— Оно совсем близко!
Его руки швырнули меня на пол, и я услышал, как сам он грохнулся сзади. В этот момент нас накрыло. Все вокруг заполнилось шумом, и я вдруг отчетливо понял его природу — это был шум хлопанья тысяч и тысяч крыльев. Гигантская стая каких-то существ проходила над нами, не издавая никаких других звуков, кроме этого неживого хлопания, и это было так жутко, что на несколько мгновений я потерял способность дышать. Потом я почувствовал, как одно из существ запуталось у меня в волосах и завозилось там, пытаясь вырваться и царапая кожу острыми маленькими когтями. Холодный кожистые перепонки опустились и накрыли мое лицо; я задохнулся от отвращения и, изо всей силы мотнув шеей, ударил головой о стену. Существо пискнуло и разжало когти, и я почувствовал, что мое лицо свободно. Хлопанье длилось еще минуту или две, а потом все стало замирать в направлении центральной шахты. Я услышал как выругался Олег, и увидел вспыхнувший за спиной луч света.
— Охренеть можно, — выдохнул рысьеглазый, переведя луч на раздавленное тельце, валявшееся на полу. — Летучие мыши! Но сколько!
— Кто-то их вспугнул, — сказал я. — Там, в глубине… Он сидит и ждет.
Рысьеглазый кивнул — я скорее угадал, чем увидел это.
— Недолго ему осталось ждать, — сказал он.
Интересно, подумал я, как бессмертные реагируют на очередь из Калашникова? Ну, допустим, убить Хромца из автомата нельзя, но хоть какой-то ущерб ему нанести можно? В конце концов, даже если он регенерирует как амеба, то на заживание рваных ран от пуль со смещенным центром тяжести требуется время. Знать бы еще, какое…
Мы пробирались по коридору, то и дело поскальзываясь на свежем помете. В лицо все сильнее дул теплый воздух — там, впереди, угадывалось какое-то открытое пространство. Логически рассуждая, высокое и обширное, поскольку должна же была такая масса летучих мышей где-то гнездиться. И по мере нашего приближения к этому месту идти становилось все тяжелее и тяжелее — мы словно рвали невидимую паутину, затягивающую туннель все гуще. Внезапно меня охватило неподдающееся контролю желание развернуться и броситься со всех ног обратно. Возможно, я бы так и сделал, если бы не уткнувшийся мне между лопаток ствол автомата. Затем я почувствовал ужас. Не страх, не подрагивание в коленках или что-нибудь еще в этом роде — ужас, древний, как ночь, поднялся из глубин моего сознания, грозя разорвать мое сердце. Я ощутил, как немеют мои лицевые мускулы.
— Тот-Амон, — сказал Олег негромко, и ужас отступил.
— Что? — ошалело спросил я, оборачиваясь. Рысьеглазый не ответил. Его лицо, застывшее как гипсовый слепок, было лицом робота, и я понял, что он не произнес ни слова. Он не мог произнести ни слова, он так же боролся с ужасом, как и я, только его методы борьбы были другими. И еще я понял, что ничего не означавшее для меня словосочетание «Тот-Амон» произнес я сам.
— Тот-Амон, — снова пробормотал я, будто вспоминая что-то давно забытое. — Сады страха…
Под ногами мягко и упруго заколыхалась насыпанная над глубокими известняковыми цистернами почва. Цистерна… в них обитали странные безглазые существа, которым иногда бросали рабов, колодцы, ведущие вниз, скрывались где-то здесь, в буйной растительности, среди пальм и роз Садов Страха…
Вспыхнул свет. Он хлестнул по глазам, как плеть, и я временно ослеп. Растерянно пытаясь справиться с мельканием желтых и красных пятен, я почувствовал, что меня снова толкают на пол, услышал короткую автоматную очередь и звон разбившегося на миллионы осколков огромного стекла. Сады Тот-Амона исчезли, я лежал на металлическом полу туннеля, а рядом со мной лежал рысьеглазый, уперев магазин автомата в неровный шов плиты. Коридор заканчивался метрах в десяти от нас, а дальше смутно угадывалось во тьме какое-то громадное помещение или пещера. Оттуда ударил в нас луч гигантского прожектора, уничтоженного Олегом, и где-то там, впереди и вверху, медленно одна за другой загорались потрескивающие синие лампы. Помещение становилось видно все лучше. Это был гигантский зал, стены которого уходили вверх метров на двадцать. Глубину его определить было пока трудно: лампы загорались, главным образом, перед входом и под потолком, а дальняя часть зала по-прежнему оставалась затемненной. Прожектор, скалящийся осколками фонаря, висел на двух черных паучьих кронштейнах посредине зала. А под ним на громоздком металлическом кубе непонятного назначения переливался отблесками синего пламени Череп Смерти.
