – мрачно констатировала Франсуаз. – Кто следующий?
Ее серые глаза прошлись по лицам наемников, но ни один из них не осмелился встретиться с ней взглядом. Солдаты удачи опускали головы, угрюмо глядя на свое оружие, а если кто и осмеливался оторвать глаза от приклада, то лишь для того, чтобы посмотреть, не вызвался ли следующим кто-то из их товарищей. Напрасно. Никто не вызывался.
– Что скажете? – с веселым бешенством спросила Франсуаз.
Один или два наемника подталкивали стоявших впереди, но те упирались, не поднимая головы.
– Хафдарт, – глухо произнес один из солдат удачи. В серых глазах Франсуаз вспыхнуло торжество.
– Громче, – приказала она.
– Хафдарт, – повторил наемник, с трудом шевеля губами.
Франсуаз медленно обвела глазами солдат. Снисходительное презрение, гордость и уверенность в себе – вот что выражал ее взгляд. Она знала, что ни один из наемников не сможет противостоять ей, даже безоружной, и была довольна, что ей представился случай показать им это.
– Хорошо, – бросила она.
Франсуаз нагнулась, поднимая с пола оружие и куртку. Наемники не шевельнулись. Не глядя более на них, девушка подошла к лифту и вырвала из стены вонзенный туда кинжал.
Хромированные двери с лязгом сомкнулись за нашими спинами.
5
– Трудно сказать почему, – сказал я, без всякого энтузиазма рассматривая реку перед нами, – но я не очень люблю это место.
Бурые волны катились между безжизненных берегов. Время от времени на их гребнях, покрытых грязной пеной, появлялись белые, обглоданные течением человеческие кости. Они то поднимались к поверхности, словно крошечные кораблики, то снова исчезали под беспокойной водой, пока поток не уносил их прочь.
– К сожалению, нам все же придется здесь переправиться, – продолжал я. – Если Октавио Карго вдруг заинтересовался народом хоттов, то и его, и ответы мы сможем найти только на другой стороне.
– Не могу поверить, что я попала сюда, – прошептала девушка. – Смотри, Майкл! Легендарная река Обреченных. Демоны слагают мифы об этом месте.
Франсуаз подняла руку, указывая на неспокойные воды.
– Мой народ верит, что у этой реки два цвета, потому что на самом деле там два потока. Красный – сожаление о прошлом, которого не вернуть. Желтый – горечь от осознания того, что грядущее будет таким же мрачным и беспросветным, как и прошедшее, несмотря на полученные тяжелые уроки.
Из темной воды вынырнул оскаленный череп. Высокая волна подхватила его, и пару мгновений он лежал на поднятой ладони реки, глядя мне прямо в глаза черными дырами пустоты. Потом повернулся, три раза подпрыгнул на месте с безмолвным хохотом и исчез, а у меня возникло неприятное чувство, что скоро и я последую за ним в никуда.
– Человек мечется между двумя потоками, – продолжала Франсуаз. – Он отчаянно хочет изменить прошлое, но вновь и вновь спотыкается на одном и том же месте. И то, что кажется ему всего лишь ошибкой, которую можно легко исправить, стоит только свернуть направо или налево, превращается в его судьбу.
Моя напарница редко впадает в столь поэтическое настроение. Однако древняя легенда ее народа, очевидно, произвела на демонессу неизгладимое впечатление. Я объясняю это тем, что Франсуаз услышала ее в очень юном возрасте.
– Не хочу лишать тебя иллюзий, клубничка, – заметил я. – Но в этой реке нет ничего волшебного. Волхвы и некроманты давно это установили. Вода красная из-за глины и желтая из-за песка.
Франсуаз широко распахнула глаза, как делают маленькие девочки.
– А как же человеческие кости? – спросила она. Подобных вопросов маленькие девочки обычно задавать не должны, но ведь я не знаю, как ведут себя крошки-демонята. Я пояснил:
– Выше по течению стоит консервный заводик. Выпускает продукты для каннибалов. Местные жители столько раз их просили не выбрасывать кости в реку… Зато шакалам нравится.
