– Да так, Коля, – пожал плечами Захаров. – Ни о чем, в общем-то. Вон, на танки наши новые гляжу, хорошие вроде машинки, а? Долбанем фашистскую гадину и в хвост, и в гриву? Засадим, так сказать, по самые волосатые помидоры?
«Блин, – тут же одернул себя Дмитрий. – Поосторожнее с подобными штампами нужно! Иди, знай, принято ли у них тут выражаться подобным образом… Хотя, стоп, что это я? Это же просто игра, какая разница, как выражаться?»
– Долбанем, конечно, командир, не вопрос… – показалось или нет, но механик-водитель мазнул по его лицу коротким цепким взглядом. Вот уж точно «блин»! Глупая ситуация, ведь игра – игрой, но вести себя все равно нужно так, словно ты и на самом деле человек той эпохи! Пожалуй, придется следить, о чем, с кем и в каких выражениях говоришь…
– Ладно, пошли, вон «батя» что-то подозрительно озирается, как бы не нас искал…
Несмотря на столь обязательный атрибут разгрузки любого воинского эшелона, как полная неразбериха, обильно сдобренная матом и взаимными наездами (как сказали бы во времена Дмитрия) железнодорожников на армейцев, и наоборот, танки без проблем свели с платформ и выстроили на грунтовке. Второй эшелон, с боеприпасами, к этому времени уже разгрузили, и сейчас полуторки и трехтонные «Захары» торопливо покидали станцию, стремясь поскорее увезти прочь смертоносный груз.
Получив машины и покончив с недолгими формальностями, бригада лязгающей змеей, окутанной сизым дымом выхлопов, потянулась вслед за грузовиками. Успев переброситься парой фраз с командиром роты, Захаров уже знал, что разместят их в нескольких километрах от станции, где полностью укомплектуют боеприпасами, топливом и недостающими членами экипажей. Судя по мрачному виду комбата, о сколько-нибудь длительном отдыхе можно было смело забыть: похоже, ситуация на фронте внезапно изменилась, и вряд ли в лучшую сторону. Немного успокаивало лишь отсутствие всяческих слухов, пусть даже на уровне солдатского радио: память младшего лейтенанта услужливо подсказала, что если бы их собирались отправить на передовую в ближайшие дни, хоть что-то уже стало б известно. По крайней мере знающие, как водится, больше других писари и прочие «приштабленные», вроде командирских водителей, пока никаких тревожных сигналов не подавали даже намеками.
Добрались без проблем, хоть Дмитрий с непривычки порядочно наглотался солярочного дыма, поскольку ветра практически не было, а дистанцию между машинами механики-водители, мягко говоря, не соблюдали, и отбил о броню задницу – мотало и подкидывало танк просто немилосердно. Дорога, разъезженная за время распутицы до полного изумления, уже успела немного подсохнуть, представляя ныне и не дорогу вовсе, а самое настоящее «направление», причем противотанковое. Кое-где в глубоких колеях встречались впрессованные в глину измочаленные траками бревна, что тоже плавности хода не способствовало. Четверть века назад сержанту Захарову уже приходилось трястись на броне по каменистым афганским серпантинам, однако сейчас он вынужден был признать, что подвеска у БМП или бэтээра куда как мягче, нежели у «тридцатьчетверки», пусть даже и только что пришедшей с завода. Хм, кстати смешно: «четверть века назад»! Ведь, если судить с позиций этого времени, до
В последний раз рыкнув дизелем, «тридцатьчетверка» замерла, едва заметно «присев» на корму и тут же выпрямившись. Отряхнув с комбинезона насыпавшийся сверху мусор, Дмитрий выбрался из башни, разведя руками густые хвойные лапы. Кстати, нужно сказать башнеру, чтобы обрубил аккуратненько, иначе придется каждый раз в танк, словно в шалаш, блин, заползать. Спрыгнув на землю, с удовольствием потянулся и вздохнул полной грудью – сквозь густой солярочный дух пробивался аромат свежей хвои и измочаленного траками подлеска. Из своего люка лихо выскочил, облапив руками пушку, мехвод:
– Ну, вот мы и дома, командир. Елка – что надо, прям новогодняя, на весь танк хватило, теперь никакой фриц сверху не разглядит, шоб у него и без этого зенки от запора повылазили! Доволен?
