Мост в чужую мечту - Дмитрий Емец 8 стр.


В вагончике, согреваемый железной печкой, долго сохраняющей тепло, проживает террорист. В ШНыр и вообще в приличное общество вход ему заказан. Имя террориста Гавр.

Когда по обледеневшему склону Рина добралась до вагончика, было почти светло. Гавр, для которого понятия «день» и «ночь» были глубокой абстракцией, услышал ее издали и царапал дверь изнутри. Рина дернула ручку на себя и сразу, зная, что сейчас произойдет, животом бросилась на пол вагончика. И вовремя. Пытаясь облизать ей зловонным языком щеки, над ней пронеслась огромная туша. Не успела затормозить, зацепила Рину задними лапами и кубарем прокатилась по склону. То ли Гавр не учился на ошибках, то ли ему нравился сам процесс, но процесс повторялся раз за разом. Не успевай Рина уклоняться, она кувыркалась бы вместе с ним.

Гавр примчался секунд через тридцать – хлопая крыльями, как курица, весь в снегу, запыхавшийся и довольный. Высунув язык, он пытался добраться до Рины, которая, зная его привычки, укрылась между печкой и стеной. Выступы у печки были острые, и Гавру непросто было просунуть морду.

За осень Гавр отъелся и стал с молодого льва. Причем размеры следовало умножить на сплошной восторг и вагон глупости. Соразмерять силы он не умел. Гавру казалось, что сбросить человека с откоса и напрыгнуть сверху – забавная шутка. Такая же забавная, как прихватить зубами шею, не прокусывая ее, и оторвать хозяина на полметра от земли. Или смотаться ночью на ферму под Зырянку (всего-то сорок километров напрямую), насмерть перепугать нетрезвого сторожа, разрыть скотомогильник и прилететь утром довольным жизнью, пахнущим негашеной известью и с коровьей головой в зубах.

Отсиживаясь в щели между ребристым боком печки и стеной, Рина обшаривала карманы, отыскивая Обезьяна. Неужели потеряла в снегу? Обливаясь холодным потом, нашла его завалившимся за подкладку. Дешевая пластмассовая игрушка, но Рина не променяла бы ее на слиток золота.

– Я очень находчивая сегодня! Целый день что-то теряю, а потом нахожу, – объяснила она Гавру.

Между досок забился большой сухарь. Рина вытащила его. Осмотрела. Плесень была с одной стороны. Рина отскоблила ее и сунула сухарь в рот, представляя, как микробы в панике пакуют вещички и сматываются.

– Объедаю Гавра! Докатилась! – вздохнула она.

Симулируя напряженную работу мысли, Гавр свесил морду набок и капнул слюной. Убедившись, что он не собирается калечить ее своими восторгами, Рина выбралась из укрытия.

– У нас дела! Ты готов? – спросила она, наклоняясь за седлом.

Седло для гиел всегда поражало Рину легкостью. Оно весило втрое меньше конского, но размерами почти ему не уступало. Каркас и слой кожи. Зато стремена тяжелее конских. Массивные, литые, с шипами наружу, которые можно использовать как шпоры. Шипы, по просьбе Рины, напильником счесал Сашка: Рина представить себе не могла, что захочет вогнать их в бока Гавра.

Обнаружив, что Рина взяла седло, Гавр сообразил, что предстоит полет. От восторга он завертелся на месте, и ей опять пришлось укрываться за печкой. Молодые гиелы как дети – никакого соображения. Хочешь на улицу, так постой минуту на месте, пока тебя застегнут.

Наконец Гавр был оседлан. Прежде чем взлететь, Рина засучила рукав.

Странная штука, грустный пень! Чужие обязанности все почему-то с первого раза запоминают, а свои редко когда с десятого.

Москва со спины гиелы и Москва, которую топчешь ножками, – два абсолютно разных города. Рина и раньше об этом догадывалась, но окончательно уверилась, когда, летая в серых облаках вокруг Химкинского водохранилища, искала точку «Запад». Снизу город представляется правильным или хотя бы стремящимся к логике, и лишь сверху видишь, что это нагромождение косо стоящих зданий, путаных улиц, заводских территорий, бесконечных крыш и забитых машинами дворов. Даже у водохранилища, где, по идее, любое строительство запрещено, бардак страшенный. Лишь девятое по счету кирпичное строение оказалось тем, что она искала.