– Второе по величине разочарование в моей жизни… – задумчиво произнесла Франсуаз. – Ладно. Где чертова гондола?
Если не считать человеческих костей, на поверхности реки ничего не было видно. Широкая дорога обрывалась на одном берегу и продолжалась на другой стороне потока. Однако между ними не было ничего хотя бы отдаленно напоминающего переправу.
– Это значит, что кто-то все-таки переправляется через поток Отчаяния, – пояснил я.
– Но я никого не вижу.
– Потому его и называют потоком Отчаяния.
Франсуаз тряхнула головой, по ее лицу было видно, что это объяснение ей ни о чем не говорит. Честно сказать, я его тоже не понимал, но признаваться в этом не собирался.
Несколько мгновений прошли в молчании. Девушка сложила руки на груди и уставилась на разочаровавшую ее реку в тщетном старании испепелить ее взглядом.
Внезапно что-то бело-голубое заискрилось на другом берегу. Гондола, сплетенная из корня мандрагоры, закончила свой путь. Вначале появился только ее нос, увенчанный деревянной головой гнома, затем борта, и вот уже нашему взору предстала вся лодка, приставшая к песчаному пляжу.
Длиннохвостый лизардмен выбрался из нее и начал привязывать. Еще мгновение назад на берегу не было ни колышка, теперь же перед нами открылся небольшой дощатый причал.
Франсуаз уже открыла рот, чтобы велеть тупоумному ящеру отправить гондолу к нам, но тут покрытый чешуей человек обернулся, и слова застряли у нее в горле. Это был Курт Тидволл. Однако не успела Франсуаз как-то прокомментировать столь неожиданную встречу, как новое событие заставило ее замолчать.
К небу вознесся фонтан из тысячи радуг. Он ширился подобно раскрывающимся лепесткам цветка. Над нашими головами возник величественный силуэт «Сантариса».
– Мерзкая каракатица, – процедила Франсуаз. Октавио Карго стоял на борту летающего парусника. Увидев нас, он немного наклонился и произнес:
– Приветствую вас, друзья мои! Что-то подсказывало мне – мы можем здесь встретиться.
– Поэтому ты и приказал отогнать гондолу на противоположный берег? – спросил я. – Ну, Октавио, не думал я, что ты такой мелочный.
Курт Тидволл воровато оглянулся. Хотя нас разделяла река, лизардмен не чувствовал себя в полной безопасности. Он не забыл, что пообещала ему Франсуаз, когда он всадил ей пулю в плечо.
Втянув на всякий случай голову в плечи – вдруг начнется стрельба, – Тидволл засеменил к паруснику и стал шустро взбираться по веревочной лестнице.
На нашем берегу, словно по мановению крыла феи, тоже возник деревянный причал. Справа на нем возвышался столб с привязанным к нему серебряным колокольчиком. Я подошел к нему и позвонил.
Плетеная гондола дернулась, влекомая невидимой силой, но крепкая веревка удерживала ее на месте.
– Пока трос порвется, – сказал Карго, – пока лодка будет возвращаться обратно, да пока вы переплывете реку, «Сантарис» унесет меня так далеко, что я просто забуду о вашем существовании. – Его ладонь прошлась по бородке. – Жаль, что мне не удалось убить вас, – продолжал Карго. – Но теперь у меня уже не будет времени на такие мелочи.
– Времени у тебя вообще нет, – резко произнесла Франсуаз. В руках девушки появилось по пистолету. – Раньше ты нужен был живым, – сказала она. – Но теперь, уверена, я все знаю про это чертово пророчество. И ты мне больше не нужен.
Выстрелы разорвали в клочья священную тишину пустыни. Октавио Карго не шевельнулся. Он не отрываясь смотрел на девушку.
Наконец все смолкло; человек продолжал стоять на борту корабля. Раскаленные пули с звонким плеском упали в воды реки, долетев до середины потока.
