Я все раздумывал, как бы это поделикатнее сказать: «Как насчет того, чтобы нам провести тут вдвоем ближайшую тысячу лет и как угодно — в браке или без. А кстати, ты замужем?» Но тут нас прервали. И очень жаль, так как мне как раз удалось сложить в уме довольно изящную и очень оригинальную фразу для выражения этой простой, но старой как мир, мысли.
Пожилой лысый гном — владелец револьвера-переростка — возник за моей спиной и тут же принялся браниться. Я был совершенно уверен, что он ругался на чём свет стоит, хотя язык мне был незнаком. Стар повернулась к гному, что-то спокойно сказала ему на том же языке, подвинулась, освобождая место, и протянула ему форель. Он схватил рыбу и откусил от неё огромный кусок, бормоча уже по-английски:
— В следующий раз ничего ему не заплачу. Вот увидишь!
— А не надо было пытаться обжуливать его, Руфо. Возьми-ка грибов. А где багаж? Мне надо переодеться.
— Вон там! — И он снова принялся пожирать рыбу. Руфо был прекрасным доказательством того, что некоторым людям лучше всегда быть одетыми. У него была ярко-розовая кожа и весьма солидный животик. В то же время мускулатура у него была что надо, чего я и не подозревал, иначе был бы куда осторожнее, отнимая у него «пушку». В глубине души я решил, что, если нам придется схватиться в индейской борьбе, мне придется прибегнуть к какой-нибудь нечестной уловке.
Он взглянул на меня сквозь полтора фунта форели и спросил:
— Не желает ли милорд переодеться?
— А? После того как ты позавтракаешь. И к чему этот титул «милорд»? Ведь последний раз, когда мы встречались, ты запросто тыкал мне в физиономию своей пушкой.
— Очень сожалею, милорд. Но Она велела так поступить… А когда Она приказывает, приходится повиноваться, сами понимаете.
— Меня это устраивает. Кто-то же должен командовать. А меня зови просто Оскар.
Руфо глянул на Стар, она кивнула. Он ухмыльнулся:
— О’кей, Оскар. Претензий нет?
— Никаких.
Он положил рыбу на камень, вытер ладонь о голое бедро и протянул мне:
— Отлично. Значит, вы будете рубить, а я вывозить.
Мы пожали друг другу руки, причем каждый попытался испытать силу другого. Кажется, мне удалось чуть перебороть Руфо, но я вынес впечатление, что не иначе он когда-то занимался кузнечным ремеслом.
Стар казалась очень довольной, у неё снова появились ямочки на щеках. Она уютно устроилась у огня и стала похожа на лесную нимфу, занятую чаепитием во время обеденного перерыва. Внезапно она протянула мне свою сильную тонкую руку и положила её поверх наших.
— Мои храбрые друзья! — сказала она серьезно. — Мои славные мальчики. Руфо, все будет хорошо.
— Вам был Знак? — с интересом спросил он.
— Нет, только предчувствие. Я совершенно спокойна.
— Вряд ли можно что-нибудь утверждать определенно, — возразил Руфо, пока мы не рассчитались с Игли.
— Оскар справится с Игли. — Стар поднялась каким-то необыкновенно гибким движением. — Кончай с рыбой и распаковывай. Мне нужна одежда. — Она сразу стала очень деловитой.
Стар была многолика — ничуть не меньше, чем целый взвод из Женской Вспомогательной Службы. И заметьте — это не гипербола. В этой женщине заключились все прочие — от Евы, раздумывающей, какой из двух фиговых листков пойдет ей больше, до современной дамы, которая жаждет оказаться в недрах самого модного магазина совершенно голой, но с чековой книжкой в руках. Когда я встретил её впервые, она казалась чуть ли не «синим чулком», интересующимся проблемами одежды не более, чем я сам. У меня же лично одежда не вызывала вообще никаких эмоций. Быть представителем нынешнего поколения нерях, значит получить существенную добавку к студенческому бюджету, ибо самые простые джинсы считаются тут аu fait<Здесь — вполне допустимыми (фр.)>, а пропахшая потом рубашка последним писком моды.
При второй нашей встрече Стар была одета в лабораторный халат и узкую юбку, в которых умудрялась выглядеть одновременно и деловой женщиной, и славным парнем. Но сегодня — в это утро, или как его там назвать, она была полна женственности и жизни. Она отдавалась рыбной ловле с такой страстностью, что не могла сдержать восторженных воплей. А через несколько секунд она уже превратилась в девчонку-скаута, с пятнами сажи на щеках, с волосами небрежно заброшенными за плечо, чтобы уберечь их от огня, пока готовила завтрак.