И я понял, что мы достигли Конца Пути.
— Что это? — спросил Олег, не поворачивая головы. Я не ответил. Я смотрел в пустые глазницы хрустального Черепа, зачарованный исходившим от него свечением. Это был он, Череп Смерти, Око Виракочи, Хрустальный Ужас, вещь более древняя, чем все вещи нашего мира, исключая, быть может, Чашу, вещь, с которой началась для меня эта история и которой она, по всей видимости, должна была завершиться. Наконец, я заставил себя оторваться от завораживающего взгляда этой мертвой призрачной головы и поискал глазами Чашу. Чаши нигде не было, не видно было также и Железной Короны с Камнем, о которой я знал только со слов Лопухина-старшего.
Вспыхнула, потрескивая, последняя лампа. Гудели невидимые генераторы, равномерно выдыхая нам в лицо сухой теплый воздух. Густая тяжелая пыль, гонимая этим искусственным ветром, невысокими волнами перемещалась по ровному полу, по зачехленным пультам и панелям каких-то приборов. Зал казался мертвым, но кто-то прятался в нем — кто-то, включивший прожектор и лампы. И этот кто-то видел нас, а мы его — нет.
— Что будем делать? — спросил я рысьеглазого. На этот раз не ответил он, и я подумал, что зря все-таки не воспользовался своим единственным шансом тогда, в туннеле, когда руки его были заняты прибором ночного видения. Олег напряженно вглядывался в пугающую пустоту зала, и его автомат еле заметно перемещался вправо — туда, где между корпусами двух зачехленных машин темнел глубокий черный провал.
Внезапно он трудноуловимым движением перекатился на спину и снова на живот, оказавшись под прикрытием противоположной стены. Теперь нас разделяло четыре метра пустого пространства. Олег бросил еще один взгляд на черный провал и перевел автомат на меня.
— Встать! — тихо, но отчетливо скомандовал он.
Я почувствовал острую, неожиданно щемящую обиду. Странно было бы ожидать чего-то другого от человека, который всю дорогу держал тебя под прицелом, и все же где-то в глубине души я до конца надеялся, что мы будем сражаться вместе. Но Олег не хотел драться вместе со мной. Он предпочел выставить меня вперед как приманку и мишень, чтобы выманить Хромца из его убежища. На секунду мне захотелось демонстративно встать и пойти обратно, чтобы получить пулю в спину. Потом я вспомнил о Наташе.
— Сука, — ответил я так же тихо и поднялся.
Я шел по коридору к порогу зала, сжимая в скованных руках бесполезный теперь фонарик. Впереди щерил свои кристаллические зубы Череп Смерти, сзади смотрел мне в спину зрачок АКСа. Шаги гулко отдавались в гигантской раковине распахнувшегося надо мной пространства — прятаться теперь было бессмысленно.
Я сделал несколько шагов по направлению к металлическому кубу. Мои ботинки оставляли в пыли глубокие следы, но набегавшие пылевые волны тут же заносили их. Пять шагов… десять… хрустели под ногами осколки стекла… пятнадцать… куб был совсем близко. Теперь я хорошо видел Череп — он не светился собственным светом, его бесчисленные отшлифованные грани отражали свет горевших под потолком ламп.
— Остановись, — сказал чей-то голос.
Я замер — мне показалось, что это произнес Череп. И только секунду спустя я понял, что голос доносился откуда-то сбоку.
Несколько очень длинных, очень страшных мгновений в зале было тихо. Где-то под потолком поскрипывали, раскачиваясь, кронштейны прожектора. Скалился Череп.
— Возвращайтесь, — предложил голос, когда эти мгновения истекли.
— Вы не в силах изменить то, что предначертано. Щепка не может остановить поток.
Это был все тот же голос, он все так же мастерски менял интонации, — сейчас он был отрешенным и величественным, — но это все равно был голос человека, которого я ненавидел всеми силами своей души. Голос Хромца.
