Долина долгих снов - Загребельный Павел Архипович 7 стр.


— Мы пришли с горы, — попробовала пояснить ему Поля. — Там лежит большая, очень большая, как тысячи ваших долин, страна, и ещё много стран там есть. Мы попали сюда случайно и не знаем, почему нас заперли в этом храме. Нам уже второй день не дают воды.

— О, вода нужна, чтобы залить пламя, которое пожирает всё на сеете, — как эхо, отозвался странный старик. — Всё — в пламени. Глаза и все чувства всегда в пламени, зажжённом огнём любви, огнём ненависти, огнём искушения. Пламя вспыхивает при рождении, старости и смерти, оно зажигается болью и воплями скорби, страдания, заботы и отчаяния. Весь мир в пламени, весь мир окутан дымом, весь мир пожирает огонь.

— Он сумасшедший! — сказал Максим. — Берегись, Поля, а то он кинется на тебя.

И он выступил вперёд, прикрывая собой девушку.

Но старик и не думал бросаться на них. Он ласково усмехнулся и спросил Полю:

— Вы пришли сюда по Тёплой реке? Не встречали ли вы там Путру?

«Путра» означало «сын», но могло быть и собственным именем. Почему-то Поле захотелось, чтобы тот гостеприимный Путра, который спас их после падения с гор, как раз и был сыном этого удивительного старика.

— Мы были гостями Путры, — сказала она, — но нас забрали от него белобородые и привезли сюда. Нас заставляли пить какой-то неведомый напиток, но мы отказались. И вот белые братья велели бросить нас в этот храм.

Старик стал на одно колено и красивым, звучным голосом прочитал молитву. После этого он поднялся, приложил руки ко лбу, дотронулся концами пальцев до Полиного лба и сказал:

— Меня зовут Диас Питар, я отец доброго сердцем Путры, который остался единственным защитником нашего темнолицего народа. Сейчас начинается новый день. Птицы вылетят из гнёзд своих, огонь вспыхнет в кострах, люди выйдут искать себе пропитание, только те, что выпили напиток забвения, будут лежать окаменелые точно мёртвые, лишённые желаний, не будут говорить, не будут слышать, не будут видеть. Много ли вчера братьев моих пило из чаш в руках белобородых?

— Много, — ответила Поля. — Они плакали и рвали на себе волосы, но никто не заступился за них, а они сами были почему-то слишком послушными.

— Дети мои, — сказал им Диас Питар, — разве вы сможете понять, что произошло с моим народом? Их приучили к мысли, что жертва — это сердцевина мира, и потому они без возражений выполняют волю белых братьев.

После этого Диас Питар исчез в своём алтаре и через минуту вышел оттуда с большим глиняным кувшином. Кувшин был наполнен холодной, прозрачной, как слеза, водой. Старик напоил Полю и Максима, спросил, не хотят ли они есть, и пригласил к себе.

За двумя яшмовыми грифонами они увидели ложе Диаса Питара, застеленное тигровой шкурой. Зелёный плиточный пол был весь усеян сухими пальмовыми листьями. На низеньком столике из шлифованного камня лежала еда. Это было жилище нетребовательного, скромного человека, а вернее — узника, которого, наверное, побаивались тюремщики.

Старик попросил своих молодых друзей выслушать довольно длинную и печальную историю.

Имя Диас Питар ему дали уже тогда, когда его волосы засеребрились, как снег на вершинах гор. Раньше он звался просто Варавода, так как был спокойный и тихий, как вода в Тёплой реке. Юношей Вару забрали в Яшмовый храм, и альбиносы велели ему наблюдать за старинными рукописями, спрятанными в одном из подземелий храма. Он превратился в единственного распорядителя и хозяина неисчислимых пальмовых листьев, покрытых угловатыми буквами древного алфавита, сотен буйволовых шкур, на которых горели золотые письмена минувших веков, десятков черепаховых щитов, из-узоренных резцами далёких предков народа Долины долгих снов. Со временем Вара научился разбирать эти письмена, и тогда перед ним поднялась таинственная завеса минувшего, и он увидел юность своего народа. Сначала им овладело стремление к познанию всего. Он видел, что существование на земле превратилось в страдание для его братьев, и потому хотел спастись от страдания. И он считал, что спасение это не в том, чтобы стать кем-нибудь, не в том, чтобы делать что-то новое, а лишь в познании того, что уже существует и скрыто от людей только из-за их невежества.