– А вон это он как, разглядит? – буркнул Захаров, доставая из кармана давешнюю пачку и вытряхивая из нее последнюю сигарету, из которой высыпалась добрая треть табака. И кивнул в сторону раскатанной танками грунтовки.
Балакин непонимающе проследил взглядом, несколько секунд помолчал, затем вытащил из кармана портсигар, лихо отщелкнув ногтем крышку:
– Командир, брось каку, а то больно кашлять станешь, да и курить там нечего. Держи, – благодарно кивнув, Дмитрий вытащил папиросу. Припомнив оставшуюся в прошлом (или будущем) армию и учебку, привычно смял гильзу, прикурил от протянутой бензиновой зажигалки. Затянулся, с трудом сдержав кашель – ну что ж за дерьмо предки курят, а? Нет, определенно нужно бросать. В своем времени не сумел – так, может, хоть в игре бросит… – А вообще, ты кругом прав, командир, мне уже даже страшно, – неожиданно серьезным тоном продолжил механ, тоже закурив. – Нас по этой тропочке вычислить – как два пальца. Нет, зенитное прикрытие у нас имеется, все дела, пока ехали, сам видал, но… ты прав. Может, с ротным поговоришь?
– А чего не сразу с «батей»? – криво усмехнулся в ответ Дмитрий. – Угадай с трех раз, что они мне ответят? В лучшем случае «не лезь не в свое дело». Такую колею разве спрячешь?
– Другой бы спорил, но не я. Тоже верно, но ты все одно сходи, лейтенант. Сходи. Тебе пока все равно делать нечего, а я танком займусь. Машинка-то вроде знатная, да чужая пока, незнакомая, так что поковыряюсь немного. Чтоб нам в первом же бою кисло не стало, и немец заранее не обрадовался.
– Ладно, – Захаров затоптал окурок. – Схожу. Заодно насчет провианта узнаю, обед скоро.
– Слышь, лейтенант, а ты чего такой? – неожиданно негромко спросил Балакин.
– Какой такой? – внутренне насторожился Захаров, припомнив взгляд механика по пути на станцию.
– Та я и не знаю… странный. Напряженный какой-то. Случилось чего? Нам когда почту раздавали, я видел, и до тебя письмо пришло. Дома какой-то гембель?
– Коля, да нормально все, нормально, ну!
– Извини, командир, я в душу не лезу, просто… нам воевать вместе.
– Вот и повоюем, – да что ж за игра такая, где в душу сапогами залезть норовят?!
– Тут это, – механик на миг отвел взгляд. – У меня после вчерашнего сабантуя спирта немного осталось, может, бахнешь грамм полста? Для нервов?
– Спасибо, но не нужно. К ротному пойду, – досадливо буркнул Захаров – выпить и вправду хотелось отчаянно. – Папиросой только поделись, коль не жалко.
Пока Дмитрий разыскивал командира роты, успел обдумать ситуацию. И даже родил небольшое рацпредложение: в принципе, если выгнать на открытое место пару машин и как следует погонять их в разных направлениях, перпендикулярных набитой колее, может, и будет толк. Пусть немцы голову поломают, за каким овощем вражеские танки катались то вдоль опушки, то к лесу. Однако ротный, капитан Ярошенко, выслушав взводного, лишь досадливо поморщился и, пробормотав «разберемся», отослал его обратно к экипажу. Заметив напоследок, что положение на фронте нестабильное и вообще крайне непонятное, так что есть шанс, что немцы и вовсе не заинтересуются свежими колеями в ближнем тылу русских.
