Стенли Вейнбаум
— Фью-у-у, — свистнул Хэм, пристально глядя в правый носовой обзорный иллюминатор. — Ничего себе, подходящее местечко для медового месяца!
— Тогда тебе не следовало жениться на биологе, — заметила миссис Хэммонд, заглядывая через его плечо. В стекле иллюминатора он видел ее смеющиеся глаза. — Или на дочери исследователя, — добавила она. Ибо Пэт Хэммонд, до того как четыре недели назад вышла замуж за Хэма, была Патрицией Берлингейм, дочерью великого англичанина, который присоединил к владениям британской короны обширные территории венерианской Зоны. Сумерек, точно так же как Кроули сделал это для Соединенных Штатов.
— Я женился не на биологе, — возразил Хэм, — я женился на девушке, которая случайно увлеклась биологией, вот и все. Это один из немногих ее недостатков.
Он уменьшил мощность планетарных двигателей, и ракета на огненной подушке стала опускаться прямо в черноту. Медленно, осторожно опускал он машину, пока не почувствовал едва ощутимый толчок; тогда он резко выключил двигатели, пол под их ногами слегка накренился, и после того как стих рев двигателей, на них, словно одеяло, навалилась непривычная тишина.
— Прибыли, — объявил он.
— Прибыли, — согласилась Пэт. — Где мы?
— Где-то напротив Венобля, семьдесят пять миль на восток от Барьера, в британской зоне Прохладной Страны. На севере, я думаю, тянутся Горы Вечности, а на юге находится черт знает что. Как, впрочем, и на востоке.
— Что является добротным научным описанием пункта «черт знает где».
Она выключила свет, и в темноте иллюминаторы казались слабо освещенными кругами.
— Я полагаю, — продолжила она, — что Объединенная Экспедиция запихнула нас под этот колпак не для того, чтобы ограничиться просиживанием скафандров, а для того, чтобы заниматься исследованиями, так давай с этого и начнем.
Он усмехнулся в темноте легкомыслию, с которым Пэт приступила к серьезному делу. Итак, они на месте, Объединенная Экспедиция Королевского Общества и Смитсоновского института по исследованию темной стороны Венеры, если уж использовать официальную терминологию. Конечно, сам Хэм, представляя Америку и отвечая за техническую сторону проекта, стал членом экспедиции фактически лишь по протекции жены, которая без него лететь не соглашалась; а именно для нее бородатые профессора из Общества и институтские ученые разработали цели, сроки и необходимые инструкции, ведь в конце концов именно Пэт была ведущим специалистом в области флоры и фауны Жаркой Страны и более того — первым человеком, родившимся на Венере. У Хэма был куда более скромный послужной список: всего лишь инженер, которого на венерианский передний край толкала мечта быстро разбогатеть на торговле в Хотлэнде — венерианской Жаркой Стране. Там он и встретил Патрицию Берлингейм, и именно там после полного приключений путешествия к подножию Гор Вечности он покорил ее сердце. Они поженились в Эротии — американской колонии — меньше месяца назад, а потом пришло это предложение отправиться в экспедицию на темную сторону. Хэм был против. Ему хотелось нормального медового месяца где-нибудь в Нью-Йорке или Лондоне, но тут были свои сложности. Прежде всего астрономические: Венера уже миновала перигелий, и теперь лишь через долгие восемь месяцев своего неторопливого вращения вокруг Солнца она снова достигнет точки, удобной для старта к Земле. Восемь месяцев в примитивной, построенной на манер пограничных поселков Дикого Запада Эротии или в таком же примитивном Венобле, если бы они выбрали британское поселение: без развлечений, за исключением разве что охоты, без кино и без свежих газет.
— А если уж не избежать охоты, — утверждала Пэт, — то почему бы ко всему прочему не добавить азарт и опасности неизведанного?
Никто не знал, какая жизнь, если там вообще была жизнь, скрывается на темной стороне планеты; очень немногим удалось увидеть что-нибудь из иллюминатора ракеты, проносящейся над обширными горными районами или бесконечными застывшими океанами. Появилась возможность разгадать эту загадку, и результаты исследований должны были оправдать любые расходы. Потребовалось несколько миллионов, чтобы построить и снарядить специальную ракету, но так как Королевское Общество и Смитсоновский институт расходовали правительственные деньги, то они стояли выше мелочных расчетов.
