Я застонал и произнес:
- Я не знаю, смогу ли я контролировать... Я не хочу причинить тебе вред.
В ответ она снова слилась со мной в поцелуе, и поцелуй этот был на вкус как чистый, голодный огонь. Я ответил с тем же жаром, наши языки сплетались в танце, а она, охваченная страстью, сталкивала и отбрасывала простыни с кровати.
- Я сражалась с викингами, Гарри, - прорычала она. - Я не стеклянная. Тебе нужно это. Нам нужно это. Заткнись уже, Дрезден. - Затем ее губы снова впились в мои, и я перестал думать о чем-либо еще.
Поцелуй становился все жарче, ее руки смелее. Я потерял счет тому, сколько раз водил пальцами вверх и вниз по ее спине под майкой, от затылка вниз через гибкие мышцы спины, затем через изгибы бедер и обратно, снова и снова, кожей по коже. Ее рот бродил по моей челюсти, уху, шее, посылая импульсы желания по телу, пока напряжение не стало почти невыносимым.
Я зарычал и перевернулся, подминая ее под себя, от чего она резко втянула воздух. Я поймал ее запястья и вжал их в матрас, крепко держа, а затем заскользил вниз по ее телу, пока мой рот не оказался между ее ног. Она была сладкой и тяжело дышала, пока я исследовал ее губами и языком, все больше распаляясь от каждой волны дрожи, пробегавшей по ее телу, от все более неистовых движений ее бедер, от того, как она выгибала спину. Она выкрутила запястья, пытаясь опереться на них в своих движениях... а затем ее дыхание резко оборвалось, а тело выгнулось дрожащей дугой.
Несколько секунд спустя она жадно вздохнула, ерзая и содрогаясь от ощущений, и я снова увидел ее лицо в неверном свете уличных фонарей. Ее лицо покраснело от страсти, глаза были закрыты. Я был возбужден, настолько возбужден, что дальше сдерживаться было больно, и я снова поднялся выше, на этот раз прижав ее запястья над ее головой.
- Да, - прошипела она. - Прямо сейчас. Пожалуйста.
Господи, иногда самой сексуальной вещью, которую женщина может дать мужчине является разрешение.
Мне не нужно было повторять дважды.
Она была скользкой от пота и горячей и я едва сдерживался от того, чтобы просто взять и войти. Крошечная часть меня смогла немного замедлить события, когда я начал входить в нее - пока она не подняла ноги и не вдавила пятками в мои бедра, заставляя меня войти глубже.
После этого я и не пытался сдерживаться.
Она выкрутилась запястьями из моей хватки и обхватила меня руками за шею. Она отчаянно опустила меня ниже, и разница в нашем росте не позволяла мне добраться ртом до ее рта и не выйти из нее при этом. Но я сумел. Наши губы сливались в страстном поцелуе, наше дыхание смешивалось, пока тела двигались в одном ритме. Она извивалась в моих объятиях, ее глаза закатились, когда она снова выпрямилась, а затем ее спина резко изогнулась дугой еще раз, и издала тихий, тихий стон, задрожав. Я не остановился, когда она рухнула на кровать после оргазма, но только больше распалилась от этого, ее тело двигалось навстречу каждому толчку:
- Сейчас, - выдохнула она. - Не сдерживайся, только не сдерживайся.
И вдруг я не смог и не захотел сдерживаться. Я уперся руками в кровать, оторвавшись от ее тела, и мог думать только о том, как мне было хорошо и как росло и росло удовольствие.
- Да, - снова прошипела Кэррин. - Давай же.
Я достиг пика, дрожа...
...И почувствовал, как что-то холодное и твердое уперлось мне в висок.
Я открыл глаза и увидел, что она приставила к моей голове свой "Зиг". В этот момент над ее бровями открылась еще одна пара глаз, горящих дьявольским лиловым огнем, а на лбу проступил пылающий тем же цветом символ, напоминающий по форме песочные часы.
Её голос изменился, стал ниже, богаче и чувственней.
— В самом аду нет фурии страшнее, чем женщина, которую отвергли, — промурлыкала она.
И нажала на курок.
* * *
Я сел в постели Кэррин, пытаясь сдержать рвущийся крик.
