— Гасси! — дурацкая затея. Темная вода, незнакомое место, камни, течения, странные звери… Он видел, как на горизонте продолжают резвиться дельфины.
— Присоединяйся! — женщина скинула юбку, майку, блеснуло белое тело, узкие трусики — и спиной назад рухнула в воду. Взметнулись брызги. — Ух, как здорово! Смотри! — она подняла светящуюся руку. — Поплыли! — и двинулась вперед неплохим кролем.
Чертова сумасшедшая! Он торопливо, путаясь в штанинах и рука-вах, стянул одежду. Вода была очень теплой, очень соленой, Стив буд-то скользил по гладкой поверхности. Догнал он ее быстро, впрочем, Гасси сама его поджидала. В едином молчании они поплыли вперед — туда, куда садилась оранжевая луна…
Скала была не гладко-твердой, а словно бы бархатистой. Лежать на ней было тепло, удобно. Он искоса поглядел на Гасси. Та вытяну-лась поодаль, глядя в небо. Белая луна стояла над ними высоко, блики от воды скользили по гладкой коже женщины. Она вздохнула, заложила руки за голову, взгляд Стивена остановился на ее груди. Если это не приглашение, то уж… Гасси, не отрывая взгляда от неба, предупреди-ла:
— Даже не вздумай!
Попытка не пытка. Не очень-то и хотелось. Он снова распластался на камне. На самом деле это место навевало скорее умиротворение, спокойствие, растворенность во всем — в небе, в море, в звездах… чем все остальное. Он снова искоса скользнул взглядом по телу женщины. Самовнушение не удавалось. Стив вздохнул и сел.
— Домой?
Обратный путь был куда короче, чем ему казалось. Или дом просто передвинулся им навстречу?
В коридоре, за закрывшейся дверью, Гасси придержала его паль-цами за локоть. Капли падали с ее намокших волос, одежда облепляла тело. Сказала — почти смущенно:
— Знаешь, твой мир — он прекрасен. Спасибо.
И ушла торопливо, точно боясь, что он ей что-нибудь ответит.
— Да всегда пожалуйста, — с запозданием пробормотал Стив. По-глядел на дверь и осторожно потянул за ручку. Заперто.
То есть — всем спокойной ночи…
Он делал вид, что спит. Сидел в своем любимом кресле — кстати, места всем хватало, сколько бы человек не спускалось пообщаться ве-черком — из-под ресниц наблюдая и слушая. Ники играл на ковре перед камином с Псом; ретривер, шутливо рыча, прикусывал ему пальцы, ва-лялся, задрав кверху лапы. Пацан был в восторге.
— Хочу поблагодарить тебя…
Он медленно повернул голову. Таня и Гасси сидели на широком подоконнике. Туда почти не доставал свет пламени камина, зато за стеклом виднелась луна — огромная, белая, яркая. Почти как в его ми-ре.
— Собираешься уходить? — спросила Гасси.
— Да, кажется, я готова, — Таня смущенно засмеялась. — Ты знаешь, мы с Алексом…
— О, я рада! — с удовольствием сказала Гасси. — Он тебя поддер-жит. Вы друг друга поддержите.
— Да. И твой Стивен…
— Мой — кто? Он-то здесь при чем?
— Он все допытывался, откуда мы пришли. Я, в конце концов, ска-зала, и он посоветовал обратиться к его тамошнему приятелю-юристу. Дал адрес и телефон. Сказал, чтобы я ни в коем случае не возвраща-лась домой, а сразу шла туда. Мне там помогут и защитят.
Стивен с удовольствием слушал паузу. Она длилась и длилась. Голос Хилл прозвучал яснее — видимо, она повернулась взглянуть на него, и он поплотнее сжал веки:
— О! Очень мило.
— Да, не правда ли? С одной стороны, я чувствую себя сильнее и решительнее, и у меня теперь есть Алекс, а с другой — я так боюсь опять… испугаться.
— Нет. Это тебе не грозит. Знаешь, почему? Потому что теперь тебе всегда есть, куда вернуться. Что бы тебе такое подарить на память?
— На память? С ума сошла, как я могу тебя позабыть… тебя, и этот дом…
— Ну, не плачь, — мягко сказала Гасси. — Смотри.
Стивен приоткрыл глаза — а потом и вовсе их вытаращил. Гасси протянула руку и выдернула из полотна лунного света светящуюся нить. И еще одну. И еще. Начала сплетать их, приговаривая:
— Дарю тебе радость, веселые дни, спокойные ночи, родные огни, отсутствие страха, удачи в пути, и чтобы мой дом ты смогла бы найти. Носи не снимая.