Возможно, молодоженов и ожидали опасности и захватывающие приключения, но самое главное — это то, что они будут одни. Последний довод сразил Хэма. После этого они потратили две хлопотные недели, запасаясь провизией и снаряжая ракету, а затем торжественно вознеслись над Веноблем, перелетели через Ледяной Барьер, который служил границей Зоны Сумерек, и с безумной скоростью пронеслись через полосу штормов, где холодный Нижний Ветер с неосвещенной стороны встречается с горячими Верхними Ветрами, несущимися из полушария пустынь. Поскольку Венера, как известно, обращена к Солнцу всегда одной стороной и, следовательно, не имеет смены дня и ночи, лишь медленная либрация оси планеты придает Зоне Сумерек видимость смены времен года. И эта Зона Сумерек — единственная населенная людьми часть планеты — через Хотлэнд сливалась с Огненной Пустыней, а другой стороной круто упиралась в Ледяной Барьер, где Верхние Ветры отдавали свою влагу холодному дыханию Нижнего Ветра.
Так они и стояли, просунув головы под крошечный стеклянный колпак над навигационной панелью, тесно прижавшись друг к другу на последней ступеньке узкого трапа и пристально вглядываясь в неведомый пейзаж. Хэм обнимал жену. Далеко на западе, где слабый свет отражался от Ледяного Барьера, мерцал бесконечный рассвет или, быть может, закат. Словно огромные колонны в этом свете, вытянулись вверх Горы Вечности. Их величественные пики терялись в низких облаках где-то на высоте двадцати пяти миль. В той же стороне, но немного южнее, высился Малый Вечный хребет, граничащий с американской зоной, а между двумя хребтами в полосе штормов беспрерывно сверкали молнии.
Но вокруг них в тусклом свете солнечных лучей, слегка преломленных в атмосфере, лежала страна сумрачного дикого величия. Повсюду был лед, горы льда, шпили, равнины, валуны и скалы из льда — все это мерцало бледно-зеленым огнем в струях света, льющихся из-за Барьера. Мир без движения, замерзший и безжизненный, и только снаружи стон Нижнего Ветра, для которого здесь не было преград, так как Барьер защищал его от Прохладной Страны.
— Это… великолепно! — прошептала Пэт.
— Да, — согласился он, — но это холодный, безжизненный и опасный мир. Как ты думаешь, здесь есть жизнь?
— Думаю, что есть. Если жизнь могла зародиться на таких планетах, как Титан и Япет, она должна существовать и здесь. Сколько снаружи градусов? — Она посмотрела на термометр с люминесцирующим столбиком и цифрами, укрепленный снаружи. — Всего минус тридцать пять по Цельсию. На Земле при такой температуре жизнь существует.
— Существует. Но она не смогла бы развиться при температуре ниже точки замерзания воды. Для жизни необходима жидкая вода.
Она в ответ мягко рассмеялась:
— Ты все-таки говоришь с биологом, Хэм. Да, жизнь не может развиться при тридцати градусах ниже нуля, но представь, что она возникла в Зоне Сумерек, а затем мигрировала сюда, или ее вытеснили из более теплых районов другие виды в результате жестокой конкуренции. Ты-то знаешь, какие условия в Хотлэнде с его почвой, скоплениями «живого теста», с деревьями Джека Кетча, вспомни к тому же миллионы мельчайших насекомых, которые беспрерывно пожирают друг друга. Они такие агрессивные, что по сравнению с ними джунгли Амазонки на Земле кажутся такими же безжизненными, как, например, Гренландия.
Он обдумал ее слова.
— Ну и какие, по-твоему, здесь могут быть формы жизни?
Она усмехнулась:
— Ты желаешь прогнозов? Очень хорошо. Прежде всего, я полагаю, какой-нибудь вид растительности в качестве базового, ибо животная жизнь не может поддерживать себя только за счет самой себя, без какого-нибудь дополнительного питания. Это похоже на анекдот о человеке, который держал ферму по разведению песцов. Он разводил крыс и кормил ими песцов, потом, сняв с тех шкурки, скармливал тушки крысам и снова кормил крысами уже новых песцов. Выглядит неплохо, но на практике так не бывает.