— Я дарю вам жизнь, хотя вы ее и не заслужили. Я дам вам уйти, чтобы вы могли встретить Приход Ночи… Ибо Ночь близка.
Я, наконец, пришел в себя и обрел дар речи.
— Ты, козел, — заорал я во всю глотку, — отдай мою девушку!
Его ровный, бесстрастный голос перекрыл мой крик — он продолжал говорить, как ни в чем не бывало, и я почему-то подумал, что он читает речь по бумажке.
— Смертные! — пророкотал Хромец. — Возвращайтесь туда, откуда пришли! Я могу стереть вас в пыль, могу ввергнуть в огненные бездны… Но я добр. Я отпускаю вас, чтобы вы увидели исполнение мечты, которой более двух тысяч лет, и предначертания, которое старше вашего мира… Идите!
Когда он сказал «идите», я, наконец, установил источник звука — им был небольшой динамик, вмонтированный в стену за неясными громадами машин слева от меня. Окончательно убедившись, что самого Хромца поблизости нет, я шагнул вперед и протянул скованные руки, чтобы взять Череп.
Казалось бы, эта история должна была бы отучить меня удивляться чему-либо. И все-таки я совершенно обалдел, когда Хромец появился в пяти метрах передо мной по ту сторону металлического куба. Он возник на пустом месте, словно соткался из воздуха. Властным движением он поднял руку –колыхнулись тяжелые складки странного золотистого одеяния, — и я остановился. Не от удивления, как в первый раз, а от того, что не мог больше пошевелить ни ногой, ни рукой.
— А, Ким, — произнес он уже совершенно другим, обычным и, я бы даже сказал, усталым голосом. — Опять вы… Я ведь предупреждал вас, по-хорошему предупреждал… Чего ради вы сунулись в эти норы?
Я попытался пошевельнуть губами — не получалось. Было такое ощущение, как будто мышцы лица скованы заморозкой, вроде той, что применяют дантисты. Только тут в меня заморозки вогнали литра три.
— Наташа, — сипло выдохнул я одним горлом.
— Наташа? — переспросил он, удивленно подняв брови. — А, это та самая девица, которую вы все никак не могли поделить с внуком археолога? Да бросьте вы, Ким, в самом деле… Речь идет о вселенском могуществе, об играх богов, а вы про какую-то девку…
— Где? — хотел спросить я, но из горла вырвалось что-то вроде рычания. Он улыбнулся — жуткой, мертвенной улыбкой скелета.
— Что-то я плохо слышу вас, Ким…
И в эту секунду рысьеглазый сзади рявкнул:
— Ложись!
Нечеловеческим усилием я напряг парализованные мышцы и рванулся вперед. Никакого движения у меня не получилось, но я потерял равновесие и начал медленно валиться в направлении куба. Я слышал, как над самой моей головой свирепо прожужжала выпущенная Олегом короткая очередь, а потом металлический пол стремительно придвинулся и врезал мне по морде. Стало очень больно, я закрыл глаза и шмыгнул разбитым носом, а когда сделал это, понял, что могу двигаться. Я выплюнул выбитый зуб и поднялся. Сзади гремели шаги — это подходил Олег, держа автомат дулом к земле.
— Ну вот и все, коллега, — весело сказал он, хлопая меня по плечу.
— А ты боялся…
Я огляделся. Хромец лежал там, куда его отбросила очередь из автомата, — на кожухе какой-то громоздкой машины. Золотистая тога, облегавшая огромное тело, в нескольких местах была залита темной кровью. Пули вошли в него наискосок — от левого бока до правой ключицы, разорвав грудную клетку. Он был мертв. Несомненно и однозначно мертв.
— Готов, — безо всякого сожаления произнес Олег, обходя куб. — А нечего подставляться, дурик лысый…
Я по-прежнему стоял столбом. Я никак не мог поверить, что с моим страшным врагом, с эти бессмертным монстром будет покончено так легко и быстро. Но Олег не знал, что Хромец бессмертен…
— Где же Чаша? — бормотал он, подходя к трупу. — Чаша, она же должна быть у этого подонка…
— Вы совершенно правы, — любезно отозвался мягкий, вкрадчивый голос. — Чаша у меня.
Олег медленно обернулся. Я увидел его лицо: ни страха, ни удивления не было в его глазах. Там блестела сталь — холодная, безжалостная сталь.
