— Валентин, ты чего молчишь? — послышался из капсулы радионаушника встревоженный голос Дарьи.
Юноша извлек из кармана телефон и приложил его к уху, делая вид, что говорит с кем-то по мобильнику.
— Если я начну говорить сам с собой, прохожие примут меня за сумасшедшего, — пояснил он. — Но так как в твоем положении волноваться нельзя, то я готов пойти на эту жертву.
— Еще один намек на мою беременность, — тут же вскипела Дашка, — и будешь отлучен от постели!
— А это уже садизм! — испугался парень. — Это ты от скуки зверствуешь. Есть предложение: отпросись у Стаса, сходи домой и погоняй домового. Уверяю: полегчает!
— Вот трепло, — невольно прыснула Дашка. — Ты где сейчас?
— На улице Пирогова, возле… — юноша скосил глаза, — дома номер девять… — Валентин замолк, нахмурил брови.
— Чего замолчал?
— Слушай, адрес знакомый. Что-то он мне напоминает.
— Да, память у тебя девичья, — фыркнула Дашка. — Забыл про дело об «Игрушке на удачу»?
— А кто у нас в этом деле по данному адресу проходил?
— Никольский Вячеслав Тихонович, — отбарабанила Дарья. — Глава ЧОПа «Страж». Ну тот, который инвалид. Подполковник ВДВ в отставке. Согласно медицинской карте, у него позвоночник в трех местах поврежден. Мы еще предположили, что он подставное лицо, так как с такими травмами командовать охранной фирмой нереально.
— А чем это дело для них кончилось? Их кто-нибудь дальше крутил?
— Нет. Так как участие его фирмы в деле с артефактом было косвенное и наших клиентов не касалось, дело спустили на тормозах. Милиция в деятельности его фирмы криминала не нашла. Все, что ей можно предъявить, это наличие сотрудников, которые в девяностые состояли в Дольцевской группировке. Доказательной базы у милиции на них нет, потому они по-прежнему благоденствуют под крылом этого ЧОПа.
— Дашенька, ты просто кладезь! Ходячий справочник. А квартиру не подскажешь?
— Тебе зачем?
— Хочу навестить героя чеченской кампании.
— Тебе оно надо?
— Надо! Я тут со скуки дохну! Здесь же идиллия! Народ даже «бычки» на улице не бросает, аккуратно в мусорные баки скидывает. А так хоть какое-то развлечение. Заодно попробую разобраться, как он умудряется руководить бандитами в положении лежа. Если мне память не изменяет, он с 2002 года инвалид.
— Надо же, вспомнил! Ладно, иди разомнись. Тридцать вторая квартира.
— Мерси. Только, ты уж извини, я прослушку отключу.
— Э! Ты что, разборку там решил устроить? — заволновалась Дарья.
— Поднять руку на калеку? Дашенька, за кого ты меня принимаешь?
— Тогда зачем связь отключать собрался?
— Видишь ли, физически я его бить не буду, а вот морально… Короче, если объяснения этого героя меня не удовлетворят, я начну так засорять эфир, что Папа последнюю звездочку с погон твоего благоверного сдерет, а потом еще и ты на мне дома отыграешься. Ты ж у меня натура тонкая, чувствительная и в связи с интересным положением очень нервная. А нервы ты успокаиваешь, обычно гоняясь за мной по всему дому со сковородкой. И не для того, чтобы котлетками подкормить. Ты ей меня по самому больному месту, по головушке разнесчастной норовишь благословить!
— Трепло ты, Валька, — не выдержав строгого тона, рассмеялась Дашка. — Ладно, отключайся ненадолго. А то Папа и впрямь тебя до сержантов разжалует. А на сержантское жалованье особо не пошикуешь.
Прежде чем юноша отключил капсулу радионаушника, из нее донеслось ехидное хихиканье. Все прекрасно знали, что ресторан «Незабудка» и принадлежащий Херувиму Ювираструм-банк приносили такие доходы, что получаемое в конторе жалованье даже как карманные деньги рассматривать было смешно. Судя по многоголосию хихиканья, их трепом наслаждалось все третье крыло.
— Концерт без заявок окончен, — сообщил коллегам Валентин, отключил связь, подошел к дверям одноподъездной высотки и набрал на пульте домофона тридцать второй номер.
— Да? — послышался из динамика спокойный мужской голос.
— Никольский Вячеслав Тихонович?
— Совершенно верно.