— Итак, должна быть растительность. Что еще?
— Еще? Бог знает что! Вероятно, жизнь темной стороны, если она существует, произошла от одной из ветвей животной жизни Зоны Сумерек, но какой она стала здесь — об этом, право же, не могу догадаться. Конечно, здесь должны встречаться триопы, которых я обнаружила в Горах Вечности.
— Подумать только, ты обнаружила! — Он ухмыльнулся. — Да ты едва дышала, когда я выносил тебя из логова этих дьяволов. Ты их вообще в глаза не видела!
— Я исследовала мертвого триопа, которого принесли в Венобль охотники, — ответила невозмутимо женщина. — И не забудь, что Общество хотело назвать его в мою честь — Triops Patricias. — Она невольно содрогнулась при воспоминании об этих сатанинских созданиях, которые едва не сожрали их обоих.
— Но я выбрала другое имя — трехглазый обитатель ночи.
— Не слишком ли романтичное название для такой дьявольской твари?!
— Возможно, я лишь хотела указать на вероятность того, что триопы… или триопсы… Подскажи, как форма множественного числа от триопа?
— Триопты, — ухмыльнулся он. — Корень латинский.
— Ведь вполне возможно, что триопты, которые должны обитать здесь, на ночной стороне, и те свирепые дьяволы, которые атаковали нас в темном каньоне Гор Вечности, являются аванпостом и через темные и слабоосвещенные проходы в горах постепенно подбираются к Зоне Сумерек. Ты сам видел, что они не выносят света.
— Ну так что?
Пэт рассмеялась, услышав явный американизм.
— Ну так вот. Судя по их очертаниям и строению — шести конечностям, трем глазам и всему прочему, — ясно, что триопты относятся к аборигенам Хотлэнда. Отсюда я делаю вывод, что здесь, на темной стороне, они появились недавно, что их развитие совершалось не здесь, но что они мигрировали сюда значительно позже, с точки зрения геологии, разумеется. Хотя «геологии» не совсем правильно, ведь «ge» означает «земля». Лучше, пожалуй, венерологии.
— Я бы не сказал. Ты подменяешь греческий корень латинским. Так что, скорее, ты имеешь в виду «афродитологни».
Она вновь рассмеялась:
— Что я имею в виду и должна немедленно Вам объявить, дабы избежать дальнейших пререканий, так это то, что «с точки зрения палеонтологии» звучит куда лучше. Так или иначе, но я заявляю, что триопты обитают на темной стороне уже около двадцати — пятидесяти тысяч земных лет, а может быть, и меньше, ведь мы мало что знаем о скорости эволюции на Венере. Если здесь она течет быстрее, чем на Земле, то триопты вполне могли приспособиться и за пять тысяч лет.
— Я сам видел, как студенты одного колледжа приспособились к ночному образу жизни всего за один семестр, — усмехнулся Хэммонд.
Она пропустила его замечание мимо ушей.
— …И следовательно, — продолжала она, — я настаиваю на том, что здесь должна была существовать жизнь еще до того, как сюда пришел триоп, поскольку, для того чтобы выжить, он должен был найти здесь хоть какое-то пропитание. Поскольку мои исследования показали, что он отчасти плотояден, здесь должна была существовать не просто жизнь, а жизнь животная.
— Но ты не знаешь конкретно, какая животная жизнь здесь может существовать. А вдруг разумная?
— Не знаю. Может быть. Но несмотря на то, что вы, янки, преклоняетесь перед интеллектом, с точки зрения биологии он не имеет большого значения, не слишком увеличивая шансы на выживание вида.
— Что-о? Как ты можешь так говорить, Пэт? Что еще, кроме разума, сделало человека властелином на Земле, да и на Венере, кстати, тоже?!
— Властелином? Но так ли это? Послушай, Хэм, вот что я понимаю под разумом. Возьмем, к примеру, гориллу и черепаху. У гориллы мозг гораздо более развит, чем у черепахи, не так ли? И все же, кто из них более удачлив — горилла, которая встречается редко и прикована к небольшому региону в Африке, или черепаха, которая живет повсюду — от Арктики до Антарктики? А что касается человека, то будь у тебя глаза-микроскопы, имей ты возможность видеть каждое земное существо, ты бы понял, что человек — существо довольно редкое, а на самом деле мир Земли населен в основном нематодами, то есть червями, потому что по численности нематоды превосходят все другие формы жизни, вместе взятые.
