Сильная рука схватила его за запястье, не допустив самоубийства. Он открыл глаза и сквозь пелену слез увидел лицо Джессики.
— Нет, Веллингтон, не надо так искупать свою вину. Помоги мне спасти Пауля.
— Я ничего не могу для него сделать.
— Ты недооцениваешь себя, — лицо ее стало жестким. — И Пауля.
Никакое образование, никакое обучение, никакое предзнание не могут открыть нам тайные способности, какими мы обладаем. Мы можем лишь политься о том, чтобы эти таланты открылись в минуту крайней необходимости.
Учебник для послушниц Бене Гессерит
Смерть.
Пауль находился на краю расплывавшегося в сознании черного пятна, погружаясь в бесконечность, потом отпрыгнул назад. Он балансировал на тонкой линии между бытием и небытием. Как же глубока рана.
Не имея ни малейшего представления о том, что происходит вокруг него, Пауль чувствовал смертельный холод, ползущий от кончиков пальцев по всему телу к голове. Отдаленным шепотом доносилось до него шипение раскаленной лавы в фонтане. Он лежал на твердом каменном полу, но не чувствовал его жесткости, ему казалось, что он качается на волнах, дух его блуждал по вселенной.
Кожей он ощущал что-то влажное, вязкое и теплое. Это не вода. Это кровь, его кровь. Озером разлилась она по полу, заполняла грудь, рот, легкие. Он едва мог дышать. Кровь покидала тело с каждым слабым толчком сердца, уходила и не возвращалась.
Он продолжал чувствовать в груди длинное лезвие императорского кинжала. Теперь он вспомнил… В последние, самые отчаянные дни джихада Муад'Диба коварный граф Фенринг ударил его ножом. Или это случилось в другое время? Да, он чувствовал нож в своем теле раньше, еще до этого.
Или, быть может, его закололи другим ножом на пыльной улице Арракина, когда он был уже старым слепым Проповедником? Как много смертей для одного человека…
Он не мог ничего видеть, глаза застилала темная пелена, но он чувствовал, как кто-то сжимает его руку, слышал женский голос: «Усул, я здесь». Чани. Он помнил ее лучше других, и был очень рад, что она здесь, рядом с ним.
— Я здесь, — говорила она. — Я вся здесь, со всеми моими воспоминаниями, со всей моей вернувшейся памятью. Не уходи, вернись, мой возлюбленный.
Потом раздался другой, более твердый и зрелый голос, словно нитями связанный с его сознанием.
— Пауль, ты должен меня услышать. Вспомни, чему я тебя учила, — это голос его матери. Джессики… — Вспомни, чему учила реального Муад'Диба реальная Джессика. Я знаю, кто ты. Ты обладаешь внутренней силой. Вот почему ты до сих пор не умер.
Он попытался произнести несколько слов, и они с бульканьем вырвались из горла, залитого кровью.
— Это невозможно… Я не… тот Квисац-Хадерах — не окончательный и не последний…
Он не тот сверхчеловек, которому суждено изменить лик вселенной.
Глаза Пауля открылись, он увидел себя лежащим на полу главного зала машинного храма. Часть его видений подтвердилась. Он видел торжествующего Паоло, пожиравшего пряность, но теперь и сам Паоло лежал на полу, словно поверженная статуя, оцепенело и бессмысленно уставившись прямо перед собой. Барон лежал мертвый, на лице его застыло выражение недоумения, смешанного с раздражением и злобой. Итак, видение оказалось пророческим, но он не видел всех деталей и подробностей.
Потом он заметил какое-то движение там, где стояли Омниус и Эразм. Вокруг летали наблюдательные камеры, проецируя изображения. Лицедел Хрон был явно расстроен. Пауль слышал какие-то громкие голоса. Где-то кричали люди. Вся эта какофония звуков смешалась в его голове.
Песчаные черви атакуют, как демоны… они уничтожают здания.
…беспорядки… из корабля-невидимки появилась целая армия. Они пускают газ, смертельный для…
Старик сухо прокомментировал:
— Я послал боевых роботов и лицеделов сразиться с ними, но, очевидно, этого недостаточно. Песчаные черви и люди причиняют нам большие разрушения.
В разговор вмешался Эразм.
Пошлите больше лицеделов, Хрон. Они еще не все участвуют в сражении.