Таня подняла запястье, перехваченное узким светящимся брасле-том, засмеялась тихо:
— Чудеса!
Гасси отвернулась к окну. Чудеса? Какие чудеса? Что она могла сделать? Приютить на время, дать кров, пищу, передышку, подарить безделицу вроде браслета из лунного света… Разве она могла им дать новую жизнь? Разве могла помочь ее наладить?
А вот он… Уокен… сразу начал что-то делать. Позвал Сэма, с ко-торым они столько времени лишь обменивались приветствиями — и ко-торый оказался очень славным, симпатичным… и очень одиноким че-ловеком. Уговорил библиотекаря сменить свечи на одну двухсотватт-ную лампочку — старик с таким восторгом рассказывает это, как будто Уокен сам изобрел электричество. И вот… посоветовал конкретные шаги к освобождению Тани и Ники. Так кто же из них полезнее?
Она посмотрела на Уокена. Тот вовсе не спал, как ей казалось. В тени под бровями тает пристальный взгляд, крупные руки свободно лежат на подлокотниках. Как вообще можно запереть это сильное энергичное существо, помешать ему действовать?
— Слушай, но если все действительно так, как ты говоришь, твой дом просто должен быть переполнен! Что, мало в мире несчастий? Войны, революции, катастрофы…
Гасси пожала плечами.
— Не знаю, по какому принципу он отбирает постояльцев… Кроме того, наверно, существуют и другие Дома. Да и сколько комнат в моем, я тоже не знаю. Не все же спускаются посидеть у камина. Некоторым нужно уединение. И потом они уходят…
— Куда?
— Не знаю. Обратно. Когда перестают нуждаться в Доме. Они полу-чают передышку — чтобы продолжать жить дальше. Редко кто возвра-щается или остается надолго. Разве что наш библиотекарь, — она пока-чала головой, вспоминая. — Сколько их тут перебывало…В детстве я не понимала. У нас всегда толклось много народа и я воспринимала их как родственников или друзей родителей.
— То есть… твои родители тоже были Хозяевами?
— Мама. — Гасси засмеялась. — Отцу просто некуда было деваться. Он ведь не местный. Ученый-филолог. Приехал изучать какую-то ле-генду, увидел маму — и остался здесь навсегда. Все мужчины в нашем роду приезжие — вряд ли кто из местных польстится взять в жены одну из ведьм Хилл…
Так вот почему Гасси до сих пор одна.
— То есть, все женщины в вашей семье обречены жить в этом го-родке?
— Обречены? — она снова засмеялась. — Ты так это сказал… Поче-му? Я уезжала, жила в разных местах. Но меня всегда сюда тянуло. И вот я возвратилась, — она оглянулась с удовольствием. — И — знаешь? — не жалею. Когда умерла мама, отец очень грустил — вместе с домом. Но прожил еще десять лет. Писал мне смешные письма, сочинял сказ-ки, записывал истории, которые рассказывали ему жильцы. Он решил вести своего рода летопись дома. У меня вот все до этого руки не до-ходят…
— А если ты не выйдешь замуж, и у тебя не будет детей, ну пони-маешь, наследников?
Гасси хмыкнула.
— Замужество для деторождения вовсе не обязательно, если ты до сих пор не в курсе! Конечно, у меня будут дети. Девочка, как минимум.
Почему-то ему очень не понравилось это замечание — вернее, он вдруг вспомнил, что с деторождением зато связаны другие действия, которыми Гасси будет заниматься с каким-нибудь кретином…
— И все же? — не отставал он.
Гасси пожала плечами.
— Я знаю, на свете еще имеются Хиллы, наследство перейдет им. Что ты так обеспокоился?
— Я не обеспокоился, — буркнул он. — Просто интересно.
Сладкий, густой, летний запах тянулся по всему первому этажу. Гасси по второму кругу варила свое зелье: "Оно должно выстояться и выпариться, понимаешь?". Стояла у плиты, наблюдая за кастрюлей. Волосы у нее были заколоты учительским узлом на темени и открыва-ли белую линию шеи и беззащитный затылок.
Он поглядел-поглядел, подошел и уткнулся лицом, губами в этот затылок. Гасси не вздрогнула, не напряглась, не отстранилась, не прильнула к нему. Стояла, как стояла. Сказала, не поворачивая голо-вы:
— Что это вы, Уокен?