— Но это еще не значит быть властелином!
— Я этого и не говорила. Я только сказала, что разум не играет большой роли в выживании. Иначе как объяснить, почему насекомые, имеющие не разум, а всего лишь инстинкты, настолько успешно сопротивляются человеческой расе? У человека мозг более развит, чем у комаров, разных там короедов, колорадских жуков, моли и всех прочих вредителей. Но все-таки они успешно противостоят нашему разуму, пользуясь лишь одним оружием — своей огромной плодовитостью. Ты понимаешь теперь, что у человека от рождения и до самой смерти есть только один способ добыть пищу — отнять ее у насекомых.
— Все это звучит довольно убедительно, но какое это имеет отношение к разуму на темной стороне Венеры?
— Не знаю, — ответила Пэт, и в ее голосе появилась необычная нотка раздражения. — Я просто хотела сказать, что… Подумай сам, Хэм. Ящерица более разумна, чем рыба, однако не настолько, чтобы воспользоваться этим преимуществом. Тогда для чего ящерице и ее потомкам развивать свой разум? Зачем, если другие формы жизни не стремятся со временем овладеть разумом? А если это так, то даже здесь может быть разум — незнакомый, чужой, непостижимый разум.
Даже в темноте он почувствовал, как она вздрогнула.
— Ничего, — вдруг сказала она уже другим голосом. — Наверно, просто разыгралось воображение. Этот мир снаружи такой таинственный, такой непривычный… Хэм, я устала. Сегодня был слишком длинный день. — Он проводил ее вниз, в корпус ракеты.
Огни погасли, и сразу же чужой ландшафт за иллюминаторами потерял свои очертания. И теперь Хэм видел только Пэт, такую милую в скромном костюме жителя Прохладной Страны.
— Тогда до завтра, — сказал он. — Еды у нас хватит на три недели.
Утром они проснулись в той же мгле, которая, словно одеяло, вечно укутывала неосвещенную половину Венеры, а вечный закат над Барьером все так же мерцал у горизонта. Но настроение у Пэт значительно улучшилось, и она стала энергично готовиться к первому выходу наружу. Она достала для себя и мужа меховые малицы *, обтянутые снаружи резиной. Хэм, будучи инженером, тщательно осмотрел капюшоны, каждый из которых имел нечто вроде короны с четырьмя мощными лампами, служившими для освещения. Впрочем, было у них и другое предназначение: свирепые триопты не выносили света, и потому, включив все четыре фонаря, можно было безбоязненно передвигаться, все время оставаясь в центре магического светового круга. Однако это не помешало им прихватить по тупорылому автоматическому пистолету и пару компактных, но мощных бластеров. Пэт помимо прочего еще несла у пояса сумку, куда намеревалась собирать образцы флоры и фауны, если те окажутся не слишком крупными и достаточно безобидными.
Они усмехнулись, глядя друг на друга сквозь маски.
— А ты у меня, оказывается, толстушка, — коварно заметил Хэм и с удовольствием услышал в ответ гневное сопение.
Пэт повернулась, распахнула входной люк и шагнула наружу.
Все оказалось не таким, как выглядело через стекло иллюминатора. Тогда в картине было что-то
* Малица — верхняя одежда эскимосов.
искусственное, и вся она казалась воплощением покоя и тишины; но сейчас планета окружала их со всех сторон, а холодное дыхание и скорбный голос Нижнего Ветра служили убедительным доказательством реальности этого мира. Какое-то время они стояли в кругу света от иллюминаторов, глядя на горизонт, охваченные благоговейным страхом при виде фантастических пиков Больших Вечных Гор, которые, подобно башням, чернели на фоне почти декоративной красоты заката. Ближе к ним, насколько позволяло видеть зрение в этом мире без солнца, луны и звезд, лежала пустынная неопрятная местность, где ледяные и каменные скалы, хребты и шпили принимали самые невероятные и причудливые формы под резцом природного художника — Нижнего Ветра.