Но чем больше вчитывался он в старинные документы, спрятанные жестокими альбиносами в тайных подземельях, тем понятнее становилась ему его ошибка. Мало было знать прошлое. История мертва, люди — живы. Следовательно, нужно позаботиться о людях, тем более, если ты вооружён знанием истории.

Много-много веков тому назад его смуглолицый народ был совсем иным. Люди Долины подковы, как называлась когда-то Долина долгих снов, славились своей силой, своей сметливостью, любовью к искусству и науке. Они были непревзойдёнными строителями и умели обрабатывать самые твёрдые камни. Они не имели соперников во многих ремёслах. Они были наилучшими сказочниками и музыкантами во всём мире и соорудили в своей долине Храм звучания семи небесных сфер, в котором учили музыке своих детей. Теперь этот храм называют Яшмовым и детей смуглолицего народа приводят сюда лишь для того, чтобы дать им проклятый напиток забвения.

Однажды в Долине подковы появились странные чужеземцы. У них была белая кожа, белые, похожие на птичьи перья, волосы и глаза круглые и красные, тоже как у ночных птиц. Днём белые братья спали, так как их глаза были плохо приспособлены к свету, зато ночью, когда темнокожие дети юга спали, альбиносы начинали свою работу. Найдя возле Тёплой реки заросли диких цветов Неба, они добывали из них какой-то сок и давали его смуглолицым. От этого напитка люди засыпали и спали долгие годы, их нужно было лишь время от времени натирать какими-то мазями для того, чтобы сберечь в телах остатки жизни. Тех, кто выпьет напиток, альбиносы обещали потом взять к себе на службу. Так возникло в Долине подковы племя бородатых людей, которые стали руками и глазами альбиносов.

Шли годы. Альбиносов становилось всё больше и больше, они уже не обещали вечного блаженства пьющим сок цветов Неба, так как к тому времени этот сок стал проклятьем народа Долины подковы. Белобородые хватали детей, женщин, отцов и сыновей, привозили их в Яшмовый храм и там поили этих несчастных напитком сна, на долгие годы разлучая их с родными.

Спины у жителей Долины долгих снов теперь гнулись не от старости, а от слабости. Они забыли о том времени, когда у юношей были широкие плечи, крепкие ноги, твёрдые руки и зоркие глаза. Всё потонуло в сладостном забвении.

И вот он, Вара, решил рассказать обо всём этом своему народу. Он написал большую книгу — на сотне пальмовых листьев. Книга называлась «Открытие Долины подковы». Несколько лет переписывал он свою книгу, чтобы сразу разослать её во многие селения долины. Когда труд был завершён, он позвал своего сына Путру и поручил ему отнести народу «Открытие Долины подковы».

Вот тогда народ и назвал его Диасом Питером — Отцом Неба.

Но вскоре белобородые донесли альбиносам о существовании книги, и она была почти вся уничтожена, а он, её автор, заточён в этом храме.

Его сын, Путра, на свободе, но он не знает, что нужно делать дальше. Другие также этого не знают, так как перед людьми открылось лишь прошлое. Будущее же известно ему, Диасу Питару, и он ждёт той минуты, когда сможет сказать всё своему народу.

— Но альбиносы, наверно, никогда вас отсюда не выпустят, — сказала старику Поля.

— Быть может, и выпустят, — усмехнулся Диас Питар. — Они уверены в своей силе.

— А почему же Путра со своими товарищами не попробует освободить вас? — удивился Максим. — Сидеть и ждать добра от альбиносов — это не выход.

— Они угнетены, — вздохнул старик. — Никто не учил их решительной борьбе. А для моих рук эти стены слишком толсты.

— Для наших рук эти стены тоже толстоваты, — сказал Максим, — но мы не собираемся тут долго засиживаться.

— У вас есть товарищи по ту сторону стен? — тоинтересовался Диас Питар.

— О, там у нас целый народ, великий и сильный народ, — ответила ему Поля. — И нас никогда не бросят в беде.