— Да откуда я знаю? — отозвался Стив с большим раздражением, отпустил ее плечи и отошел. Гасси оглянулась. Находясь на более-менее охлаждающем расстоянии, он спросил — через всю комнату:
— Вы, случаем, не напоили меня своим приворотным зельем?
— Что? — она засмеялась. Смех затих, когда она поняла, что Уокен вовсе не шутит. Гасси зачерпнула зелье ложкой, темная жидкость по-лилась густо. — Ты об этом? Ты что, действительно поверил? Это сред-ство для снятия суставной боли… Я варю его, когда меня соседи по-просят.
Он в который раз почувствовал себя идиотом. Буркнул:
— А почему я не должен верить? Если уж поверил всему остально-му? И вообще — с чего вдруг меня к тебе потянуло? Ты ведь мне даже не нравилась!
Сказано в прошедшем времени, машинально заметила Гасси. Со стуком бросила ложку, воинственно уставилась на него.
— А почему я должна это объяснять? Может, просто от безделья… Мужчины обычно не утруждают себя поисками этих "зачем и почему": захотелось — и все тут!
Уокен хмуро почесал щеку и отвернулся. Действительно, что он на нее набросился? Она его не провоцировала — ни болтовней, ни улы-бочками, ни взглядами. Она с самого начала дала понять, что его при-сутствие в доме ей неприятно. Может, как раз это все и заводило его? Очень непривычно…
Он поднял руки и обезоруживающе засмеялся:
— Ладно. Извини! Это нервы. У меня уже начинается клаустрофо-бия.
Гасси с видимым недовольством, но приняла его слова. Отверну-лась, вновь принялась помешивать «зелье». Сказала себе под нос — через долгую паузу:
— Я знаю, чего ты добиваешься. Не бывать этому. Таково мое сло-во.
Стивен не стал уточнять — о чем это она.
Потому что эти слова были адресованы не ему.
— Гасси, — позвал он осторожно, стараясь не шевелиться.
— А?
— Иди-ка сюда.
— Зачем? — она все-таки подошла, остановилась перед его креслом Он скосил глаз, показал пальцем.
— Скажи, я, и правда, что-то вижу, или у меня очередные глюки?
— Не было у тебя никаких глюков! — недовольно заявила она, по-смотрела влево и улыбнулась. — И нет. Это домовые.
— Кто?!
— Домовые. Ну, знаешь, домовые эльфы, брауни, ночные хозяева. Ты их видишь? Ну ничего себе!
Ничего себе. Он не понимал, чему она радуется. Он видит домо-вых. Следующими, наверное, будут зеленые человечки…
— А почему их так много? — спросил он, стараясь боковым зрением все-таки разглядеть получше. Тоненькие ручки-ножки, пушистые и шу-стрые. — Должен же вроде быть один?
Гасси спросила сварливо:
— А куда, по-твоему, должны были деться те, чьи дома вы собирае-тесь сносить? Хозяева забрали только пятерых, так что всех остальных приютили мы. Неспокойное соседство, и мой домовой не очень дово-лен, но тут уж ничего не поделаешь… Ты открываешь двери! Ты ви-дишь мохначей! Ну надо же! Этак скоро ты станешь одним из наших!
И ушла, напевая, к своей плите.
Стивен насторожился. Что это значит — одним из наших? Одним из тех, кем повелевает этот дом? Он что — меняется? Или кто-то его ме-няет?
Наверное, глупо спрашивать — кто?
Начнем, наконец, рассуждать разумно?
Анализ ситуации: Дом постепенно его изменяет. Приучает к неве-роятному. Приучает видеть невероятное: все эти двери, домовые, браслеты из лунного света… Манит неведомыми возможностями и не-виданными вселенными. Внушает, что если Стив разрушит его, то тем самым разрушит связь миров и — одновременно — лишит крова многих людей настоящего, прошлого — и, возможно, будущего. И даже — если Стивен правильно интерпретирует свою неожиданную… хмм… тягу к Касси-Гасси Хилл — занимается сводничеством. Этакая сладкая мор-ковка перед ослиным носом.
Выводы: Дом не выпустит его до тех пор, пока не сочтет, что Уокен созрел. Пока не добьется своего. В точности, как обычный террорист. А с террористами не договариваются. С террористами борются. Иногда — их же собственным оружием.
Вопрос: что для Дома дороже его собственной безопасности? Вер-нее — кто? И сможет ли Дом противостоять двойной угрозе — себе и Хо-зяйке?