Сам я не мог заставить себя обернуться. Мне почему-то казалось, что там я увижу что-то неописуемо страшное. Однако я ошибся — самое страшное происходило за спиной рысьеглазого. Прошитое пулями тело Хромца начало медленно таять. Оно съеживалось, будто его поливали невидимой кислотой, издавая шуршащие звуки, и скоро исчезло совсем. Тогда я отступил на шаг и тоже обернулся. На пороге зала стоял Хромец.
Он был и похож, и непохож на своего исчезнувшего двойника, сдувшуюся куклу, растворившуюся тень, или как там еще назывался этот фантом. Он стал выше ростом — по-моему, в нем уже было больше двух метров. Складками ниспадало на пол точно такое же золотистое одеяние, но на этот раз перетянутое красным поясом с бахромой. За поясом что-то блестело, но я не мог разобрать, что именно. И еще — на голове у него была Железная Корона. Простая полоска темного металла, в центре которой тускло отсвечивал желтоватый камешек. Волшебный камень Чандамани, надо думать. До него было метров пятнадцать. Это если считать от меня, Олег находился еще дальше, метрах в пяти, за кубом, на котором беззвучно зиял пустыми глазницами Череп Смерти. Я переводил взгляд с одного на другого и проклинал судьбу за то, что на мне так не вовремя оказались железные браслеты.
— Отдайте Чашу, — хрипло сказал Олег.
— Вам? — осведомился Хромец по-прежнему любезно. — Ни за что. И, поверьте, это вовсе не от пренебрежения к вам лично. Даже если бы сам Нергал, повелитель нижнего мира, явился бы сейчас за этой маленькой вещицей, я бы и ему ответил то же самое. Чаша моя. Я искал ее две тысячи лет. Вам, юноша, этого не понять.
— Да что вы говорите, — удивился Олег. Он медленно выходил из-за куба, и автомат в его руке по-прежнему смотрел дулом в землю. — Две тысячи лет? Ай-яй-яй, как долго…
Ясно было, что он согласится с чем угодно, лишь бы отвлечь Хромца и выиграть пространство для маневра. Надо было уходить с линии огня, и я незаметно шагнул вправо, под прикрытие огромного металлического шкафа.
— Брось свою пукалку, — сказал вдруг Хромец с классической блатной интонацией. — Все равно выстрелить не успеешь, афганец хренов…
И тут Олег, находившийся уже посередине прохода, вскинул руку — маленький автомат вздернул свое хищное рыльце — и выстрелил.
Но, на мгновение опередив его, рука Хромца метнулась к поясу, и что-то, блеснув в неверном свете ламп, со свистом рассекло воздух. Очередь ушла в сторону, глухо пробарабанив по бронированному шкафу, за который я успел отпрянуть, и в следующую секунду Олег выронил автомат.
Он поднял руку, и я увидел, что в его ладони торчит, пробив ее насквозь, металлическая звездочка странной конфигурации. Такие звездочки — сюрикэны — были излюбленным оружием средневековых японских лазутчиков-ниндзя…
Из-за шкафа мне было не разглядеть, какие действия предпринимает в своем углу Хромец. Но я увидел, как здоровая рука капитана спецназа скользнула к голенищу высокого сапога и метнула через весь зал тонкую стальную полоску. Продолжая двигаться со скоростью раненого леопарда, Олег нагнулся, чтобы подхватить автомат, и тут налетевший от дверей золотистый вихрь отбросил его назад и сбил с ног.
Посередине зала будто забилась в странном танце гигантская золотая бабочка. Я завороженно смотрел, как движется размытая, будто при ускоренной съемке, фигура Хромца, как взлетают тяжелые одежды, как пытается подняться Олег и как новые удары отбрасывают его на пол… Потом я повернулся — и побежал к выходу.
Вся надежда была на то, что капитан продержится еще минут пять. За это время я добрался бы до тела Сергея, освободился от наручников и взял арбалет. О том, что я буду делать потом и сколько еще времени мне понадобится, чтобы добраться до Хромца, я не думал. Главным было вернуть арбалет.
Я вырвался в коридор и замер, будто натолкнувшись на невидимую стену. Навстречу мне из темной глубины тоннеля брел, неуклюже переваливаясь на непослушных лапах, огромный пес с разодранным боком. В зубах у него было крепко зажато ложе Нефритового змея, а чехол с Жалом, привязанный шелковым шнуром, волочился позади. В десяти шагах от меня пес поднял голову, и я увидел в его глазах слезы.