Признаюсь, я с большим недоверием наблюдал красочный прибой светоморя. В галактических странствиях приходилось испытывать приключения и пострашнее оптических эффектов. Но здесь тревожила мысль, что мы в совершенно особом мире, где любое явление не только удивительно, но и опасно. Этот световой бассейн действовал мне на нервы.
— Давайте опять осмотрим купол, — предложил Артур.
Мы осторожно обошли странное сооружение, но снова обнаружили лишь одно отверстие — то, через которое вышли. Николай уверял, что мы стали жертвой оптической иллюзии. В мире, лишенном перспективы, понятия «дальше» и «ближе» утрачивают свой естественный смысл. Всего час назад мы неутомимо шагали к куполу, не продвигаясь ни на шаг. Возможно, и сейчас мы безмятежно покоимся на месте, а наши движения — иллюзия.
— А море? — сказал Артур. — Мы удаляемся от него и приближаемся к нему. Достаточно сделать несколько шагов, чтобы убедиться в этом.
— Море тоже оптическая иллюзия!
— Артур и Николай, войдите в купол и проверьте, все ли шесть выходов на месте и сохранился ли наш рисунок, — попросил я.
Они ушли, а я вскоре увидел, что буря, менявшая цвета моря — «вздымавшая его сияние», написал потом об этом явлении Артур, — стала усиливаться. Из фиолетовой глубины выкатывались уже не синие, а голубоватые валы, на их гребнях вспыхивали желтые воротники. Море разъяренно зеленело, цвета нарождались и угасали все быстрей, становились все ярче. Линия цветового прибоя делалась изломанной — краски его хаотично обрушивались на берег, отлетали назад и гасли. И я поймал себя на тревожной мысли, что усиление бури вполне может сойти за ответ рассерженного существа на наше неожиданное появление. Настроив дешифратор на цветовую речь, я пытался уловить, нет ли осмысленной информации в перемене красок, но дешифратор не нашел разума в цветовом шквале.
Из купола вышли Николай и Артур.
— Выход один — тот, у которого ты стоишь, Казимеж, — сказал Артур.
Николай, услышав, что я не нашел осмысленной информации в вариациях красок, пустил свой дешифратор на автоматическую запись. «После разберемся!» — сказал он. Артур заметил, что пока мы обнаружили меньше интересных явлений, чем теоретически ожидалось. Почему? На это я имел ясный ответ: мы слишком уж побаиваемся нового мира, который надумали познавать. Ознакомление с любым неизвестным немыслимо без риска — к такому выводу приводят галактические странствия. Нет оснований полагать, что в дзета—мире все обстоит по-иному, чем в родном космосе.
— А наша автономия так велика, что превращается в прямую отстраненность. Мы открываем лишь крупные объекты, все прочее ускользает. Схема мира, а не реальный мир — вот с чем мы пока сталкиваемся.
— Тогда ослабим автономность. И пусть каждый сам регулирует отношения с этим миром, — спокойно сказал Артур.
Я отнюдь не был столь же спокойным, а Николай, естественно, энергично поддержал Артура. Впрочем, я колебался недолго. Последующие события показали, что опасность близкого соприкосновения с новым мирим была даже больше, чем я боялся, но другого выхода, как испытать это близкое соприкосновение, у нас не имелось.
Соединившись с «Пегасом», я успокоил тосковавшего в одиночестве Жака и сообщил, что мы уменьшаем поток энергии по ротонному каналу.
— Нас размывает! — воскликнул через минуту Николай. — Мы превращаемся в привидения!
Он в восторге замахал руками. Формы становились зыбкими, тела превращались в силуэты. Артур вдруг уменьшился наполовину, а Николай превратился в гиганта — Артур не доставал ему до пояса.
— Изумительно! — крикнул Николай. — Я попробую вырасти еще немного, чтобы вы свободно проходили у меня между ногами. — Он запрыгал, завертелся, но остался таким же.
— Перестань, мы исследователи, а не расшалившиеся детишки! — сказал я и сам уменьшился до размеров Артура.
— Как вы ведете себя, друзья! — с сердцем добавил Артур и еще больше уменьшился — он уже не доставал до колен Николая.
— Не придирайся, Артур! — огрызнулся Николай и стал быстро расти опять. — Что ни сделай — это нехорошо, то плохо!