— Но откуда ваш народ узнает о том, что вы здесь? — спросил Диас Питар. — Разве ещё хоть один человек, кроме вас, сможет перейти снежные горы? Землетрясениями тысячи лет назад завалены все проходы в Долину подковы. Альбиносы будут спокойно выжидать. А потом вас силой заставят выпить сок забвения, и вы заснёте, чтобы, проснувшись, снова пить сок и спать… И никто никогда не узнает, куда вы исчезли.

— Мы не поддадимся альбиносам, — решительно заявил Максим. — Или мы спасёмся сами, или нас спасут.

— Но кто, кто вас спасёт? — воскликнул Диас Питар.

Максим и Поля молчали. Они оба подумали об Увайсе.

Увайс

Сколько дней прошло с того времени, как он шмыгнул в кусты возле плантации цветов Неба, Увайс не мог сказать точно. Тогда его спас кожушок. Никто из белобородых, бросившихся искать мальчика, не обратил внимания на лежащего в кустах странного зверька со взъерошенной чёрной шерстью. Если бы кто-нибудь дотронулся до зверька, то легко обнаружил бы, что это просто вывернутый мехом наружу овечий кожушок, под которым спрятался Увайс. Но кому бы пришло в голову это сделать?!

Увайс не смог бы объяснить толком, почему он убежал именно тогда, когда их заставляли пить сок. Убежал и всё. А когда уже убежал, то стал думать о том, как выручить Полю и Максима.

Единственное, что он мог сделать, — это проследить, куда их отвели белобородые. Пробраться в храм нечего было и думать. И он понял, что ему остаётся одно: идти к своим горам, вырваться из Долины долгих снов, чтобы привести кого-нибудь на помощь Максиму и Поле.

Около полуночи он достиг берега Тёплой реки. Там он нашёл небольшую чёрную лодку. Определив рукой, куда течёт река, повернул лодку против течения: он хорошо помнил, что белобородые везли их по течению.

Однако вскоре река подошла к мрачной чёрной пещере, из которой, словно из бани, валил горячий пар.

Обойти это место не было никакой возможности: сверху нависали над обрывом стены Яшмового храма. И тогда Увайс — будь что будет — поплыл в пещеру. Там было темно и жарко, так что пришлось сбросить не только кожушок, но и рубашку. Когда жара становилась нестерпимой, мальчик погружал голову в воду; хоть и тёплая, она всё же немного охлаждала. Дышать горячим паром было неимоверно трудно. Мальчик грёб тяжёлым веслом, выбиваясь из последних сил, задыхаясь, потеряв всякую надежду на то, что ему удастся выбраться из этого ужасного подземелья на широкий простор, где над светлыми водами струятся потоки целительного свежего воздуха.

Пещера закончилась неожиданно. Увайс едва не закричал от радости, но удержался, вспомнив, что за ним, возможно, уже следят с берега.

Он ещё некоторое время грёб, чтобы подальше отплыть от Яшмового храма, но потом сообразил, что на блестящей поверхности реки лодка даже ночью отчётливо видна. Стоит кому-небудь заметить лодку, и Увайс погиб! Мальчик быстро поплыл к берегу. Он собрал свои вещи (хотя какие там были вещи!), оттолкнул лодку — пусть себе плывёт в пещеру.

Но войдя в джунгли, Увайс понял: пробираться лесом — это совсем не то, что плыть по свободной реке в хорошей лодке.

Гигантские стволы деревьев были опутаны крепкими, как стальные тросы, лианами, плети этих лиан свисали отовсюду, через каждый шаг приходилось останавливаться и распутывать их. Колючие кусты рвали на Увайсе одежду, ноги его ежесекундно проваливались в какие-то норы, вязли в тине, скользили на округлых телах ядовитых змей, от укусов которых мальчика спасала только его грубая обувь.

Увайс шёл очень медленно. Он не мог свободно идти между клубами лиан, в зарослях шёлковых деревьев с десятками воздушных корней, которые образовали непролазные дебри. Ему приходилось всё время держаться вблизи Тёплой реки. А река петляла и извивалась. И Увайс за день почти не продвигался вперёд. Гор, к которым он так рвался, всё ещё не было видно. С самых высоких деревьев, на которые влезал мальчик, он видел лишь безбрежное зелёное море джунглей и низкое, покрытое плотной пеленой облаков, небо.

