Забившись в траву, русалочка с минуту тихо сидела там, затем из-за камушка не без любопытства выглянуло ее лицо. Я подумал о том, что кажусь ей еще более страшным, чем Филька, настоящий Гулливер - есть от чего прийти в ужас! - и отвел глаза.
Тетя Леля с трогательной заботой обихаживала редкую диковинку. То, что русалочка отвергала еду, тетку беспокоило не менее, чем меня. Тревожила и предстоящая дорога. Я видел, как тетка разрывается между желанием сообщить о своем улове научно-исследовательскому институту и боязнью повредить русалочке.
Детская, мечтательная улыбка озаряла лицо тети Лели, когда она наблюдала, как русалочка изучает брошенные в аквариум ветки водяного папоротника и ричии или делает какие-то странные движения, отдаленно напоминающие танец. И когда пришел день отъезда, мне было слегка жаль увозить от тетушки эту игрушку, к которой она успела привязаться. Все же я убедил ее в том, что оставлять девочку-рыбу без моего присмотра сейчас нельзя.
- Да-да, возможно, - кивала тетка, и ее короткая челка как-то жалобно подрагивала на лбу.
В поезде было душно, и я часто заглядывал под вагонный столик, куда поставил бутыль с русалкой. Людмила ехала насупившись, всем видом давая, понять, что в схожу с ума, возясь с этой дерыбой, то есть девочкой-рыбой, как назвала она русалочку. Жена как-то очень быстро привыкла к ее чудесности и воспринимала ее не так, как я. Ее уже раздражало, что надо поминутно следить за тем, как бы не расплескалась вода. Ехавшие с нами в купе муж с женой, люди немолодые и усталые, узнав, что я везу детям аквариумных рыбок, потеряли к бутыли интерес. Меня же переполняло чувство приобретения чего-то, названия чему и не подберешь, чего не купишь ни за какие деньги. Лишь одно волновало и пугало: чем все же кормить русалочку? Пошел четвертый день, как она ничего не ела. Сколько она может без еды? Добавочным стрессом было для нее, вероятно, и путешествие, и я опасался, как бы с ней чего не случилось.
С теткой мы расстались невесело. Она с тревогой поглядывала на сумку с бутылью и укоризненно качала головой. Весь путь домой передо мной стояло ее лицо с белесыми ресницами и звучало печально сказанное ею:
- Хотите или нет, а я приеду к вам не в следующем году, как намечала, а через пару месяцев, лишь спадет жара.
- Хоть сейчас, - не очень любезным тоном пригласила Людмила, а в поезде призналась мне: - Хороша тетка, спешит на свидание не с детьми, а с этой дерыбой.
У меня же было ощущение, что мы везем с собой ребенка и на нас лежит ответственность за его жизнь. В какой-то мере это даже тяготило меня, хотя в целом я ощущал себя неожиданно разбогатевшим.
По приезде домой, прежде, чем вынуть из кошелки бутыль, мы высыпали перед Валерой и Аленкой ворох игрушек: заводные машинки, вертолетик, шагающий робот, кукла, набор игрушечной посуды. Как только восторг несколько поутих, я выставил на стол свой сюрприз.
- Ой, девочка! - воскликнул Валера. - Водяная девочка!
- Русалочка, - завороженно прошептала Аленка. - Настоящая!
- Чур, моя! - Валера бесцеремонно полез рукой в воду. Я подскочил к нему и грубо оттолкнул от бутыли.
- Ты что, с ума сошел! - вскричала Людмила. - Из-за этой дерыбы так с ребенком обращаешься!
Валера насупился.
- Она живая, - твердо сказал я. - Ее нельзя трогать руками, иначе она умрет. И почему ей быть твоею? Она ничья - ни твоя, ни Алены, ни мамина. Она принадлежит природе.
- Развел антимонию, - усмехнулась Людмила и убрала бутыль на кухню. Готовь аквариум, а то портит интерьер.
- Ее дом в подмосковной речке, - продолжал я, с трудом сдерживая гнев. - К нам она приехала погостить.
- А разговаривать она умеет? - поинтересовалась Аленка, возбужденно блестя глазами.
Я задумался. А и впрямь - может, умеет? Кто знает.
- Она из породы рыбьих, значит, не умеет, - рассудил Валера. - И вообще она - самая настоящая рыба в будет жить в аквариуме, пока не сдохнет. На девочку она только похожа.
Его рассуждения очень не понравились мне, но я промолчал, не желая портить радость встречи.
- Значит, она ничья, - задумчиво сказала Аленка. - Жаль.
И тогда я спохватился.