Теперь же это была Вечная Женщина, которой предстояло заняться разборкой Новых Нарядов. Я-то понимал, что надеть на Стар платье было все равно, что покрасить масляной краской королевские драгоценности, но следовало признать, что если мы не собираемся играть в «Я — Тарзан, ты Джейн» в этой лощине до времени, пока нас не разлучит смерть, то какая-то одежда, хотя бы для того, чтобы охранять великолепную кожу Стар от сучков и терниев, определенно понадобится.
Багаж Руфо оказался чем-то вроде небольшой чёрной шкатулки, размерами и формой походившей на пишущую машинку. Он раскрыл её.
И ещё раз раскрыл.
И раскрыл очень много раз.
И продолжал раскрывать до тех пор, пока эта штуковина не приобрела размеры небольшого грузовичка, доверху набитого множеством вещей. Поскольку дома меня прозвали «Правдивым Джеймсом» сразу же, как я начал говорить, то вам придется предположить, что я стал жертвой галлюцинаций, вызванных гипнозом или наркотиками.
Что касается меня лично, то я твердой точки зрения не имею. Всякий, кто изучал математику, знает, что внутренняя поверхность предмета теоретически не обязательно меньше наружной, а каждый, кому довелось видеть, как какая-нибудь толстуха пролезает сквозь узкую щель, знает, что эта теория находит и практическое доказательство. Шкатулка Руфо была лишь расширенным изданием указанного постулата.
Первым делом Руфо достал из шкатулки здоровенный сундук из тикового дерева. Стар тут же открыла его и принялась вытаскивать из таинственных глубин всевозможные прозрачные прелести.
— Оскар, что ты думаешь об этом? — Она прижимала к груди длинное зелёное платье, разглаживая юбку на одном из бедер для лучшего обозрения. Тебе нравится?
Еще бы мне не нравилось! Если это был оригинал (а я и подумать не мог, что Стар наденет жалкую копию), то не стоило пытаться даже вообразить его цену.
— Шикарная тряпочка! — сказал я. — Но, послушай, мы же вроде собирались путешествовать?
— Совершенно верно.
— Но я не вижу поблизости ни одной стоянки такси. Ты не боишься, что платье порвется?
— Оно не рвется. И я не собираюсь его носить. Я хочу только показать его тебе. Разве оно не великолепно? Хочешь, я пройдусь в нём, как манекенщица? Руфо, где мои сандалии на высоких каблуках, ну те, что с изумрудами?
Руфо ответил на том же языке, на котором ругался в минуту своего прибытия. Стар лишь пожала плечами и сказала:
— Успокойся, Руфо. Игли подождет. И кроме того, мы все равно не сможем с ним встретиться раньше завтрашнего утра. Да и милорду Оскару ещё надо выучиться здешнему языку… — И все же она бросила это зелёное роскошество обратно в сундук.
— А вот и ещё одна прелестная штучка, — продолжила Стар, поднимая в воздух нечто. — Это просто шутка, больше ни на что она не годится.
Я понял, что она имеет в виду. «Штучка» была по преимуществу юбкой, с крохотным корсажем, который лишь все поддерживал, но ничего не скрывал стиль, изобретенный на древнем Крите, и, как мне приходилось слышать, все ещё пользующийся популярностью в «Оверсиз уикли», «Плейбое» и в ночных клубах. Это стиль превращал паданцы в настоящие буфера. Впрочем, Стар в этом не нуждалась. Руфо тронул меня за плечо.
— Босс! Не хотите ли взглянуть на арсенал и выбрать, что нужно?
— Руфо, жизнь надо украшать, а не подгонять, — с упреком заметила Стар.
— У нас останется куда больше жизни для украшения, если Оскар выберет то, что применит с наибольшим эффектом.
— Оружие ему все равно не понадобится, пока мы не уладим отношения с Игли. — Стар, однако, перестала настаивать на демонстрации новых моделей и, хотя мне было дьявольски приятно смотреть на неё в это время, я все же с готовностью взялся за инспекцию оружия, которым мне предстояло пользоваться, поскольку предназначенная мне работенка явно того требовала.
