– Распознавательный сигнал корабля была записан на пленку. Возможно, он и не настоящий. Зачем стали бы рисковать, совершая столь дерзкую операцию, не поменяв сигнала?
– А зачем вообще подавать сигнал? – осведомился Камерон. Теперь он зажмурил глаза. – Зачем же пытаться обманом пробираться на поверхность планеты-тюрьмы, трубя опознавательные сигналы?
– Вот запись. Для нас она ничего не означает. Ваши списки могут вам помочь.
Куопта швырнул на стол Гумбольту небольшой металлический диск. Не произнеся больше ни слова, инопланетянин повернулся и вышел.
Гумбольт испустил глубокий вздох облегчения и поудобнее откинулся в своем кресле.
– Я рад, что он ушел. От этих чудиков у меня мурашки по телу.
– Врага надо знать, – заявил Камерон. – Не забывайте. Он достаточно напуган бегством Кинсолвинга, чтобы прилететь на Гамму Терциус-4. Он же явился в населенный людьми мир. Думаю, что я смогу получить полное разрешение посетить любую их планету.
– Только на те, которые не объявили тревогу по случаю бегства Кинсолвинга, – поправил Гумбольт. – Зачем допускать, чтобы вы дублировали работу их полиции?
– Это не так, директор, – возразил Камерон. – Допуск означает очень многое. У чудиков нет желания сделать информацию легкодоступной для нас. Они могут испугаться, что мы обнаружим истинное местоположение их мира-тюрьмы. Вообразите только, как их преступники начнут использовать это против них.
– Мысль интересная, – произнес Гумбольт. – Но опасность, исходящая из того, что Кинсолвингу известно о Плане, перевешивает подобные размышления.
– А что он знает такого, во что могут поверить чудики?
– Вероятно, ничего. Но мы не можем рисковать, чтобы малейшая информация о Плане просочилась к чудикам. Только не это, – Гумбольт скрестил руки на груди и откинулся в кресле, запрокинув голову. – Жаль, что мы не можем завербовать Кинсолвинга.
– Нет ли какого способа выжечь его мозги и перепрограммировать? – поинтересовался Камерон.
– Едва ли. Те его качества, которые мы больше всего хотели бы использовать, от массивного выжигания мозгов исчезнут. А жаль.
– А что насчет источника его сведений? Насчет Алы Марккен?
– Она просто проговорилась, – слишком быстро ответил Гумбольт. – Дважды она такой ошибки не сделает.
– Ее ведь перевели снова на ГТ-4, да? Возможно, зачислили в персональный штат? – Камерон злобно усмехнулся.
– Это вас не касается. Утечка информации больше не повторится. Ала – лояльный сотрудник и в отношении ММ, и в выполнении Плана. Хотел бы я, чтобы вы проявляли такое же прилежание.
– Разумеется, директор.
Камерон подобрал металлический диск, оставленный инопланетным начальником тюремной стражи. Засунул его в гнездо для чтения. У Камерона поднялись брови от удивления.
– Интересный обман со стороны Кинсолвинга, – заметил он. – Такой иронии я от него не ожидал.
– А что такое?
– Регистрация сбежавшего корабля. Он принадлежит Галактической Фармакологии и Медицинской Технике.
– Совпадение, – обрезал его Гумбольт. – Межзвездные Материалы и ГФМТ никак не могли быть замешаны в этом побеге.
– Если только наш мистер Кинсолвинг не знает о Плане куда больше, чем вы считаете.
– Але неизвестно об участии ГФМТ. Она знает только о ММ. Это совершенно невероятно.
– Оказывается, Кинсолвинг более опасен для Плана, чем вы полагали, директор. Возможно, мне следует начать расследования с ГФМТ, – Камерон улыбнулся, как человек, испытывающий явный дискомфорт.
– Доберитесь до Кинсолвинга, остановите его.
– В наших интересах было бы обнаружить, сколько ему известно о Плане, и выяснить его источники информации. Ваша... м-м... сопостельница, директор, может знать о Плане больше вас.
– Но Ала... – Гумбольт оборвал свое сердитое возражение. Камерон его подзуживал, наслаждаясь зрелищем того, как могущественный директор Межзвездных Материалов пытается выкрутиться из затруднительного положения.