- Нет, если по-настоящему, то моя, - строго сказал я, решив, что у русалочки все-таки должен быть хозяин: так спокойнее. - И прошу: ни в коем случае не лезть в воду руками.
- Она раненая? Кто ее ранил? - забеспокоилась Аленка, заметив тонкую полоску бинта на плече русалки.
И я на ходу сочинил историю, в которой за крошкой гналась щука и, спасаясь от нее, русалочка зацепилась за корягу, а я в это время хотел искупаться, и вдруг, прямо к моим ногам выплеснуло эту перепуганную щукой крошку. Мой рассказ, кажется, вызвал у детей сочувствие. Это меня обрадовало. Восьмилетний Валера и шестилетняя Алена в общем-то были добрыми ребятами. Но Валера иногда позволял себе охотиться с рогаткой на воробьев и голубей, из-за чего у меня случались крупные разговоры с ним. Поэтому, подготавливая для гостьи самый большой аквариум, я давал наставления: не полоскать руки в воде, ничего не бросать туда, иначе русалочка умрет.
- А что она ест? - поинтересовался Валера.
- Ничего.
- Как? - не поверили дети хором.
А Валера сыронизировал:
- Солнечными лучами, что ли, питается?
Вот тут меня и осенило: что, если русалка и впрямь автотрофное существо, заряжающееся лучами солнца? Но как же она тогда клюнула на червяка? Может, из любопытства? Ведь сидит же по утрам на краешке аквариума, купаясь в солнечном свете.
Вскоре моя догадка подтвердилась.
Я поставил аквариум так, чтобы утреннее солнце падало прямо на него, и на следующий день рано утром увидел русалочку, греющуюся в его лучах. Она явно получала удовольствие от их обилия, ее серебристые чешуйки отливали золотом, будто она переодевалась в другой наряд. Мне было известно, что к автотрофам на земле относятся только растения, человек может лишь мечтать о таком экономном приеме пищи, и вот... Это было существо поистине фантастическое от головы до кончика хвоста.
В первый же выходной я пошел в библиотеку стал рыться в справочной литературе, выискивая все, что написано о русалках. У Даля я нашел, что это сказочная жилица вод, водяная, шутовка. На северо-востоке ее называют водяницей, берегиней; на юге - русалкой, мавкой, майкой, здесь это веселые, шаловливые создания; а на севере и востоке их считали злыми, из числа нежити. На Украине так называли некрещеных детей: они наги, с распущенными волосами, прельщают, заманивают, щекочут до смерти, топят. Было еще такое слово - русальничать, то есть праздновать обрядами русалку, на все лады гулять и пить всю всесвятскую неделю.
В других источниках у русалок еще такие синонимы - купалки, лоскотухи. Образ русалки наши предки славяне связывали с водой и растительностью. И только позже, под влиянием христианства, русалками стали считать умерших девушек, преимущественно утопленниц.
Меня привлекло название - берегиня. Этимологически оно казалось связанным с именем Перуна и со старославянским "пръгыня" - холм, поросший лесом. Позже его смешали со словом "берег". Культ берегини объединялся с культом Мокоши, единственного женского божества древнерусского пантеона, типологически близкого греческим мойрам, прядущим нить судьбы.
В научной литературе о русалках ничего не было. Однако я обратил внимание на небольшую информацию в научно-популярном журнале, на которую случайно набрел. В ней говорилось о некоем реликтовом эндемике, найденном в одной из подмосковных заводей. Точнее, это был неизвестной морфологии крупный головастик, отдаленно напоминающий мифическое существо: полурыбу-полуженщину.
Информация заинтересовала меня, я записал фамилию натуралиста, поймавшего этот необычный эндемик и решил со временем списаться с ним.
- Тебя зовут Берегиня, - сказал я на следующий день, склонившись над аквариумом.
Русалочка выплыла из сооруженного мною грота, вопросительно повернула ко мне перламутровое личико. Ее плечо зажило, повязку я убрал, и сейчас она была так прелестна, что нестерпимо хотелось показать ее кому-нибудь.
Моя мама приходила теперь к нам чуть ли ни каждый день. Часами сидела у аквариума, размышляя о чем-то. Как и тетя Леля, она упорно настаивала на том, чтобы отдать русалочку в какое-нибудь научное учреждение - никак не могла смириться с тем, что это существо вот уже сколько времени не берет в рот ни крошки. Как я ни убеждал ее в уникальности русалочьего организма, которому пища не требуется, она не могла с этим смириться, поверить в это.