Это пустая трата моих людей. Если мы будем сражаться с людьми, то они убьют нас своим ядовитым газом. Если же мы сразимся с песчаными червями, то они нас просто раздавят.
Значит, вас либо отравят, либо раздавят, — небрежно произнес Эразм. — Значит, нет никаких поводов для беспокойства. Мы всегда сможем создать новых лицеделов.
По плоскому невыразительному лицу Хрона пронеслась буря чувств. Он резко повернулся и вышел из зала.
Все это время доктор Юйэ, приподняв голову Пауля, пытался всеми возможными врачебными приемами облегчить его положение. Но раненый снова закрыл глаза, отдавшись боли. Он снова балансировал на краю пропасти, разверзшейся перед ним.
— Пауль. — Голос Джессики звучал настойчиво. — Вспомни, что я говорила тебе об Общине Сестер. Может быть, ты не тот Квисац-Хадерах, который нужен машинам, но ты все равно Квисац-Хадерах. Ты знаешь это, и твое тело знает. Ты так же силен, как Преподобная Мать. Преподобная Мать, Пауль!
Но как же трудно было ему сосредоточиться на ее словах или что-то вспомнить… Он проваливался все глубже и глубже во тьму беспамятства, и голос Джессики становился все глуше и глуше. О чем говорит его мать?
Если Джессика помнит свою прошлую жизнь, то помнит она и Испытание Пряностью. Каждая Преподобная Мать обладает способностью изменять биохимию своего организма, играть с молекулами, модифицировать их. Так они могут запланировано беременеть, так они усваивают смертельно ядовитую Воду Жизни. Именно поэтому Досточтимые Матроны так яростно искали Капитул. Они хотели овладеть секретом, как устоять против заразы, насылаемой Омниусом.
Зачем мать хочет, чтобы он это вспомнил?
Окутанный тьмой Пауль чувствовал в теле страшную пустоту. Кровь вытекла из него вся, без остатка.
Когда-то давным-давно на Арракисе он тоже подвергся Испытанию Пряностью, единственный мужчина, переживший его. Несколько недель он лежал в коме, фримены объявили его мертвым, но Джессика настояла, чтобы ему сохранили жизнь. Он попал в подземное царство смерти, куда не попадали женщины, но нашел в себе силы выйти оттуда.
Да, Пауль и теперь обладал этой способностью. Он был мужчиной, но членом ордена Бене Гессерит. Он мог управлять каждой своей клеткой, каждой — самой мелкой — мышцей. Он наконец понял, чего требует от него мать.
Боль умирания и кризис выживания — вот что дало ему рычаг, которым он мог вернуть себя к жизни. Он превозмог свою боль, встал над нею, словно призрак и раскрыл перед своим внутренним взором всю прошлую жизнь — Пауля Атрейдеса, Муад'Диба, императора, проповедника. Он проплыл по этой реке памяти к самым ее истокам, к детству, к тренировкам с Дунканом Айдахо на Каладане, вспомнил, как едва не был убит в войне убийц, погубившей его отца.
Вспомнил он и как их семья прибыла на Арракис, на планету, которая — и герцог Лето знал это — была всего лишь харконненовской ловушкой. Воспоминания захлестнули Пауля: разрушение Арракина, бегство вместе с матерью в пустыню, смерть первого Дункана Айдахо… встреча с фрименами, поединок на ножах с Джамисом, первый человек, которого он убил… первая поездка верхом на черве, создание армии федайкинов, нападение на Харконненов.
Поток воспоминаний набирал скорость: свержение Шаддама и уничтожение его империи, начало его джихада, узда на человечестве, чтобы не допустить падения в пропасть. Но он не смог избежать политических потрясений: император Шаддам заявил притязания на власть, потом была самозваная дочь Фейда Рауты, леди Фенринг… потом сам граф Фенринг пытался заколоть его кинжалом.
Тело его перестало ощущать пустоту, оно наполнилось пережитым опытом и великим знанием и способностями. Он вспомнил свою любовь к Чани и фиктивный брак с принцессой Ирулан, вспомнил он и первого гхола Дункана — Хейта, вспомнил смерть Чани, когда она рожала двойняшек — Лето II и Ганиму. Даже теперь боль от потери Чани была сильнее физической боли. Если сейчас он умрет у нее на руках, то причинит ей такую же неизлечимую муку.