– Я немедленно пущусь по следам нашего доблестного изобретательного мистера Кинсолвинга, – сказал Камерон, – есть у меня несколько мыслишек, как в скором времени привести его к... правосудию.
Гумбольт сделал жест рукой, отпуская Камерона. Тот вышел, робот-следопыт следовал за ним по пятам. Гумбольт хотел бы привести этого робота в действие хоть на мгновение, чтобы обратить дьявольское изобретение Камерона против него же самого. Но он не мог этого сделать. Он нуждался в Камероне. План нуждался в Камероне.
А Кеннет Гумбольт нуждался в долгом разговоре с Алой. Что эта женщина действительно знает о Плане Звездной Смерти и что она рассказала Бартону Кинсолвингу?
Глава пятнадцатая
Оказалось, что Бартон выступает перед восторженной аудиторией. И не важно, что он говорил, пусть даже самые тривиальные подробности о горнорудном деле, Ларк Версаль вслушивалась в каждое его слово, и обожание горело в ее ярких голубых глазах. И Кинсолвинг чувствовал, что он в такой же степени очарован этой красивой женщиной. Когда он говорил, оттенки ее кожи менялись, иногда драматически показывая резкую перемену настроения, иногда слегка, и тонкие оттенки светились сквозь ее прозрачную кожу.
Более мягкие тона, которые превращались в алые и пурпурные, он видел и раньше. Они говорили о ее временном эмоциональном состоянии, она резко переходила от страстного желания его ласк к менее напряженному любопытству к его приключениям. Но в обоих состояниях резко менялись ее краски.
– Расскажи мне еще о тюремном мире, – потребовала она.
Кинсолвинг глубоко вздохнул:
– Инопланетяне просто выбрасывают своих приговоренных каторжников на эту планету. А больше особенно нечего рассказывать.
– Живите или умирайте, предоставленные самим себе, – сказала Ларк, затаив дыхание. В этой фразе она находила истинное очарование. Романтика этой фразы и ее участие в бегстве Кинсолвинга окрашивали ее кожу ярко-алым, переходящим в пурпур. Кинсолвинг и сам не знал, что волнует его больше – эта женщина или ее косметическая окраска.
– Мне никогда не удалось бы выжить даже в течение недели без помощи сассонсенита. Он дал мне выжить на достаточно долгий срок, чтобы я научился выживанию сам.
– Он тебе нравился?
– Да, по-своему. Были и другие, которые мне нравились, но мне не пришлось узнать их так же хорошо. Оказалось, что это похоже на то, чему учил мой профессор в училище. У инопланетян иные взгляды и понятия, но они тоже люди. Узнайте, что для них важно, и они станут для вас больше людьми и меньше... чудиками. – Последнее слово обожгло Кинсолвингу язык. Он слышал его в устах Камерона, Гумбольта и даже Алы Марккен. Это название содержало в себе признаки расовой ненависти, от которой его мутило. Тот краткий промежуток времени, который Кинсолвинг провел на тюремной планете, убедил его в том, что гуманоиды и инопланетяне других видов могут жить бок о бок и даже процветать. У них не было никаких намерений посягать на гуманоидов или на населенные людьми миры. Они владели громадными пространствами для себя, поскольку путешествовали в звездных мирах куда дольше земного человечества.
Разве представители его собственного вида не обошлись с ним куда более жестоко, чем инопланетяне, особенно такие, как жабоподобное существо, которое самоотверженно помогло Кинсолвингу, когда он больше всего нуждался в помощи? Это Гумбольт и Камерон продали его, выдав за виновного в хищении руды из шахты номер два на Глубокой. Ллоры действовали соответственно со своей судебной системой. Ведь даже на Земле случаются судебные несправедливости, не имеющие ничего общего с расовой ненавистью.
– Ты что-нибудь знаешь о Плане? – спросил он у Ларк.
– Плане? Я? – Она расхохоталась, изумруды на ее щеках ярко засветились. – Папочка всегда мне напоминает, чтобы я все планировала заранее. А я никогда так не делаю. Может, просто не умею. Живу сегодняшним днем. Carpe diem, как говорит старинная пословица. Зачем беспокоиться о будущем, когда настоящее так волнует? – Ларк теснее прижалась к Кинсолвингу. – В конце концов, мой дорогой диссиденствующий возлюбленный, ты привнес в мою жизнь куда больше волнующего и захватывающего, чем кто бы то ни было за последние полгода.