Пока я любовался организованным Стар показом мод, Руфо успел разложить коллекцию, которая была чем-то средним между армейским арсеналом и музеем: шпаги, пистолеты, копье футов в двадцать длиной, огнемет, две базуки, между которыми лежал автомат Томпсона, медные кастеты, мачете, гранаты, луки, стрелы, «кинжал милосердия»…
— А почему нет пращи? — спросил я для подначки.
Руфо оказался на высоте:
— Какой тип вам угодно иметь, Оскар? С вилкообразной рукоятью? Или обыкновенную пращу?
— Извини, что затронул эту тему. Из рогатки я никогда и ни во что не попаду. — Я поднял «Томми», убедился, что магазин пуст, и начал разборку. Автомат был почти новехонький, но пристрелянный настолько, чтобы механизм работал как часы. Вообще-то говоря, «Томми» не намного точнее бейсбольной биты, да и радиус действия у него лишь чуть больше. Есть, конечно, и свои достоинства — если из него попадешь в человека, так тот обязательно упадет и не встанет. Оружие это короткое и не очень тяжелое, обеспечивает большую плотность огня на нужное время. Подходящая игрушка для боев в зарослях и для схваток, близких к рукопашной.
Я-то сам, признаться, больше уважаю что-нибудь со штыком на конце для случаев, так сказать, интимного характера и что-нибудь, обеспечивающее высокую точность попадания в тех случаях, когда враждебные действия ведутся с дальних рубежей. Поэтому я отложил «Томми» и взял «Спрингфилд», правда изготовленный на заводе в Рок-Айленде, что было видно по серийному номеру, но все равно «Спрингфилд», Эта винтовочка пробудила во мне те же чувства, что и австралийский «Альбатрос» — ведь некоторые виды механизмов столь совершенны, что единственное средство улучшить их — это сконструировать заново.
Я передернул затвор, сунул палец в ствол, осмотрел мушку. Ствол сверкал, никаких потертостей, на мушке была отчетливо видна малюсенькая звездочка. Чудесное оружие!
— Руфо, а какова местность там, куда мы двинемся? Такая же, как тут?
— Сегодня будет такая же. Но… — он виновато принял винтовку из моих рук. — Здесь пользоваться огнестрельным оружием запрещено. Шпаги, ножи, стрелы — все, что рубит, колет, режет с помощью человеческой руки, пожалуйста. Но не огнестрельное.
— А кто это распорядился так? Он пожал плечами:
— Спросите лучше у Неё.
— Но если пользоваться нельзя, то зачем ты их брал вообще? Да и боеприпасов я не вижу.
— Боеприпасов хватит. Позже, когда мы доберемся до… до другого места… живыми, я имею в виду… А что вам понравилось из разрешенного оружия? Вы из лука стреляете?
— Пока ещё не знаю. Покажи-ка, как это делается. Руфо хотел что-то сказать, но, пожав плечами, взял лук. Надел кожаную перчатку и тщательно выбрал стрелу.
— Вон то дерево, — указал он, — то, у корней которого лежит белый камень. Я буду целиться на высоту груди.
Он наложил стрелу, поднял лук, натянул тетиву и спустил стрелу, все это одним плавным, текучим движением. Стрела вонзилась в ствол дерева в четырёх футах от земли.
— Хотите посоревноваться? — ухмыльнулся Руфо. Я не ответил. Знал, что попасть не смогу, разве что по чистой случайности. В детстве у меня был лук, подаренный на день рождения. Попадал я из него редко, а потом и стрелы куда-то запропастились. Тем не менее, я весьма картинно стал выбирать себе лук, отыскав самый большой и тяжелый. Руфо вежливо откашлялся.
— Разрешите обратить ваше внимание, что этот лук очень туг и тяжел для начинающего.
Я натянул тетиву.
— Найди мне перчатку. — Перчатка подошла, словно скроена по мне (а может быть и была?). Я взял стрелу даже не осматривая, они все казались мне одинаковыми и прямыми. Никакой надежды попасть в это распроклятое дерево у меня не было. Находилось оно ярдах в пятидесяти и имело около фута в диаметре. Я просто намеревался пустить стрелу повыше, рассчитывая, что такой тугой лук обеспечит достаточно пологую траекторию. Больше всего мне хотелось наложить стрелу, поднять лук, натянуть его и спустить стрелу таким же слитным движением как у Руфо, хотелось выглядеть настоящим Робин Гудом, не будучи им в действительности.