Я моргнул несколько раз, пытаясь собраться с мыслями и прогоняя сон. Серебряная серьга в левом ухе ощущалась, как маленький кусочек ледяного свинца, тяжелого и арктически холодного. Я тяжело дышал, слегка вспотев, и несколько порезов горели, причиняя неудобство. Мое тело все болело, и что куда хуже - было до предела взвинчено из-за чувства разочарования, вызванного не до конца удовлетворенным сексуальным желанием.
Я со стоном снова откинулся на постель.
— О, да ладно, — тяжело выдохнул я. — Даже во сне облом? Это же просто, чёрт побери, смешно!
Мгновение спустя, в зале включился щелкнул свет, и дверь спальни открылась.
Кэррин стояла там в своей футболке чикагской полиции и паре свободных тренировочных шортов, держа «Зиг» в опущенной руке.
— Гарри? — произнесла она. — Ты в... — она остановилась, посмотрела на меня и подняла одну темно-золотую бровь.
Я схватил подушку, шлепнул ее на бедра прямо поверх одеяла и вздохнул.
Она разглядывала меня секунду с трудночитаемым выражением лица.
— Прибереги это для ночной битвы, здоровяк, — она начала поворачиваться, но остановилась: — Но как только мы разберемся с нашим делом...
Она снова глянула на подушку и улыбнулась. Эта была удивительная улыбка, веселая, и в то же время озорная.
— Когда мы с ним разберемся, нам нужно будет поговорить.
Я понял, что отчаянно краснею.
Она еще раз улыбнулась такой же улыбкой и сказала:
— Увидимся утром.
Затем закрыла дверь и оставила меня в постели одного.
Но при мысли об этой улыбке я почему-то не возражал.
Глава 15
Кэррин, Вальмон и я явились на бойню на рассвете. Когда я поднялся по лестнице и вышел на подвесные мостки, Джордан и другой оруженосец поспешно бросились в стороны, словно подростки, застигнутые за чем-то предосудительным. При этом Джордан засовывал в карман свой маленький блокнот.
— Привет, Джордан, — весело поприветствовал я его. — Как делишки?
Он сердито уставился на меня.
Я подошел к нему, улыбнулся и произнес:
— Покажи мне блокнот, пожалуйста.
Джордан продолжал сердито пялиться на меня. Он оглянулся на другого оруженосца, стоящего на своем посту в сорока футах от него на пересечении двух подвесных мостков. Другой оруженосец решительно игнорировал Джордана.
Я протянул руку и сказал:
— Просвети меня. Я собираюсь здесь стоять, пока ты не поможешь мне, или Никодимус не придет и не увидит нас.
Губы Джордана скривились в недовольной гримасе. Он вытащил блокнот и шлепнул его в мою руку.
— Спасибо, — поблагодарил я, открыл блокнот на странице, где явно велись последние записи, и начал читать.
«Сейчас 10 коз».
Ответ был написан крупным тяжелым почерком, вероятно, другого оруженосца.
«И ЧТО?»
«Одна пропала вчерашней ночью, и еще одна за последний час. Куда они деваются?»
«ТЫ ГОВОРИЛ ОБ ЭТОМ ХОЗЯИНУ?»
«Да, конечно».
«ЧТО ОН СКАЗАЛ?»
«Ничего».
«ЗНАЧИТ, ЭТО ВСЕ, ЧТО ТЕБЕ СЛЕДУЕТ ЗНАТЬ».
«Рядом с нами что-то есть. Опасное. Ты чувствуешь?»
«ЗАТКНИСЬ И ДЕЛАЙ СВОЮ РАБОТУ».
«Но что э...»
И запись кончалась резкой каракулиной.
Я закончил чтение и посмотрел на Джордана:
— Малыш, ты должен спросить себя: почему твой босс не хочет отвечать ни на какие вопросы.
Кэррин многозначительно прочистила горло.
— Нет, я хочу отвечать, — произнес я подчеркнуто медленно, — просто не прямо сейчас, — и вернул блокнот Джордану: — Вот для чего Нику нужны козы. Он кормит кого-то.
Лицо Джордано побледнело, но он все равно не ответил.
— Малыш, твой босс причинил вред множеству хороших людей. Убил некоторых из них.
На мгновение в памяти мелькнуло воспоминание о Широ. Старый рыцарь отдал свою жизнь в обмен на мою. Никодимус и компания убили его. Ужасным способом.
И они всё ещё должны мне за это.