Кинсолвингу не хотелось спрашивать, что Ларк находила такого захватывающего в помощи заключенному бежать из тюрьмы. Он не был уверен, что сможет выдержать подробности ее ответа.
– Неважно. Я просто подумал, что ты могла слышать, как упоминают о Плане. Ты ведь вращаешься в высших кругах.
– Я принадлежу к высшим кругам, – поправила Ларк. – Бизнес – это так занудно. Папочка всегда мне говорит, что я должна разбираться в бизнесе, что он введет меня в дело. Зачем забивать себе голову?
– Ведь не можешь же ты вечно бродяжничать среди звезд, – укорил ее Кинсолвинг. – В один прекрасный день тебе понадобятся деньги, занятие, ты захочешь как-то устроиться.
– Да никогда! – с негодованием возразила Ларк Версаль. – Папочка оставит мне тьму-тьмущую денег, куда больше, чем я смогу промотать за десяток жизней. Зачем работать, когда я могу делать то, что мне нравится, – и не важно, где находится то, что мне нравится! А «устроиться», это звучит так, как будто мне надо выбрать место, где будет моя могила. А ведь есть так много всего, что стоит посмотреть и сделать!
– Посетить столько вечеринок, – саркастически заметил Кинсолвинг.
Ларк пропустила мимо ушей оскорбительные слова:
– Да! – воскликнула она. – И получить столько удовольствия! – Ее щеки и лоб вспыхнули светло-оранжевым, что могло бы выглядеть жутким образом, но только не на лице Ларк.
Кинсолвинг начал было протестовать, но руки Ларк оказались много сильнее, чем он рассчитывал. Она опрокинула его очень настойчиво, а к тому времени, как он освободился, у него уже не осталось подлинного желания отрываться от нее.
– Компьютер-навигатор определил четыре РР, созвездие Лиры, и этого достаточно, чтобы нам определиться в космосе, – сообщил Кинсолвинг.
– Значит, мы идем к Гамме Терциус-4?
Кинсолвинг кивнул. Этот путь казался единственным, который открыт для него, при том даже, что он точно не знал, что будет делать, когда окажется в главном штабе ММ. Он не мог ожидать от Гумбольта ничего иного, кроме смерти. А от Алы? Выслушает ли она Кинсолвинга и поможет ли ему?
– Ты знакома с кем-нибудь в иерархии ММ? – спросил он. – С кем-то, кто мог бы просить за меня председателя Фремонта?
– Я не знакома ни с кем из директоров, – ответила Ларк почти печально, – но знаю нескольких молодых вице-президентов. – Ее глаза озорно сверкнули, когда она припомнила, каким образом познакомилась с ними. – Один-то из них, я уверена, сделает для меня все, о чем я попрошу.
– Кто же он?
Не могу припомнись его имени, но его нетрудно будет найти, когда мы окажемся на ГТ-4. Я совершенно точно помню, где его офис.
– И как же ты познакомилась с этим неизвестным юным вице-президентом? – спросил Кинсолвинг, несмотря на то, что не хотел знать никаких подробностей.
– На празднике корпорации, это было что-то вроде празднования по поводу планирования их празднества в ознаменование их двухсотлетия. Что-то в таком духе. Он начал со мной разговаривать, а потом я...
Когда Ларк жестом показала ему, что она сделала, Кинсолвинг взвыл.
– И ты сделала это публично?
– Никто не заметил. Мы пошли в его офис и продолжили. Он предложил мне работу – и все такое, – Ларк рассмеялась при этом воспоминании. – Он и не подозревал, что я в состоянии купить и продать его и еще миллион секретарей. Я чуть не предложила ему место моего помощника, но передумала. Нечего кидаться на каждого.
Кинсолвинг оттолкнул от себя женщину, освобождаясь от ее объятий. Навигатор-компьютер взял направление к Гамме Терциус-4.
Но, как ни пытался, Кинсолвинг не в состоянии был оживить механизмы гипердвигателя. Что он ни пробовал, в ответ загорался только красный огонек индикатора. Кинсолвинг выругал «эти идиотские лампочки», он хотел бы иметь действительные данные, чтобы они дали какое-то объяснение неисправности.