Он стал таким огромным, что голова его покачивалась на уровне вершины купола, и таким бесформенным, что казался уже не человеком, а цистерной, поставленной на торец. К тому же он весь пульсировал, то распухал, то сжимался, руки, ноги, плечи и голова колебались, словно волосы на ветру.
— Что со мной? — сказал он с испугом. — У меня, кажется, здорово развевается тело? Нет, послушайте! — Он со страхом схватил себя за распухшие колени, лицо его жалко исказилось, нос, длинный и гибкий, выкручивался, как хобот, уши трепыхались. — Слушайте, ветра же нет, а меня треплет, как парус в бурю! Да помогите же, черт возьми!
Как только Николай выругался, он вдруг стал уменьшаться. Теперь он опадал так быстро, словно его перед тем надули воздухом и сейчас воздух вырывался наружу. Одновременно, только медленней, росли мы с Артуром. Вскоре мы стали прежними людьми — резких очертаний, ясных форм, почти одинакового роста.
Ошеломленные, мы молча смотрели друг на друга.
Николай опомнился первый.
— Все в порядке, — сказал он бодро. — В нынешнем нашем дзета—существовании постоянные размеры и формы тел не обязательны. Переменное тело и меняющийся облик — что может быть естественней? — Он заметил, что опять начинает распухать, и поспешно закончил: — Впрочем, не собираюсь этим злоупотреблять! — Начавшийся рост тела оборвался.
— Сдерживай свои душевные порывы! — посоветовал Артур. Голос его, однако, был нетверд. Он помолчал, боязливо оглянулся и продолжал: — Наши размеры здесь, похоже, зависят от эмоций. Поменьше эмоций, побольше разума — такова, видимо, гарантия устойчивого дзета—бытия. Давайте пока только присматриваться и не спешить вмешиваться в местные дела. — Последние наставления он произнес обычным тоном, словно читал лекцию о природе дзета—пространства.
— И в случае опасности усиливаем связь с «Пегасом», — добавил я.
Пока Артур изъяснялся, я успел взять себя в руки.
— Поворот ручки — и уносимся в автономный мирок. При встрече с непредвиденным вообще не снимать руки с регулятора.
Артур слишком спокойно — старался, видимо, не разрешать себе опасных в этом мире бурных эмоций — проговорил:
— Кажется, непредвиденное само ищет встречи с нами. Положите руки на регуляторы, друзья!
4
Непредвиденное возникло хрустальным шаром, катящимся по равнине. Потом, приблизившись, предстало сложной и красочной конструкцией. Оно по-прежнему напоминало шар, но не сплошной, а собранный из кривых трубок, внутри которых мерцало сияние — для каждой особого цвета. От сверкающего шара отходили гибкие отростки, их то втягивало внутрь, то выбрасывало наружу, и они тоже были освещены пульсирующим цветным жаром. Сияние было так сильно, что все кругом озарилось.
Вместе с тем шар был прозрачен — сквозь него виднелись однотонный берег и свирепо атаковавшие его яркие волны моря.
— Штука эта похожа на распатланную голову, — со смехом сказал Николай. — Казимеж, вспомни, встречались ли нам в скитаниях между звездами разгневанные головы без туловищ?
— Существо или вещество? — задумчиво проговорил Артур. — Возможно, существо, и даже разумное. Я бы отошел подальше, чтобы встреча наша произошла возле купола, а не на берегу.
— Настройте дешифраторы поаккуратней! — приказал я.
Мне не хотелось бежать от катящегося шара. В конце концов, мы прибыли в этот удивительный мир, чтобы знакомиться с его явлениями, а не панически удирать от них. Так мы всегда вели себя в космосе, и я не видел оснований отступать и здесь от традиций косморазведки. Я добавил, чтобы убедить Артура:
— Мы легко разговаривали в Плеядах с разумными папоротниками и рыбешками, только выбравшимися из дикости. Постараемся найти общий язык и с этой самосветящейся каракатицей.
Николай настроил дешифратор на световую речь, она казалась наиболее вероятной. Артур задал еще и гравитационную, и электромагнитную. Я добавил кинетическую — язык механических движений, хотя здесь, где отсутствовала перспектива и постоянные размеры, кинетический язык представлялся наименее вероятным. В общем, мы готовились к исследованию, а не к отпору — в точности так, как действовали раньше в космосе.