Он вспомнил, как ушел в пустыню, ослепленный пред-знанием… и как выжил там. Как стал Проповедником. Вспомнил, как умер на пыльной улице в окружении толпы.
Теперь он стал точно таким же, каким был когда-то. Он стал Паулем Атрейдесом, он вспомнил все свои маски, все легенды, все свои сильные и слабые стороны. Что еще важнее, он заново обрел способность Преподобной Матери контролировать состояние своего организма. Как маяк в ночи, его мать заставила его увидеть самого себя.
Между слабыми сердцебиениями он принялся искать внутри себя пораженные места. Он обнаружил ножевую рану сердца — это была смертельная рана, организм не мог самостоятельно справиться с ней, его надо направить.
Готовый уйти из жизни мгновение назад, он собрался с силами, обострил все свои чувства и слился с собственным, уже переставшим биться сердцем. Он ясно увидел прорезанное ножом отверстие в правом желудочке, через которое вытекла кровь. Артерия была поцарапана, однако цела, но не было крови, которую она могла бы принять.
Пауль переместил клетки и укрепил их. Потом он стал капля за каплей собирать кровь из полостей и карманов, где она скопилась, и переместил ее в ткани. Он буквально втолкнул в себя жизнь.
Пауль не знал, сколько времени он находился в этом трансе. Он показался ему бесконечным, как кома, в которой он пролежал после того, как попробовал на язык каплю Воды Жизни. Внезапно он ощутил, как обнимает его Чани. Руки ее были теплы, и он почувствовал, что тело его перестало холодеть и дрожать.
— Усул, — услышал он тихий шепот Чани, уловив изумление в ее голосе. — Джессика, что-то изменилось!
— Он делает то, что должен.
Когда он смог поднять дрожащие веки, на мир смотрел не прежний гхола Пауль, а Пауль Муад'Диб Атрейдес, вернувшийся к жизни, принесший с собой всю свою прежнюю жизнь и вложивший ее в новую. Он вернулся со всей своей памятью и с фантастическими, еще более грандиозными откровениями…
Как раз в этот момент в зал ворвался раскрасневшийся, покрытый кровью и пылью Дункан Айдахо, отшвырнув в сторону сторожевого робота. Эразм сделал небрежный жест, разрешая человеку войти. Глаза Дункана расширились, когда он увидел истекающего кровью Пауля, поддерживаемого с двух сторон матерью и Чани. Доктор Юйэ изумленно смотрел на происшедшее на его глазах чудо.
Стараясь собраться с Мыслями, Пауль попытался упорядочить картину, им теперь увиденную, и увязать ее со своим знанием. Он многому научился, умерев один раз, возродившись, как гхола, и едва не умерев снова. У него всегда был феноменальный дар предзнания. Теперь же он знал еще больше.
Несмотря на то что ему удалось таким чудесным образом избежать смерти и возродиться, он понял, что не он — совершенный и окончательный Квисац-Хадерах, и, конечно же, не Паоло. Зрение Пауля прояснилось, он сосредоточился и понял то, чего не видел никто — ни Омниус, ни Эразм, ни Шиана и никто из гхола.
— Дункан, — хрипло произнес Пауль. — Дункан, это ты. Поколебавшись мгновение, его старый друг подошел ближе, верный боец Атрейдесов, переживший больше возрождений в виде гхола, чем кто-либо за всю историю человечества.
— Ты — тот, кого они искали, Дункан. Это ты.
Даже предзнание имеет свои границы. Никто и никогда не узнает всего, что должно произойти.
Преподобная Мать Дарви Одраде
Дрожа от радости и облегчения, Чани баюкала Пауля, обняв его рукой за плечи. Фрименское воспитание давало себя знать: видя его смертельную рану, видя его на волосок от смерти, она не проронила ни слезинки.
Стоя под сводами машинного храма, изумленный Дункан Айдахо пытался переварить откровение, которым поделился с ним бледный и окровавленный Пауль.
— Я… я — Квисац-Хадерах? Пауль слабо кивнул.
— Окончательный. Совершенный. Тот, кого они искали. Омниус, по-прежнему пребывавший под личиной старика, укоризненно посмотрел на разодетого Эразма.
— Если то, что он говорит, правда, то, значит, ты ошибся, Эразм. Это ты не позволил людям еще раз круто перевернуть их судьбу. Но ты же сказал, что твои расчеты были верны.