Я посадил в грунт аквариума валлиснерию, а чтобы русалке не было скучно, пустил в воду небольшую стайку неонов. В правом углу аквариума замаскировал электролампочку, и можно было наблюдать поистине сказочные картины, когда неоны, сверкая фосфорически синими полосками на красных тельцах, плыли рядом с русалочкой, а она осторожно ловила их перепончатыми ручками, рассматривала и отпускала на волю. Координация ее движений все более убеждала меня в том, что она очень близка нашей человеческой породе. Но, как ни был велик соблазн показать ее соседям, друзьям, я воздерживался от этого, категорически предупредив своих домашних, чтобы держали язык за зубами. Я боялся, что, как только о моем чуде узнают, я потеряю его.
Как-то, просматривая в кресле газеты, я почувствовал на себе пристальный взгляд. Не сразу понял, откуда он. Оглянулся и увидел: на меня смотрит Берегиня. Ода сидела на стенке аквариума так, что ее хвост лишь слегка касался воды, и с любопытством изучала меня.
- Смотри, малышка, не свались, - сказал я и, к своему ужасу и восторгу, увидел, как губы русалки растягиваются в улыбке. Это было так неожиданно и необыкновенно, что я некоторое время не мог вымолвить ни слова, лишь ошарашенно глядел на нее. Захотелось взять ее в ладони, поближе рассмотреть. Но знал, этого делать не стоит: она не терпит никаких прикосновений. Выпуклые глаза продолжали с интересом разглядывать меня, а лицо играло, светилось улыбкой, и не было сил оторвать глаз от этого поистине колдовского очарования. То, что она отозвалась на мои слова, было удивительным - нечто вроде контакта между нами. Я осторожно встал, чтобы разглядеть ее, но Берегиня тут же плюхнулась в воду.
- Глупенькая, - сказал я, подходя к аквариуму и склоняясь над ним.
Русалка сидела между зубцами ракушки и снизу вверх смотрела на меня. Улыбка по-прежнему освещала ее перламутровое, слегка розовое лицо, но была уже с примесью испуга. Она явно выделила меня из всех, кто разглядывал ее.
- Выплывай, я не трону тебя, - пробормотал я, сомневаясь, однако, что она слышит, а тем более понимает меня. Каково же было мое изумление, когда она тут же всплыла на поверхность. Я осторожно протянул ей палец, который, должно быть, казался ей бревном. Берегиня легонько потрогала его перепончатой лапкой-ручкой и тут же испуганно отдернула: вероятно, палец был для нее слишком теплым.
Я менее удивился бы, если б она вдруг заговорила, но того, что случилось в следующую минуту, никак не ожидал. Русалочка поплыла вдоль прозрачной метровой стенки аквариума, и не просто поплыла, а двинулась в каком-то дивном танце, кружась вокруг своей оси и плавно шевеля руками и головой. Танец сопровождался нежным звуком, похожим на звук вибрирующей скрипичной струны на высокой ноте. Берегиня танцевала и пела! Ни дети, ни Людмила, вообще никто еще не видел этого великолепия, и, хотя я был единственным свидетелем, мне вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь сейчас вошел в комнату. Я чувствовал всей душой: русалочка танцевала и пела только для меня!
- Ах ты умница, ах ты красавица, - шептал я.
Будто воодушевленная моими словами, Берегиня стала выделывать еще более замысловатые движения. Ее хвост мелко вибрировал, руки взметывались так пластично, так по-человечески, что было трудно поверить в наличие перепонок между пальцами.
Я невольно обхватил аквариум руками, как бы обняв это маленькое чудо, и вмиг что-то изменилось. Вначале не понял, в чем дело: все поплыло перед глазами, затем будто кто окунул меня в воду лицом. Появились странное зрение и не менее странный слух. Неведомая сила точно уменьшила меня в размерах. Я воспринимал танцующую передо мной Берегиню как равную мне, из моего человеческого мира. Она пела без слов, но я понимал, о чем она поет. Это был рассказ о лесной речке, в которой живет ее племя, скрывающееся от людского глаза, о глубинных зарослях со стайками рыб, о солнечных лучах, отражающихся в воде. Обворожительные, волшебные звуки шли и от стебельков водяных растений, и от мелких ракушек в речном песке на дне аквариума. Улыбаясь, она продолжала кружиться в танце, и мне чудилось, что она кружится не по аквариуму, а вокруг меня. Я был в оцепенении, не в силах отвести от нее взгляда, когда услышал внутри себя нечто, в переводе на язык человека, означающее: "Пока держишься за стенки аквариума, я могу разговаривать с тобой. Не спрашивай, как это у меня получается. Если хочешь общаться, держись за стенки".