Не подумав, Рина направила Гавра через бетонную ограду и крайне удивилась, когда Гавр налетел на незримую преграду и кувыркнулся в сугроб. Преграда существовала только для гиелы. Сама Рина от резкого толчка вылетела из седла и, перелетев забор, распласталась на снегу.

Долго она лежала неподвижно, не решаясь шевельнуться. Она не забыла, что Кузепыч рассказывал о ловушках первошныров. Попадешь в одну из них, и все. До дорожки шагов пять. Рина осторожно двинулась вперед.

«Проскочу! Тут близко!» – успокаивала она себя.

Рина проползла, как ей показалось, метров пятьдесят, а дорожка не стала ближе. Напротив, отдалилась.

«Все ясно! – подумала Рина. – Та же штука, что с забором в ШНыре. Надо в противоположную сторону!»

Она повернулась и поползла. Через несколько минут, когда она так замерзла, что не смогла бы сжать руку в кулак, Рина снова обернулась. Дорожка вообще исчезла. Вместо этого справа вынырнула заброшенная собачья будка, в которую какой-то шутник – Рина уверена была, что Ул, потому что это был его почерк, – засунул плюшевую собаку и приковал ее цепью.

Рина зарычала на плюшевую собаку, встала и пошла зигзагами, наудачу, надеясь выйти если не к дорожке, то хоть куда-то. Шарф, закрывавший лицо, обледенел. Со стороны казалось, что у Рины выросла борода. Каменный сарай оказывался то справа, то слева. Но ближе он не становился – это точно.

Неожиданно Рина вновь оказалась у бетонного забора. Точка «Запад» давала ей шанс убраться подобру-поздорову.

– Гавр, ты цел? – крикнула Рина в щель между бетонными плитами.

Ворчание с другой стороны забора, прыжки и царапающие звуки доказали, что Гавр не только жив, но и: а) здоров; б) растерян; в) скучает.

Просунув в щель руку с

Ключ лежал под ступенькой. Хозяйственность Кузепыча проявилась и тут: ключ прятался от ржавчины в закрытой банке, завернутый в промасленную тряпочку. На выключатель, чтобы не отсырел, была нахлобучена разрезанная пластиковая бутылка.

Не тратя времени попусту, Рина поменяла свою шныровскую куртку на сухую, отыскала башлык, шерстяные носки, перчатки, компас и подробную карту-километровку. Ножом вскрыла банку холодной тушенки. Ела она тоже ножом, хотя знала, что, окажись рядом Мамася, лекция на тему: «Как едят психически здоровые люди» была бы обеспечена.

Когда на донышке остался только белый, желейно дрожащий жир, Рина позвонила зоотехнику Александре Леонидовне. По телефону Рина обычно говорила осмысленно и производила на собеседника впечатление более вменяемого человека, чем была на самом деле. Ну это, конечно, если не видеть, что в паузах, пока ей отвечают, она облизывает нож, пытаясь достать языком провалившийся внутрь рукоятки кусок тушенки. Узнав адрес, Рина взяла из ящика закладку. Рука ее дрогнула, когда она увидела под закладкой толстый слой пыли. Сколько же ее не выносили отсюда и даже просто не вынимали из ящика!

«И ведь не в сейфе лежит! Любой шныр может прийти и взять», – подумала Рина.

Тут, как и в других делах шныров, на первый план проступало абсолютное доверие. Даже, как часто казалось Рине, избыточное и опасное доверие. Вроде как с Адамом и Евой. Зачем яблоко в раю висело в свободном доступе? Небольшая решеточка вокруг дерева с пропущенным током, минимальные меры предосторожности, и человек до сих пор сидел бы в раю. Но ведь это было бы уже совсем не то.

Рина сдула с закладки пыль.

«Ничего… Верну еще сегодня!.. Подумаешь!» – успокоила она свою зачесавшуюся совесть. Разумеется, Рина прекрасно понимала, что выносить закладку нельзя. Этим она оставляет пункт без прикрытия и нарушает уникальность шныровской защиты, выстроенной за несколько столетий до ее рождения.

Никакому современному шныру такую закладку в наш мир не внести. Силенки не те… Кажется, так говорил Кузепыч.

«А как я иначе открою двери?.. Ну хорошо, двери можно и

Назад Дальше