Должно быть, что-то отразилось на моём лице, потому что Джордан отступил на шаг, сглотнул и одной рукой потянулся к оружейному ремню.
— Будь умнее, убирайся отсюда. Придёт время, и Никодимус пустит вас на фарш при первом удобном случае. Я не знаю, что он наобещал вам, парни. Может быть, собственную монету, однажды. Вашего личного ангела в бутылке. Я через это проходил. Всё не так, как кажется.
На лице Джордана помимо беспокойства появилось сомнение.
Думаю, не так уж много парней, взявших Тёмный динарий, смогли отказаться от него.
— Поверь мне, — продолжил я, — чтобы там вам ни говорили, от падших не стоит ждать ничего хорошего.
Я кивнул ему и пошел дальше. Кэррин и Вальмон поспешили за мной, чтобы вместе спуститься в цех.
— Ну и что ты сейчас делал? — спросила меня Кэррин.
— Сеял семена раздора, — ответил я.
— Они фанатики. Неужели ты думал, что сможешь их тут же переубедить?
— Да, он фанатик. А еще он ребёнок. Сколько ему, двадцать три? Кто-то должен рассказать ему правду.
— Даже если ты знаешь, что он тебя не послушает?
— Эта часть — его выбор. Но я могу выбрать рассказать ему правду. Что я и сделал. Остальное зависит от него.
Кэррин вздохнула:
— Если ему отдадут приказ, он пристрелит тебя не моргнув глазом.
— Может быть.
— Сегодня в загоне только десять коз, — заметила она.
— Ага. Охранники думают, что-то забирает их.
— Они думают? Но не видели что это?
— Очевидно, нет.
Кэррин оглядела склад. По крайней мере десять внушительно выглядящих мужчин с оружием стояли в непосредственной видимости от загона с козами.
— Меня это немного беспокоит.
— И не говори, — ответил я. — Есть не так много способов спрятаться. Я смогу увидеть, если буду знать, куда смотреть.
— Думаешь, эта штука была с нами тут вчера?
— Ага. Вероятно.
Она пробормотала что-то себе под нос.
— Это довольно пугающе или что-то вроде. Ты можешь просто использовать своё магическое зрение?
— Мог бы, — подтвердил я. Чародейское Зрение позволяло видеть магию и проникало сквозь любые магические иллюзии, чары или завесы, но имело свои недостатки. — Но в последний раз, как я его использовал, увидел такое, что пролежал несколько часов, свернувшись в нечленораздельно мычащий клубок. Не думаю, что мы можем себе такое позволить прямо сейчас. Мне придётся использовать что-нибудь более тонкое.
— Тонкое? — повторила Вальмон. — Тебе?
Я поморщился и заслуженно проигнорировал это замечание.
— Мистер Дрезден! — воскликнул Никодимус, когда мы добрались до бассейна из света вокруг стола для переговоров. — Как раз вовремя. Хотите пончик?
Я посмотрел мимо него на стол с закусками. Он действительно был завален пончиками разных сортов. Некоторые даже с глазурью. Мой рот немедленно откликнулся небольшим водопадом слюны.
Но это были Пончики Тьмы. Дьявольские, проклятые пончики, запятнанные тёмным отродьем...
...которые, несомненно, могли быть спасены, только пройдя через очистительную огненную геенну пищеварительного тракта чародея.
Я по обыкновению пялился на всех сидящих, огибая стол на пути к подносу с пончиками.
Никодимус и Дейрдре выглядели точно так же, как и вчера. Вязальщик и Эшер, сидевшие немного в отдалении, шептались друг с другом. Вязальщик в своем сдержанном тёмном костюме ел какое-то незнакомое мне пирожное.
Перед Эшер стояла тарелка, усыпанная крошками от пончиков, которые она, очевидно, прямо сейчас пыталась спасти от геенны огненной. Она снова переоделась в джинсы и свитер и собрала волосы. Несколько локонов выбились из причёски и слегка подпрыгивали при разговоре. Она слегка кивнула мне, когда я проходил мимо, и я ответил ей тем же.
Чуть в стороне от всех остальных за столом сидел ничем не примечательный мужчина, которого вчера здесь не было. Сильно за тридцать, если не ошибаюсь, среднего роста, выглядит крепким, как будто мышц у него было куда больше, чем казалось под джинсами и свободной дизайнерской спортивной курткой. Черты его лица были чёткими и приятными, но не по-настоящему красивыми. Слегка темноватый цвет и правильные черты лица делали его похожим на жителя практически любой точки Западного полушария, да и некоторых других частей света. В чёрных волосах виднелись редкие нити седины.