В центре шара вспыхивали и гасли острые искорки. На фоне беспорядочно меняющихся красок и яркости искорки казались выражением какой-то системы среди хаоса. Артур обратил на них внимание.
— Если
— И я так думаю, — отозвался Николай, с любопытством всматриваясь в остановившийся неподалеку шар. — А вот, кажется, и первая расшифровка: «Кто? Кто? Кто?». Вопрос естественный, если прибор не приписывает разумного смысла стихийным импульсам. Сейчас я попытаюсь ответить в том же коде.
Николай засверкал. Теперь и в нем вспыхивали и гасли искорки. «Мы из другого мира, — пытался сообщить он потускневшему собеседнику. — Не бойтесь, мы не сделаем зла».
— Я, конечно, не уверен, что цветовой акцент у меня похож на здешний, — весело разъяснил он нам. Он выглядел счастливым, так ему понравилось, что найден общий язык с первым встреченным дзета—жителем. (У меня и тогда уже появились сомнения, но высказал я их после). Николай говорил: — Возможно, я и путаю кое-какие цвета, но смысл излучений оно должно разобрать, если оно разумно и язык его уловлен правильно… Что это такое?
В шаре словно бы разразился взрыв. Шар извергал фейерверк пронзительно острых огоньков. Он надвигался, быстро уменьшаясь.
— Осторожно! — крикнул Николай, тоже уменьшаясь. — Кажется, оно собирается напасть.
Артур, отступая, уменьшался, как и Николай. Шар, продолжая сжиматься, грозно напирал. Артур потянул за руку Николая, и не подумавшего отходить. Николай сердито вырвал руку:
— Мы же не дали повода для агрессии!
— Замолчи! Ты увеличиваешься! — предупредил я.
Николая разносило. Он взвивался вверх и разбегался в стороны. Быстро пронесясь сквозь прежний облик поставленной торчмя цистерны, он превратился в холм, вознесшийся над куполом.
Размытый, тускло мерцающий, Николай зыбко закачался над шаром. Шар, охваченный диким пламенем, ринулся в центр сумбурной фигуры, в которую превратился Николай. Наперерез шару бросился Артур. Сияющие отростки шара хищно перехватили раздувшегося на бегу нашего теоретика. До меня донесся его призыв о помощи.
Я рванул рукоять ротонной защиты. Безобразно бесформенная фигура опадала, превращаясь в прежнего сухопарого Николая. Прежнюю форму обрел и Артур, корчившийся от боли у ног Николая. А шар, точно сдунутый ветром, отлетел к морю и так исступленно засветился, в нем так вдруг заметались вспышки и выплески света, словно он надрывно взывал к спасению.
Светоморе, бушевавшее у берегов, вдруг погасло, черная пелена заволокла поверхность. А затем разразилось вулканическое извержение света. Из недр вынесся оранжево-золотой столб, он выкручивался дугой над берегом, прямо в него летел, смятенно сверкая, шар.
— Заглотало! — с ужасом проговорил Николай. Световая дуга ярко вспыхнула, когда в нее угодил шар.
— Кажется, и нам готовят сюрприз! — поспешно предупредил вскочивший на ноги Артур.
Он схватил за плечо Николая и рванул его подальше от моря. Я помедлил немного, не спуская руки с регулятора ротонной защиты.
Светящийся столб втягивался обратно. Но море, словно разбуженное, пришло в движение. Если раньше на его поверхности ходили световые волны, сияющим прибоем бившие о берега, то теперь светоморе взрывалось изнутри, извергало смерчи сияния, они быстро перемещались вдоль берега и опадали, погасая. С каждым новым выплеском смерчи становились пламенней и многоцветней. А затем началось то, чего опасался Артур. Новые пылающие столбы уже не обрушивались обратно в море, но огромными шеями выгибались над берегом.
— Оно, по-видимому, собирается теперь закусить нами, — с интересом констатировал Артур.
Он успокоился быстрее меня и Николая. Его уже больше занимали дзета—диковинности, чем дзета—опасности.
— Не будем раздражать вражеского аппетита, — сказал я. — Отступаем к куполу. Я на всякий случай еще усилю защиту.