— Младший лейтенант Валентин Сергеевич Святых. ФСБ. Мне надо задать вам ряд вопросов.
— ФСБ? Занятно. Давно меня не навещали столь представительные органы. Проходите. Второй этаж.
Щелкнул замок. Валентин вошел внутрь, поднялся по лестнице, привычно игнорируя лифт, и надавил кнопку звонка тридцать второй квартиры.
— Входите, открыто, — донесся до него из-за двери голос подполковника.
Валентин нажал на ручку обитой кожей двери, вошел в прихожую.
— Можете не разуваться, проходите сюда.
Валентин пошел на голос. Подполковник сидел в кресле-каталке возле раскрытого окна гостиной за компьютерным столиком, барабаня пальцами по клавиатуре.
— Что в дверях застыли? — Никольский прекратил работу и развернул каталку лицом к Валентину. — Проходите, садитесь, — кивнул он на диван, — побеседуем.
Валентин сделал шаг вперед и замер. Как только он оказался в комнате, по бокам кресла прямо из воздуха появились призрачные изображения двух мощных псов черной масти, с налитыми кровью глазами. Рука юноши сама собой потянулась к стволу. Псы зарычали, сделали шаг вперед, шерсть на их загривках встала дыбом. Валентин был уверен, что обычный человек этих псов даже не заметил бы, а тем более не услышал. Но агент конторы «Ангелы Миллениума» был необычным человеком. Он все видел и все слышал. Валентин медленно опустил руку. Псы успокоились и отступили назад.
— Увидел, — удовлетворенно хмыкнул подполковник. — Значит, по мою душу пришел. Давно ждал вашего визита, а вы что-то задержались. Да, предупреждаю сразу: на собачек моих прыгать не надо. Чем кончится драка, неизвестно, но в любом случае будет плохо как им, так и вам. Нет, ну надо же какого мальчика за мной прислал лорд. Я ожидал кого-то посерьезнее. А почему ваш хозяин сам ко мне в гости не зашел?
— Какой именно хозяин? — осторожно спросил Валентин.
— Лорд Хаард, разумеется.
— А кто это такой?
Подполковник в упор посмотрел на Валентина.
— Гм… а ведь не врете. Так вы действительно из органов?
— Именно так.
— Забавно. Не знал, что там такие кадры водятся. Ну что ж, тогда садитесь, Валентин Сергеевич, — снова кивнул подполковник на диван. — Потолкуем.
— Потолкуем. — Валентин отошел от двери, сел на диван. — От кого собачки охраняют? Это ведь адские псы, если я не ошибаюсь?
— О! Да вы в теме, — одобрительно кивнул подполковник. — Совершенно верно, адские псы. А от кого охраняют? Да от меня самого. Молодость у меня очень бурная была. Так вы что, арестовывать меня пришли?
— Пока только задать вопросы.
— Это хорошо. Мне нравится, что вы сразу в драку не полезли. Из вас выйдет толк. Так что вы хотели узнать?
— До того как ваших песиков увидел, хотел узнать одно, а теперь хочу узнать совсем другое.
— Что именно?
— Почему в этом районе города вдруг стало так тихо и спокойно? Обычно наличие исчадий ада дает противоположный эффект.
— Но я-то не исчадие ада, — улыбнулся подполковник. — Наоборот, я аду злейший враг, которого без присмотра оставлять нельзя.
— Враг ада и вот этих псов? — удивился Валентин. — Да.
— Тогда чего им стоит грызнуть вас этак ненароком?
— Они б и рады, но не могут. — Никольский окинул Валентина задумчивым и, как показалось юноше, сочувственным взглядом. — Значит, к лорду Хаарду вы отношения не имеете. Ах как нехорошо получилось. Даже не знаю, усложняет это все или упрощает. В вас есть сила, но… — Подполковник тяжко вздохнул и покачал головой. — Да, боюсь, не повезло вам, юноша.
— Вы так думаете?
— Уверен.
— Это угроза?
— Нет, сожаление. Вы красивый мальчик. Вам бы еще жить и жить, а вас зачем-то сюда занесло. Хотя кто знает? У вас действительно есть сила, может быть, и повезет.
— Кому?
— И мне, и вам. Так в каком ключе будем вести беседу? Под протокол официально или за рюмкой чая посидим?
— Сначала попробуем официально, — спокойно сказал Валентин. — Предъявите, пожалуйста, ваши документы.
— Засомневались в моей личности? — хмыкнул Никольский.