– Ты забыла, где мы, Франческа! – воскликнул Карго. – Это земли драконов. Здесь не работает ни один механизм сложнее ветряной мельницы. – Он обвел рукой пустыню. – Вот почему нельзя увидеть мандрагоровую гондолу, когда она пересекает поток. Простаки думают, что дело в реке, и выдумывают о ней легенды. Но вода здесь самая обыкновенная. Все дело в перепаде магического давления, высокого здесь и низкого на том берегу.
Летающий парусник стал подниматься над землей. Октавио Карго больше не смотрел на нас. Его взор был устремлен вперед, туда, где он видел свое будущее.
– Знаешь, Майкл, – произнесла Франсуаз, – этот урод напрашивается, чтобы я снесла ему голову.
6
Моя партнерша приподнялась на стременах, указывая на долину.
Переправившись через реку Обреченных, мы были вынуждены оставить машину и дальше ехать верхом. Я не стал расставаться с пистолетом, хотя и знал, что он теперь бесполезен. В заплечных ножнах у девушки красовалась теперь длинная дайкатана.
Всего лишь день пути отделял нас от страны эльфов, но все вокруг было совершенно другим и жило по собственным законам.
Серые здания поднимались над зеленой травой, точно скорлупа, оставшаяся от яйца какой-то огромной твари.
– Валахия, – произнесла Франсуаз.
– Однажды меня здесь чуть не сожгли на костре, – заметил я. – Здесь не любят тех, кто помогает ближним. Впрочем, я могу их понять.
Девушка пришпорила лошадь.
– Вспомни, кто вытащил тебя из темницы, – сказала она.
– Помню, – ответил я. – Та, из-за которой я туда и угодил.
Извилистая тропа спускалась в долину, пробиваясь средь густой травы.
– Судя по дороге, здесь редко кто бывает, – заметил я. – Ты уверена, что Владек подался именно сюда?
– Ты сам сказал, что здесь редко кто бывает, – сказала Франсуаз.
Я натянул поводья, знаком показывая демонессе, чтобы сделала то же самое. Та сердито оглянулась.
– Я ничего не чувствую, – прошипела она.
– Они здесь, – сказал я.
– Я демонесса, Майкл. Я должна ощущать их, если они тут. Ты – эльф, ты этого не умеешь.
– Я не улавливаю их астральные колебания. Впрочем, как и ты. Но я знаю, что они здесь.
– Откуда?
– Я не могу этого объяснить, моя ежевичка. Они должны быть здесь.
Зеленая трава задрожала под моим верховым драконом. Волны побежали по ней; такие создает ветер, когда несется по бескрайней степи. Но вихрь пригибает побеги, несясь в одну сторону, здесь же зеленые стебли гнулись и складывались так, словно десятки воздушных потоков пригибали их, споря и борясь друг с другом.
– Коямури, – с ненавистью произнесла Франсуаз.
– Кто же еще, – подтвердил я.
Существа рождались из пустоты. Темные облачка появлялись из прозрачной пустоты, становясь гуще и расплываясь. Пятна мрака растекались по степному воздуху, напоенному ароматом трав.
Франсуаз выхватила из ножен меч, и ее гнедая кобыла в волнении загарцевала на месте.
– Не стоит, Френки, – произнес я. – Они не причинят нам вреда. Пока.
Разводы мрака, чернильные облачка под вечереющим небом становились все плотнее, завихрялись клубами, скатываясь до самой земли и пачкая жесткую траву.
Наконец облачка приняли обличье женщин. Их черные волосы были коротко обрезаны и едва достигали середины шеи. Одеяния цвета ночи ниспадали до пят, миндалевидные глаза подведены матовой басмой.
Коямури вышли из пустоты, окружив нас кольцом. Одна из женщин, одетых в черное, стояла на нашем пути. Она двинулась к нам, и чернильные облачка следовали за ней, рождаясь в подоле длинного платья.