А потом стало не до того: сначала посланный к расположившимся в полукилометре кашеварам башнер приволок наполненные гречневой кашей с тушенкой котелки и термос с чаем, затем начались приемка и погрузка горючего и боеприпаса, продлившиеся до темноты. Качать соляру ручным насосом оказалось тем еще удовольствием, тем паче, что уральские «три-четыре» уже комплектовались навесными баками, которые тоже полагалось наполнить под завязку. После перекура – подальше от танка, разумеется, – всем экипажем дружно оттирали снаряды от смазки, сортировали и перегружали в танк. Сначала заполнили штатную укладку, затем накидали поверх, сколько влезло – против инструкции, конечно, зато согласно приказу командования. Вышло почти полтора БК на борт – неплохо для боя, но весьма фатально в случае детонации. Впрочем, если трезво рассудить, ничуть не менее фатально, нежели взрыв в боевом отделении всего-то парочки последних нерасстрелянных унитаров, так что командование, в принципе, право. А риск, соответственно, оправдан… Перемазались, естественно, по самые брови и потом долго оттирали руки ветошью, обильно смоченной невесть где раздобытым Николаем керосином. Вонь стояла та еще, казалось, закуришь – и полыхнешь вместе со всем лесом. Оставалось надеяться, что принесенные механиком робкие слухи о завтрашнем банно-прачечном дне – и не слухи вовсе, а вполне такая объективная реальность…
Засыпая, Дмитрий поймал себя на очередной мысли, что игра и на самом деле выдалась какой-то очень уж нестандартной: прошло больше половины суток, а активных действий как не было, так и нет. Впрочем, до встроенного в игрулю максимального срока «погружения» в двадцать четыре часа еще оставалось порядочно времени, часов девять. Может, этой ночью они и повоюют? Блин, но если так, нужно ведь предупредить… подготовиться… быть начеку, чтобы успеть…
Сон сморил бывшего десантника и бывшего же геймера с ником «ДИМ-34-76», а ныне полноценного командира танка с бортовым номером «208» на середине неоконченной мысли…
Глава 5
Проснулся Василий, по фронтовым меркам, непростительно поздно – в десять часов, если судить по показаниям диковинных настенных часов, без привычного циферблата и стрелок, вместо которых имелся небольшой стеклянный экранчик, на поверхности которого светились сложенные из отдельных палочек ядовито-зеленые квадратные цифры: 10:02:34… 35… 36. Последние, видимо, отсчитывали секунды, уж больно часто сменялись.
Младший лейтенант лежал на той самой хозяйской кровати в спальне, а вот как он сюда попал, хоть убей, вспомнить не мог. Последнее, что отпечаталось в памяти, – кухня, пустая водочная бутылка и забитая окурками пепельница. Затем – провал. Но нужно полагать, до койки он дошел сам, поскольку помогать явно было некому.
Поднявшись на ноги, Краснов уже привычным маршрутом отправился в ванную комнату. Поскольку постоянное наличие в кране горячей воды все еще оставалось для него чем-то запредельным, Василий, разобравшись с закрывающей ванну занавеской из незнакомого материала, скользкого, полупрозрачного и легко сминаемого в пальцах, принял холодный душ и растерся вчерашним полотенцем, за ночь успевшим высохнуть. Заодно сделав неожиданное открытие, касающееся его нового тела: на правом плече и боку обнаружились давным-давно зажившие пулевые отметины. Именно пулевые, уж чего-чего, а подобных шрамов он в своем времени насмотрелся с избытком – и в госпитале, и в бане, когда парился вместе с бывалыми фронтовиками. Покрутившись перед зеркалом, нашел и уродливые шрамы на месте выходных отверстий – оба давних ранения оказались сквозными. Значит, не ошибся он вчера, когда в собственное отражение вглядывался. Повоевал человек, определенно повоевал. И по глазам видно, и по телу…
Пройдя в одних спортивных трусах на кухню, Краснов выудил из вчерашней пачки последнюю сигарету и неожиданно задался вопросом, где, собственно, в этом коммунистическом мире будущего берут еду или, допустим, курево? Ведь явно ж не на дом приносят, чай, не баре, слуг нет и быть не может? А он по-прежнему ровным счетом ничего не знает об этом самом мире, да и документов вчера никаких так и не нашел… собственно, и не искал, сбитый с толку обнаруженным на книжной полке фотоальбомом о войне.