— Для лежачего больного с переломом позвоночника в трех местах вы чересчур шустры. Хочу убедиться, что имею дело именно с Никольским Вячеславом Тихоновичем.
— Резонно, — кивнул подполковник и начал рыться в ящике стола. — Вас какие документы интересуют: настоящие или липовые?
— У вас и такие есть?
— Разумеется. — Никольский выложил на стол паспорт и военный билет. — В данный момент я пользуюсь вот этими. Любую экспертизу пройдут.
— Вы в этом уверены?
— Разумеется.
— Почему?
— Потому что липовые в них только мои фамилия, имя и отчество. Все остальное настоящее. Паспорт выдан Рамодановским ОВД Московского района, военный билет тоже здесь, в военкомате. Я боевой офицер и свои погоны честно заработал. Хотите проверить?
— Нет, — мотнул головой юноша, — почему-то верю. Давайте те документы, где ваше настоящее имя стоит.
— Пожалуйста. — Подполковник выудил из стола старомодную папку с тесемками и подтолкнул ее к Валентину.
Юноша приподнялся, взял папку, плюхнулся с ней обратно на диван, развязал тесемки.
— Вы что, шутить изволите? — разозлился он, уставившись на ветхий, пожелтевший от времени листок, на котором отчетливо виднелись тонкие, темные полоски на местах сгиба. Документ неоднократно складывали вчетверо, прежде чем он оказался в руках юноши. Это действительно был паспорт. Паспорт печатного образца девятнадцатого века, заполненный выцветшими чернилами. Паспорт, выданный Рамодановской городской управой в тысяча восмьсот шестьдесят первом году на имя Гордеева Никиты Ивановича.
Юноша внимательно вчитывался в строки, спотыкаясь на словах с дореволюционной ять, и только головой качал. — Время рождения или возраст: 18 л. Вероисповедание: православное. Род занятий: кузнец. Отношение к воинской повинности: прочерк. Подпись: неграмотный. Рост: 2 аршина 7 вершков…
Валентин поднял на подполковника глаза.
— А более убедительного документа у вас на руках нет?
— Извините, юноша, — развел руками подполковник, — выписку из церковно-приходской книги предоставить не могу. Да, собственно, зачем она мне была нужна? Простому люду настоящие паспорта выдавать начали! Крепостное право отменили. Если б вы знали, как я был горд, получив эту бумажку! Молодой, красивый, и самое главное — свободный! Могу идти куда хочу, и ни Сильвестр Петрович, помещик наш, ни управляющий его, скотина, мне отныне не указ!
— Хотите сказать, что вам… — Валентин начал делать мысленные подсчеты.
— Сто шестьдесят семь лет, — подсказал подполковник.
— Вы неплохо сохранились. Какие консерванты в пищу добавляли?
— Магические, — улыбнулся подполковник. — Правда, добавлял не я, а особая служба имперского управления, но это неважно.
— Интересно. А давайте, э-э-э… даже не знаю, как к вам теперь обращаться…
— Вячеслав Тихонович. За последние двадцать лет я к этому имени привык.
— Хорошо. Мне тоже так будет удобно. Давайте, Вячеслав Тихонович, просто потолкуем. Я вижу, вы настроены на откровенность, так что вариант беседы за рюмкой чая сейчас более уместен. Расскажете о себе, то да се…
— С удовольствием. — Подполковник положил руки на загривки призрачных собак, и Валентин увидел, как в его тело потекла из них энергия. Адские псы ежились, рычали недовольно, но терпели.
— Вы бы их так не перенапрягали, — усмехнулся юноша, — а то смотрите, какие у них глазки голодные стали.
— Ничего, скоро подкормятся, — отмахнулся подполковник. — Сегодня ночью гастролеры в моем районе будут банк брать, охрану вырезать под корень. Наивные албанцы. Я им сочувствую. Ну-с, прошу на кухню. Там нам удобней будет. — Вячеслав Тихонович легко поднялся с каталки.
— Обалдеть! — покрутил головой Валентин. — А как же сломанный хребет?
— Как видите, собачки подлечили.
Валентин поднялся. Адские псы тут же зарычали.
— Цыц, шавки! — прикрикнул на них юноша, и, к удивлению подполковника, собаки тихо заскулили и начали пятиться назад, поджав хвосты.
— Однако! Да вы сильнее, чем я предполагал. — Похоже, подполковник был этим обстоятельством доволен.