– Маятник Судьбы, – прошептала коямури. – Маятник Судьбы отмеряет куски вечности, эльф. Ты слышишь это?
– Нет, – ответил я.
– А мы слышим…
Женщины, одетые в черное, стали подходить ближе. Размытые пятна мрака струились позади них тающими шлейфами.
– Мы слышим, ченселлор, – говорили они. – Мы слышим.
Они растаяли мгновенно, словно были лишь фантомом, рожденным моей неспокойной совестью. Я смотрел туда, где черные облачка уже не струились над пригибающейся к земле травой. Я знал, что их здесь больше нет.
– Мерзкие твари, – процедила Франсуаз. Она вогнала свой меч в ножны с такой яростью, словно пронзала бесплотное тело коямури.
– Что им надо?
Я спрыгнул с дракона, опустившись на одно колено, поднял с земли короткую веточку, погрузил в траву ее потемневший кончик и вынул черный цветок, лишенный стебля.
– Они боятся, – произнес я. – Они поняли, что архивампиры готовы вернуться в наше мироздание.
7
Склеп, древнее сооружение, созданное хоттами, виднелся на поверхности пустыни, словно наплыв на восковой свечке. Две колонны с желобами охраняли каменные врата; над ними возвышалась башня в форме усеченной пирамиды. Она была устремлена к далекому солнцу.
– Мы приближаемся, дон Октавио, – произнес лизардмен. Его раздвоенный язык дважды высунулся из розового рта и втянулся обратно.
– Будем там через два часа.
– Кто-нибудь… – Тонкие пальцы Октавио Карго на мгновение замерли, словно пытаясь поймать на лету что-то ускользающее. —… Есть ли следы того, что кто-то уже побывал здесь, Курт?
Растопыренная лапа лизардмена провела над приборной панелью, не касаясь ее.
– Нет, дон Октавио.
Вздох облегчения вырвался из широкой груди человека. Его губы прошептали:
– Это значит, что склеп не поврежден.
Никто из непосвященных не знал о месторасположении склепа; мало кто из них мог вообще догадываться о том, что он существует.
Каменная пустыня, образованная застывшей магмой, окружала древнее сооружение. Лучи темно-красного светила скользили по бурым стенам. Все было мертвым в этом мире, и мертвее всего выглядел склеп – воплощение загробного покоя, застывшее в пилонах и башнях.
Октавио Карго знал, что обитателям склепа известно о его прибытии.
«Сантарис» приблизился к острову. Он погрузился в прозрачную атмосферу астрала, как огромное животное, сползающее в прохладную воду, и золотистые искры затрещали на его обшивке.
Корабль остановился в нескольких футах над магмовой равниной, и волшебные сполохи под ним, гудя, поддерживали его в парении.
Полетела вниз веревочная лестница. Октавио Карго спускался по ней первым. Он многое слышал об обиталище хоттов, и ему казалось, что он готов встретиться с ним.
Первое ощущение, которое пришло к Карго, когда двери перед ним раскрылись, – тишина и заброшенность. Воздух был неподвижен, не чувствовалось даже легкого ветерка, который распушил бы вьющуюся бородку Октавио Карго.
Спустившись на четыре ступени, человек понял, что беспокоило его. Магическое поле, окружавшее «Сантарис» и поддерживавшее его в воздухе, должно было вызывать ветер, но ветра не было.
Лизардмен Тидволл вышел из корабля вторым. Ему приходилось поворачиваться боком, чтобы его кривые лапы могли перебирать по узким ступеням трапа. Он поднял голову, прикрывая лицо лапой. Зубастая пасть ящерочеловека растворилась, он что-то сказал, но Карго не разобрал что.
Лизардмен ошущал ветер; он налетал с такой силой, что Тидволл боялся сорваться с трапа и покатиться по изрытой кратерами пустыне. Ему с трудом удалось добраться до последней ступени. Низко нагнувшись, он поспешил следом за своим хозяином.