Но когда я поднял и согнул этот лук, когда ощутил его мощь, то почувствовал внезапный прилив уверенности — этот инструмент был для меня! Мы были сотворены друг для друга.
Ни о чём не думая, я пустил стрелу.
Она, задрожав, впилась в дерево на расстояние ладони от стрелы Руфо.
— Отличный выстрел! — воскликнула Стар. Руфо глянул на дерево, поморгал, потом с обидой перевел глаза на Стар. Она ответила ему надменной улыбкой.
— Ни в чём не виновата, — заявила она. — Ты же знаешь, что на такие проделки я не способна. Соревнование шло честно… Оба отличились.
Руфо задумчиво посмотрел на меня.
— Хм-м. А не желает ли милорд заключить маленькое пари… на его собственных условиях… что милорду не удастся повторить свой выстрел…
— Не буду я биться об заклад, — ответил я. — Что я — дурачок, в самом деле! — Но тут же взял другую стрелу и положил её на тетиву. Мне нравился этот лук, приятен был даже звук, с которым тетива ударялась о перчатку. Я решился на ещё одну попытку, просто чтобы вновь ощутить слияние с оружием.
Я спустил тетиву.
Третья стрела выросла в точке, расположенной между двумя предыдущими, чуть ближе к стреле Руфо.
— Отличный лук! — сказал я. — Я его возьму себе. Поищи-ка колчан.
Руфо молча затопал прочь. Я снял тетиву и принялся копаться в ножевом товаре. В глубине души я очень надеялся, что из лука мне больше никогда не придется стрелять — даже профессиональный игрок не может рассчитывать на нужный расклад каждый раз, когда он сдает карты, и моя следующая стрела вполне могла превратиться в бумеранг.
Тут было бесконечное разнообразие лезвий, начиная от двуручного меча, по моему мнению, вполне пригодного для колки дров, до крошечного кинжальчика, который дама может спрятать в колготках. И каждый клинок я брал в руки и пробовал… пока наконец не нашел такого, который был мне по руке так, как Эскалибур — по руке короля Артура.
Я никогда не видел ничего похожего, а потому даже не знаю, как следует по науке назвать этот клинок. Скорее всего — саблей, поскольку он был слегка изогнут и заточен, как бритва, примерно на половину длины тыльной части. Конец клинка был остр, как у рапиры, а изгиб лезвия имел столь большой радиус, что клинок мог с одинаковым успехом работать и как шпага, и как сабля. Гарда изгибалась вдоль кулака и плавно переходила в получашие. Хотя точка равновесия располагалась только в двух дюймах ниже рукояти, клинок был достаточно тяжел, чтобы разрубить любую кость. Оружие давало ощущение естественного продолжения руки.
Рукоять, обтянутая шершавой акульей кожей, прямо вливалась в ладонь. На клинке был выбит какой-то девиз, но он был плохо виден среди завитушек дамасской стали, и я не стал возиться с расшифровкой из-за нехватки времени. Этот клинок был мой, мы с ним составляли неразрывное целое. Я вложил его в ножны и застегнул пояс с ножнами на голой талии, чувствуя себя этаким капитаном Джоном Картером, Джедакком из Джедакков, плюс знаменитым гасконцем и его тремя друзьями одновременно.
— Ты не хочешь одеться, милорд Оскар? — спросила Стар.
— Что? О, разумеется. Я только примерял на себя пояс. Но… разве Руфо захватил сюда мою одежду?
— Ты захватил, Руфо?
— Его одежду? Не хочет же он носить тут то, что надевал в Ницце?
— А что, собственно говоря, плохого в сочетании фирменных джинсов и гавайки? — запротестовал я.
— Как вы изволили сказать? Да, конечно, ничего плохого, милорд Оскар, — поспешно заговорил Руфо. — Живи сам и давай жить другим, как я говорю. Я знал когда-то человека, который носил… впрочем, неважно, что он носил… Разрешите показать, что я для вас приготовил.
Мне предоставлялся огромный выбор — от плаща из болоньи до железных лат. Последние я нашел малопривлекательными, так как само их присутствие говорило о возможности ситуации, когда они могут понадобиться. Кроме солдатской каски никаких доспехов я не носил, не стремился носить и не знал, как их носить — и, честно говоря, не собирался водить компанию с теми грубиянами, которые нуждались в чём-либо подобном.