Они прошли на кухню. Вячеслав Тихонович быстро накрыл на стол. Особых излишеств на нем не было. Бутылка армянского коньяка и несколько тарелочек с тонко нарезанными ломтиками лимона, сыра и колбасы. Возле дверей с лапы на лапу переминались адские псы, не рискуя войти внутрь.
— Ну-с, начнем чаевничать. — Подполковник наполнил рюмки. — За что пьем?
— Для начала за знакомство, — предложил Валентин.
— Не возражаю.
Они чокнулись, выпили, закусили.
— Между первой и второй? — спросил подполковник.
— Перерывчик небольшой, — согласился юноша.
После третьей Вячеслав Тихонович приступил к рассказу.
6
— Я в 1843-м родился. В семье кузнеца. Батя старался сызмальства меня кузнечному делу обучать. К восемнадцати годам я уже лихо молотом по наковальне стучал, но душа к этому делу не лежала. Меня тянуло туда, где удаль молодецкую показать можно было. В кулачных боях стенка на стенку одним из лучших был. Думаю, кто-то из моих дальних предков знатным воином был и через поколения его гены во мне проснулись. Девки на меня сами вешались. Одним словом, первый парень на деревне. Когда Александр Николаевич, царство ему небесное, свой манифест об отмене крепостного права издал, я сразу молот на наковальню кинул и в город подался. Батя на меня, помнится, здорово рассердился. Он на горн, молот и наковальню только что не молился. Для него это святые атрибуты, а тут такая непочтительность и своеволие от чада любимого. В сердцах даже лошади с телегой в дорогу не дал. Пожалел потом об этом, наверное, — тяжко вздохнул подполковник. — Представляю, каково маме было, когда я домой не вернулся. Ну да ладно. Так вот, деревенька наша от Рамодановска совсем рядом, верст сто, не больше, ежели через тайгу по прямой двигаться. А что для меня сто верст? На лыжи встал и вперед! Для меня это дело привычное. Ни метель, ни мороз не страшны, а холодрыга той весной была — жуть! Март на дворе, а из носа сосульки торчат. Ну короче, за три дня я до Рамодановска добежал, паспорт себе чин по чину справил и в обратный путь пятки насалил. Так спешил перед друзьями своим паспортом похвастаться, что не заметил, как нарвался на медведя-шатуна. Матерый попался медведище. Худющий, злой. По насту крепкому на меня летит, в снег не проваливается. Удирать бесполезно было, а из оружия только нож засапожный. Разве ж это оружие против такой махины? Сцепились мы с ним. Как уж я его ломал, как он меня зубами рвал, помню как в тумане и урывками, а потом — темнота. Последнее, что запомнил, прежде чем окончательно отключиться: вкатились мы с мишкой, которого я своим ножичком ковырял, в какое-то зыбкое марево.
Очнулся от гомона. Вокруг народ на непонятном языке шумит, меня с мишкой, которого я, как оказалось, порезал в лоскуты, разглядывает. И главное — лето вокруг! С мишкой сцепился зимой, а пришел в себя летом. Позже, когда язык их чудной освоил, мне объяснили, что попал я в мир под названием Сирения.
Люди в тех местах добрые оказались, хоть и нехристи. Приютили меня, залечили, мишка, надо сказать, меня знатно порвал. А залечил меня, как вы думаете, кто?
— Кто?
— Маг местный. Магия там обычное дело. И никто их анафеме не предает. Маги в мире, в который меня занесло, очень уважаемые люди. Самые сильные маги на имперской службе состоят, те, что послабее, в городах и селениях от мора людей да животных избавляют. Язык у них простой, его я освоил быстро. Приютила меня одна добрая семья, деньги за лечение магу из своего кармана ссудила, но надолго я у них не задержался. Прибыл в то селение вестник имперский, зачитал указ императора об увеличении армейского состава империи. Одним словом, вестник этот рекрутов в армию набирал. По указу императора, один крепкий мужик с поселения в сто дворов на службу пойти должен. Ну тут бабы заголосили, девки запричитали. Никому своих мужиков да парней отдавать не хочется. Хоть и подъемные рекруту немалые полагаются, но это ж на всю жизнь! И вот бабы орут, девки причитают, и все на меня украдкой косятся. А чего? Я парень холостой, пришлый, особо плакать по мне некому. Долго не раздумывал. Вышел вперед, попросил меня в рекруты записать, а подъемные приютившей меня семье передать. Вот радости-то у всех было! Да и у меня тоже. И за лечение расплатился, и людей хороших за приют отблагодарил.