Независимый робот не моргнул глазом, на лице его даже появилось нечто вроде самодовольной улыбки.
— Неверна была лишь твоя интерпретация моих вычислений. Окончательный Квисац-Хадерах, действительно, находился на борту корабля-невидимки, как я и утверждал. И вывел заключение, вполне, на твой взгляд, очевидное, что это должен быть Пауль Атрейдес. Когда же лицедел нашел окровавленный кинжал с клетками Муад'Диба, ты окончательно уверился в своем ошибочном выводе.
Разум Дункана отказывался понимать услышанное. Если даже он действительно последний Квисац-Хадерах, то что прикажете делать с этим знанием?
Старик недовольно взглянул на оцепеневшего мальчика Паоло и на мертвого барона.
— Значит, вся наша работа по созданию собственного клона пошла прахом. Все это была лишь пустая трата времени и сил.
Эразм сложил свое металлическое текучее лицо в приветливую улыбку и обратился к Дункану:
— Я знаю, что не зря проникся к тебе привязанностью, Дункан Айдахо. Если ты действительно Квисац-Хадерах, то, значит, ты способен изменить ход истории вселенной. Ты — живой водораздел, вестник перемен. Только ты можешь остановить этот продолжающийся несколько тысяч лет конфликт между людьми и мыслящими машинами.
Дункан понял, что Джессика, Юйэ. Чани и Пауль уже сыграли свои роли. Теперь все внимание было приковано к нему.
Эразм выступил вперед и подошел к Дункану.
Крализец означает конец многих вещей, но этот конец не обязательно должен быть разрушительным. Просто это должны быть фундаментальные изменения. Отныне ничто не останется таким, каким было раньше.
Не должен быть разрушительным? — возвысила голос Джессика. — Ты же сам сказал, что корабли машин сейчас атакуют планеты в Старой Империи. Вы, машины, уже уничтожили или подчинили себе население сотен планет!
Робот в ответ сохранил полную безмятежность.
— Я же не сказал, что наш подход к проблеме был единственно возможным, я даже не сказал, что он был лучшим.
Старик выразительно взглянул на Эразма, словно услышав смертельное оскорбление в свой адрес.
Внезапно небо над величественным машинным городом раскололось от оглушительного грохота. Тысяча лайнеров Гильдии покрыли небо, словно грозовые тучи. Вынырнувшие из свернутого пространства исполинские корабли своими облитераторам и могли легко сжечь все континенты планеты.
Лицо старика покрылось сверкающими световыми пятнами — он явно задумался, решая, что делать теперь: В городе роботы были заняты отражением атаки песчаных червей, продолжавших рушить дома в своем бешеном и неудержимом порыве. И вот теперь с неба явился новый враг.
Эразм сменил облик, снова превратившись в добрую старушку; наверное, он считал это образ более убедительным и вызывающим сочувствие.
Я просчитал вероятности, превосходящие границы моих прежних вычислений, и пришел к выводу, что ты, Дункан Айдахо, можешь остановить эти корабли Гильдии, чтобы уберечь нас от полного уничтожения.
Прошу тебя, прекрати этот детский лепет, — сказал Омниус.
Дункан огляделся и скрестил руки на груди.
Я не боюсь Гильдии и ее навигаторов. Если мне суждено умереть, чтобы положить вам конец, то я с радостью пожертвую жизнью.
Нам всем уже приходилось умирать, — храбро добавил Юйэ.
Все это не имеет никакого значения. Пусть они разрушат Синхронию. — Старик, кажется, нимало не волновался. — Я нахожусь одновременно во многих местах. Уничтожение этой планеты, этого узла, не позволит полностью меня искоренить. Я всемирный разум, а значит, я вездесущ.
В центре зала раздался трескучий грохот. Потом вихрем развернулось свернутое пространство и на залитом кровью полу, словно ниоткуда, возник новый образ. В сверкающем, переливающемся поле возникали фигуры — иногда реальные и вещественные, иногда призрачные и текучие. Моментами присутствующие видели стройную, как статуэтка, женщину с совершенными чертами лица, моментами она превращалась в карлицу с невыразительным плоским лицом, короткими руками и ногами, а иногда это было бестелесное лицо, колыхавшееся в воздухе. Было такое впечатление, что этот человек и сам не помнил, как он должен выглядеть.