Одна вещь в нем не была средней — его глаза. Золотисто-коричневого цвета с вкраплениями бронзы. Но не это было самое странное. Они блестели. Это было похоже на игру света: металлический отблеск появлялся на их поверхности на секунду и тут же исчезал. Это не были человеческие глаза. Он выглядел человеком по всем статьям, но что-то в нём было не так.
И ещё кое-что беспокоило меня в нем...
Он был совершенно расслаблен.
Никто в этом чёртовом здании не был расслаблен. Это место было тревожащим по своей сути. Пронизанным тёмной энергией. Заполненным опасными существами. Я знаю, что выглядел напряжённым. Кэррин пряталась за каменным выражением лица, но я видел волосок, отделявший её от вспышки насилия. Вязальщик выглядел так, словно пытался наблюдать за всеми сразу, чтобы благоразумно удрать в подходящий момент. Взгляд Эшер всё время метался. Никодимус и его дочь пытались излучать в эфир незаинтересованность, изображая уверенность и расслабленность, но были параноиками по своей природе. Я знал, что они готовы атаковать в любой момент. Даже Вальмон выглядела так, словно была готова броситься в любом нужном направлении, как крыса, рискнувшая на путешествие по открытому полу ради чего-то съестного.
Язык тела каждого из нас кричал, предупреждая остальных, что мы потенциально опасны или, по крайней мере, повышенно напряжены.
Но не новый парень.
Он сидел, ссутулившись в своём кресле, с полузакрытыми глазами, словно был не в силах держать их открытыми. Перед ним стоял полупустой пенопластовый стакан с кофе. От чистой скуки он выскоблил на нем решётки большим пальцем и несколько раз сыграл сам с собой в крестики-нолики. В нём не было ни намека на жестокость или напряжённость, беспокойство или осторожность. Совсем.
И от этого волосы на моей шее встали дыбом.
Парень был то ли идиотом или безумным, то ли таким опасным, что совершенно не волновался по поводу заполнивших комнату людей. А Никодимус вряд ли нанял бы идиота или безумного на такую работу.
Я раздобыл себе пончик и кофе. Предложил Кэррин и Вальмон. Но никто из них не желал спасать пончики от развращающего влияния Никодимуса. Не каждому дано быть крестоносцем как мне.
— Рад слышать, что вчера вечером все прошло успешно, — начал Никодимус. — Добро пожаловать в нашу компанию, мисс Вальмон.
— Спасибо, — ответила Вальмон осторожно. — Я несказанно рада получить такую возможность.
Улыбка разрезала лицо Никодимуса:
— Да неужели?
Ответная улыбка Вальмон получилась милой и пустой. После того, как я сел, она заняла кресло рядом со мной, сделав таким образом заявление. Кэррин, как и раньше, заняла позицию позади меня.
— Полагаю, папка у вас? — спросил Никодимус.
Я полез в карман плаща и задержал там руку немного дольше, чем было необходимо, а затем выдернул папку, немного резче, чем требовалось.
Все подскочили на месте или выдали ещё какие-то неуверенные движения. Вязальщик вздрогнул. Никодимус вцепился в столешницу. Волосы Дейрдре дёрнулись, будто уже хотели ожить и заостриться. Эшер дёрнула плечом, будто собиралась вскинуть руку в защитном жесте, но вовремя остановила себя.
Новый парень продолжал излучать ленивую уверенность. Он даже улыбался, совсем чуть-чуть.
Я положил папку на стол, повернул голову к новому парню и спросил:
— А это кто?
Прежде чем ответить, Никодимус кинул на меня осуждающий взгляд:
— Прошу всех поприветствовать Гудмана Грея. Мистер Грей любезно согласился помочь нашему проекту. Я уже рассказал ему о каждом из вас.
Грей поднял свои странные глаза и обследовал стол вдоль и поперёк.
Его глаза остановились, зацепившись за Кэррин.
— Не обо всех, — сказал он. У него оказался звучный баритон и лёгкий акцент уроженца Нижнего Юга. — Уверен, что вы не упоминали эту женщину, Никодимус.