– Ты же говорил мне, что лазеры ничего серьезно не по вредили, – напомнила Ларк. – Почему же мы не можем отправиться к ГТ-4? Ты же знаешь, что я терпеть не могу терять понапрасну время, когда повсюду можно получить столько удовольствия!
– Дай подумать, – устало произнес Кинсолвинг.
Он нажимал на клавиши компьютера и разглядывал экран, где инструкции строчка за строчкой проплывали у него перед глазами. Через час он откинулся в кресле с напряженными глазами, на шее выступили бугорки мышц. Он даже не заметил, что Ларк ушла из кокпита и снова вернулась к нему.
– Ну? – спросила она недовольно. – Почему этот дурацкий корабль никуда не летит?
– Что-то с предохранителями, Ларк, – объяснил он ей. – Нам нужно повернуть, по крайней мере, на пятьдесят световых лет, чтобы отыскать космический док, в котором могут починить дублирующие системы. Мы ограничены, пока не перезарядим аварийные пакеты и не починим поврежденные датчики, хотя повреждения и незначительны.
Кинсолвинг напечатал вопрос и получил немедленный ответ навигатора-компьютера.
– Доступность – около сорока светолет в стороне. Это в стороне от пути к ГТ-4, что означает, что после ремонта нам придется совершить более долгую дорогу, но катер передвинется на сто с лишним световых лет.
– Я одним махом забиралась на пятьсот световых лет, – гордо похвасталась она.
Кинсолвинг покачал головой. Такое расстояние было безрассудством. Маленькие ошибки в процессе взлета на расстоянии пятисот световых лет оборачивались крупными. Большинство полетов осуществлялось небольшими переходами, часто менее чем в двадцать световых лет, с коррекцией курса при каждом возвращении назад в пространство четырех измерений.
Кинсолвинг начал было отдавать команды повернуть на ремонтную станцию, потом остановился.
– Что такое, милый? – спросила Ларк.
– Чем я буду расплачиваться за ремонт корабля?
– Ой, глупенький, не беспокойся. Мой кредит действует повсюду. В какой мир мы летим?
– Эпсилон Триангул-2, – ответил Кинсолвинг, проверив данные.
– Нет нужды волноваться. Я знаю там всех механиков.
Кинсолвинг ни на секунду не сомневался в правдивости ее слов. Он тронул клавишу, и катер погрузился в гиперпространство, следуя математически выверенному курсу.
* * *
– Значит, ты знаешь всех рабочих, – изумленно сказал Кинсолвинг.
Ларк уже поприветствовала каждого из мужчин и женщин, назвав их по имени – и они, кажется, тоже знали ее, как будто бы она исчезала отсюда всего на несколько часов.
– Когда попутешествуешь с мое, узнаешь всех людей, которые могут привести твой корабль в порядок. Обычно «Соловей» не требует много работы, – Ларк пожала плечами. – Но иной раз у меня терпения не хватает, вот я и делаю всякие штуки, вроде попыток связаться по радио из гиперпространства. И все кругом онемело. Да, я вспоминаю, что все меня предупреждали, чтобы я этого не делала. Но ведь все обошлось, – она приникла к руке Кинсолвинга и обольстительно потерлась. – Зато я встретила тебя, Бартон. Все из того, что случается, не может ведь быть дурным, да?
– Может и быть.
Кинсолвинг старался держаться сзади, чтобы рабочие его не разглядели. Он не имел представления, не поднялся ли шум вокруг него. Инопланетяне хвастались, что никто никогда не спасался из их мира-тюрьмы.
Не устраивал ли кто-нибудь раньше побег? И не убивали ли его за это? Или он и в самом деле первый за все времена покинул гравитационное поле той планеты и остался в живых?
– Славный кораблик, – похвалил один из техников. – Напрасно Ларк его изругала последними словами.
– Она бывает груба, – Кинсолвинг решил, что если он не ответит, это привлечет больше внимания.
– Выглядит так, как будто вы в побоище побывали. С одного боку лазер расплавился. Алюминиевая обшивка местами пробита. Датчики перегружены, горючего в аварийных ракетах нет, как будто вы выполняли какие-то тяжелые маневры, – техник повернулся и пристально посмотрел на Кинсолвинга. – А вы часом не втянули Ларк в контрабанду, а?
Растерянное выражение на лице Кинсолвинга заставило техника рассмеяться.