Где-то на третий или на четвёртый день странствий Увайс почувствовал, что за ним следят. Какие-то тени мелькали между деревьями справа и слева, чьи-то голоса доносились до слуха, и мальчик мог бы поклясться, что это человеческие голоса. Холодными тисками страх сжал сердце Увайса. Ночевать на земле было опасно, и Увайс с нечеловеческими усилиями взобрался на толстую ветку, которая находилась довольно высоко над землёй.

Усталость оказалась сильнее осторожности, и мальчик заснул так крепко, как не спал ещё ни разу после бегства из Яшмового храма.

Проснувшись утром, Увайс хотел, как всегда, спрыгнуть вниз, но, глянув на землю, так и прирос к своей ветке. Внизу стояло с полсотни темнокожих людей, и все они смотрели на Увайса. Мальчик до того растерялся, что даже не заметил нежных, ласковых улыбок на лицах этих людей. Он не узнал и Путры, который стоял под самой веткой и протягивал к нему руки.

— Что вам нужно? — испуганно крикнул Увайс, выхватывая нож.

Люди что-то заговорили, но мальчик не понял ни одного слова. Тогда Путра догадался, что в тени деревьев мальчик не может видеть его лицо. Он немного отступил назад и, ударяя себя в грудь рукой, несколько раз повторил:

— Путра, Путра, Путра.

Путра обводил руками всё вокруг, показывал на своих товарищей, на джунгли и крепко зажимал что-то невидимое в кулаке. Он хотел сказать Увай-су, что все джунгли — в их руках, что здесь хозяева — они, а не белобородые и альбиносы, и что, следовательно, ему, Увайсу, не нужно бояться.

И мальчик спрыгнул вниз.

Целый день плыл Увайс на большой лодке Путры. Двадцать гребцов дружно били вёслами по тихой воде. Мальчик с надеждой смотрел вперёд, но горы не появлялись. И ещё два дня плыла чёрная лодка по Тёплой реке, пока, наконец, путники не достигли большого озера, которое лежало у самого подножья гор.

В одном месте Увайс увидел много бледных, похожих на мертвецов людей, которые купались в горячих водах озера. Путра знаками пояснил ему, что это набираются сил те, кто долгие годы спал после напитка забвения в Яшмовом храме. Потом Путра повёл Увайса к тому месту, где в озеро время от времени сползали холодные языки снежных лавин, и рассказал, как однажды он увидел в такой лавине трёх людей. Они плыли по озеру на снежных глыбах, как на плотах, и нужно было спасти этих людей, пока «плоты» не растаяли в горячих водах. Увайс понял, что это было как раз то место, куда они скатились со скалы.

Увайс обнял Путру и поцеловал его. Потом попробовал объяснить, что его зовут Увайсом.

— Ты — Путра, — сказал он, указывая на товарища, — я — Увайс.

— Увайс, — повторил Путра и засмеялся. — Увайс.

Мальчик, как мог, объяснил ему, что он доберётся до вершин гор и вскоре спустится снова в долину, чтобы освободить своих товарищей, которых альбиносы заперли в храме. Путра, оказывается, уже позаботился о своём маленьком друге. Увайсу принесли небольшой мешочек с едой, крепкую тонкую верёвку, сплетённую из лиан, острый топорик, который мог в случае надобности заменить альпинистский ледоруб, и какие-то длинные колючки с неизвестного дерева, крепкие и острые, как стальные крючья, которые альпинисты вбивают в щели скал, преодолевая особенно крутые подъёмы.

Потом Путра проводил мальчика к такому месту, где бы ему не угрожали лавины, падающие с гор, и они попрощались.

Удобных выходов из долины не было. Сразу же пришлось взбираться на почти отвесную каменную стену, в которой не было ни одного приметного уступа. До самого вечера Увайс штурмовал крутой склон, забивая колючки и привязывая себя к ним верёвками. Но когда перед заходом солнца он добрался до небольшой площадки и оглянулся, то увидел, что Путра и его товарищи совсем близко. Если и дальше подниматься такими темпами, то до вершины хребта ему не добраться и через месяц, не то что через день или два. Высмотрев выше ещё одну, чуть побольше, площадку, Увайс решил добраться хотя бы туда, чтобы там заночевать и отдохнуть к завтрашнему штурму неприступных скал.

Назад Дальше