Итог: хватит наблюдать, анализировать и выжидать. Пора дейст-вовать.
— Очень много дерева, — сказал Стивен.
— Что? — Гасси обернулась. Он вел рукой по стене. Сказал со зна-чением:
— Слишком много дерева. Не боишься пожара?
— Тьфу-тьфу-тьфу! У меня есть огнетушитель. И песок, вон, рядом с камином, видишь?
Стивен поднял голову, разглядывая дубовые балки.
— А ты… дом, не боишься пожара?
Уокен был сегодня каким-то странным… не то чтобы она знала, конечно, каким он бывает обычно… сосредоточенным. И все время на-блюдал за ней. С таким напряженным прищуром… Обдумывал что-то. Ну, она не собирается играть роль его психотерапевта. Уокен накло-нился, разгребая дрова в камине.
— Тебе холодно? — спросила Гасси, наблюдая за ним одним глазом.
— Не так уж, — сухая сосна занялась весело и жарко. Он посидел пе-ред камином на корточках, сунул руку в огонь и достал полено. Гасси не успела ни испугаться ни даже удивиться, когда увидела, как он идет к ней через комнату с горящим поленом в руке.
— Что ты делаешь?..
Сильная рука схватила ее за горло — прочно. Жестко.
— А теперь — выпусти меня!
— Я хочу уйти, — повторил Уокен мрачно. Он держал женщину за горло — Гасси цеплялась за его пальцы, тяжело и часто дыша. Поленце в отставленной руке продолжало гореть. Взгляд его бегал по стенам, по потолку — он не знал, откуда ждать удара. В том, что удар воспо-следствует, он нисколько не сомневался.
— Дай мне уйти! — крикнул, задирая голову. — Я хочу выйти отсюда. Понимаешь? — за неимением лучшего он встряхнул Гасси так, что у той клацнули зубы.
Обернулся на шорох. Люди стояли на балюстраде, осторожно спускались по лестнице: много, очень, очень много людей, большинст-во он и в глаза не видел. Наверное, Дом позвал их на помощь. Взгляд выхватил бледное лицо Ники. Сейчас заплачет…
— Не двигайтесь! — сказал он, и жильцы остановились — безмолв-ные и осторожные. — Я просто хочу уйти, — повторил Стив.
— Пожалуйста, — сказала Гасси. Он подумал, что сделал ей больно, чуть ослабил хватку на горле, но зато плотнее прижал к себе.
— Пожалуйста, — вновь пробормотала она, и Стив наклонился, что-бы расслышать. — Ну пожалуйста, не делайте друг другу больно!
Ей впору о себе подумать, а она все о Доме…
Не только о Доме. Еще и о нем. Она просит и за него — у Дома.
Гасси вскинула голову, едва не боднув его затылком. Сказала, гля-дя перед собой сухими яростными глазами:
— Отпусти его. Ты же видишь, это бесполезно. Ты сделал, что мог, а теперь отпусти его. Он не наш. Не твой и не мой. И никогда не станет нашим.
Резкий голос царапал слух. И — да, и сердце. Ему не нравились эти слова, хотя она говорила истинную правду. Гасси помолчала. Сказала:
— Пожалуйста. Отпусти его.
Было тихо. Так никогда не бывало тихо в этом Доме. Тем более, когда в одной комнате находится столько народу… Никто не дышал, кажется.
Заскрипела дверь — он крупно вздрогнул — повернулся вместе с крепко прижатой к нему Гасси. Заветная дверь, к которой он стремился несколько дней и ночей, открылась. Сама.
— Иди, — сказала женщина.
Он облизнул пересохшие губы. Ловушка? Если да — то где? Перед самым порогом?
— Иди, — повторила Гасси и в голосе ее прозвучало удивление тем, что он медлит.
— Давай-ка вместе, — сказал Стив ей на ухо. Гасси нехотя сделала несколько шагов вместе с ним. Он выпустил ее на пороге — женщина тут же попятилась. Ее взгляд пусто скользнул по его лицу.
— Гасси, я… — сказал он потерянно и отступил в открытую дверь — за дверью почему-то была ночь, что за черт, ведь только что в окна светило солнце! — отступил и сорвался: под ногами оказались не сту-пеньки, а какой-то крутой обрыв. Он покатился вниз, беспомощно пы-таясь за что-нибудь уцепиться — трава и кусты легко вырвались из поч-вы, сланец обламывался и съезжал следом. Падение все длилось и длилось, пока он, наконец, не приложился многострадальной головой о твердый камень. Искры…