Мы отходили ко входу в купол, а жадно сияющие шеи тянулись, отталкивая одна другую. На концах их набухало пламя, пышущие жаром пасти готовились нас заглотать. Первым вскочил в отверстие Артур, за ним вбежал Николай. Когда проник внутрь я, темное отверстие жарко вспыхнуло — одна из хищных шей последним усилием пыталась ухватить ускользающую добычу. Вспышка тут же погасла: я повернул рукоять регулятора еще на деление.
— Интересный мирок! — сказал Николай, облегченно засмеявшись. — Вдоль такого моря спокойно не погуляешь! Голодный зверь, а не милый пейзаж — вот что оно такое!
Я осмотрелся. Те же шесть выходов симметрично темнели по периметру. Загадка превращения шести в единицу занимала меня отнюдь не меньше, чем вопрос, живое ли существо хищное светоморе.
— Возвратимся на «Пегас» и посовещаемся, — предложил я.
5
В салоне, сбросив защитные костюмы, мы осмотрели Артура. Он был основательно обожжен, несмотря на защитный скафандр. Так мы впервые узнали, что скафандры, казавшиеся в космосе столь совершенными, здесь действуют отнюдь не так безукоризненно и надежной защитой может быть только ротонное поле.
— Могло и хуже быть, — сказал я. — Надо быть осторожней, друзья. Это касается прежде всего тебя, Николай, но и все мы не должны забывать, что любое неведомое может быть опасно.
Помню свое состояние: я испытывал удовлетворение от того, что странные знакомства в новом мире окончились благополучно. Природу дзета—мира мы, естественно, досконально не постигли, но явных опасностей избежали. Это, я считал, уже немало. Артур выглядел недоумевающим. Не знаю, чего он ждал, я еще на Латоне смотрел его записку о трансмировом рейсе, там он высказывался весьма осторожно. Допускаю, впрочем, что не все свои ожидания он объявлял открыто. Он не похож на Николая, немедленно доводящего до всех свои мысли и чувства.
— Посмотрим, Казимеж, будет еще время, — неопределенно высказался он и пошел помогать Николаю.
Николай расшифровывал записи: передавал на корабельную МУМ — почему-то этот внушительный аппарат, специально разработанный для «Пегаса», командующий всеми нашими автоматами, называют стандартно: «Малая Универсальная Машина» — все, что зафиксировали переносные приборы. МУМ, конечно, справляется с задачами и потрудней, чем раскодирование световых вспышек, если только в них таится хоть молекула смысла. И Николай, неоспоримо, астроинженер незаурядный, а расшифровка загадочных сигналов всегда была предметом его особого увлечения. И все же я без доверия отнесся к тому, что он и Артур объявили итогом своей работы. По их вычислениям шар, ринувшийся на Николая, разумное существо, а не диковинное явление неодушевленной природы. И цветность вовсе не главная особенность его языка. Речь совершалась электромагнитными вспышками в широком диапазоне от гамма—лучей до инфракрасного излучения — искорки были лишь малой частицей речевой области. Само оно, привыкшее к обширному языковому спектру, должно было воспринять ответы людей как невнятное тусклое бормотанье. Вряд ли бурно пылающий незнакомец отчетливо разобрался в том, что ему высвечивал Николай, — возможно, здесь одна из причин его агрессивности.
В заключении МУМ передала человеческим голосом раскодированные выплески радиации: «Убирайтесь, не то возвеличу! Я — ничтожнейший, вы — величайшие! Не смей уменьшаться! Сконцентрируюсь в точку! Возвышайся! Доведу до величия! Уничтожусь! Уничтожусь!».
— Очевидно, в этот момент он и ринулся на меня, чтобы уничтожиться! — восторженно воскликнул Николай.
Теперь, когда ушли в прошлое и ужас от собственного распухания, и страх от свирепого нападения яркого незнакомца, происшествие представлялось ему скорее комическим, чем драматическим. Он убежденно продолжал:
— Уверен, что у дзета—жителей самоуничижение — любимая форма утверждения личности, а самоубийство — распространеннейший способ существования, во всяком случае — опаснейший прием при нападении на противника. Забавные существа, не правда ли? И я хотел бы поспорить с тобой, Артур. Ты предсказывал непостижимый мир, опровергающий наши пространственные представления, но пока что и купол, и яростный незнакомец, и даже свирепое светоморе — довольно предметные образования.