Прежде чем люди Гильдии успели занять свои места, раздалось гудение двигателей Хольцмана, и Мурбелла ощутила знакомый толчок.
Было бы большим упрощением утверждать, что все люди без исключения — враги мыслящих машин. Я пытаюсь понять людей, но они остаются для меня тайной за семью печатями. Но, несмотря на это, я продолжаю восхищаться ими.
Эразм
Частные файлы секретной базы данных
— Ты чего-то хочешь от меня? — Эразма, кажется, удивило это требование Дункана. — Но как ты сможешь заставить меня подчиниться?
Губы человека сложились в едва заметную улыбку.
— Если ты действительно понимаешь, что такое честь, робот, то мне не придется ни к чему тебя принуждать. Ты сделаешь то, что надо и сполна вернешь свой долг.
Эразм пришел в неподдельный восторг.
Чего же ты от меня хочешь? Разве не достаточно того, что я убил всех лицеделов?
Вы с Омниусом несете ответственность за куда большие злодейства, чем эти хамелеоны.
Злодейства? Это было нечто большее, чем злодейство, не так ли?
Тебе придется кое-что сделать, чтобы загладить свою вину, — все внимание Дункана было сосредоточено на роботе, он не смотрел на мертвых лицеделов, не обращал внимания на грохот за стенами храма, он видел только Эразма. Пауль, Чани, Джессика и Юйэ молча смотрели на Дункана.
Я — последний Квисац-Хадерах, — сказал Дункан, ощущая свои врожденные способности всеми клетками, всеми нитями ДНК своего организма, — но мне нужно еще очень многое понять. Я уже понимаю людей — может быть, лучше, чем кто-либо другой, но я не понимаю мыслящих машин. Ты должен дать мне повод оставить тебя в покое, и не уничтожать, воспользовавшись нынешней слабостью машин. Всемирный разум так бы и поступил.
Да, это так. Ты — последний Квисац-Хадерах. Решение за тобой. — Эразм, казалось, чего-то ждал, оптические сенсоры его вспыхнули, как звезды.
Есть ли вообще способ не прибегать к уничтожению одной или другой стороны? К фундаментальному изменению вселенной, к Крализецу. — Дункан задумчиво почесал подбородок. — Флот Омниуса состоит из миллионов мыслящих машин. Они не уничтожены, они просто остались без руководства, правильно? Думаю, что ваша империя состоят из сотен планет, многие из которых непригодны для заселения людьми.
Робот стал расхаживать по залу, переступая через трупы лицеделов, валявшиеся на полу, как марионетки, у которых перерезали ниточки. Одеяние платинового робота развевалось в воздухе.
— Это очень точное замечание. Ты хочешь отыскать всех машин и всех их уничтожить, не пропустив ни одну? Теперь, когда руководство всемирного разума закончилось, некоторые машины за время длительной изоляции смогут развить способность к независимому существованию, как это некогда произошло со мной. Насколько ты уверен в своей способности это сделать?
Дункан внимательно следил за роботом. Несколько раз Эразм оглянулся, и каждый раз на его лице было другое выражение — от пытливой мины до натянутой усмешки. Было ли это проявлением истинного страха, или робот притворялся?
— Ты спрашиваешь, хочу я мира или победы. — Это был не вопрос.
— Я снова повторю: ты сверхчеловек — решать тебе.
Я прожил очень много жизней, и за этот огромный срок научился терпению. — Дункан глубоко вздохнул, воспользовавшись старым приемом мастеров меча, чтобы привести в порядок свои мысли. — У меня сейчас уникальная возможность сблизить обе стороны конфликта. Люди и машины измотаны войной и ослаблены. Должен ли я выбрать полное истребление машин, как окончательное решение вопроса?
Или выбрать выздоровление для обеих сторон? — Эразм остановился и повернулся лицом к человеку. — Скажи мне откровенно, в чем состоит дилемма. Омниус удален из вселенной, и у остатка мыслящих машин сейчас нет руководства. Одним ударом я избавил вас от угрозы со стороны лицеделов. Я не вижу никакой проблемы, какую надо было бы решать. Разве пророчество не исполнилось?
Дункан улыбнулся.
— Так же, как и в случаях с другими пророчествами, они достаточно туманны для того, чтобы убедить любой внушаемый и незрелый ум в том, что все было «предсказано». Сестры Бене Гессерит и люди из Защитной Миссии были большие мастера на такие штучки, — он пристально посмотрел на робота. — И ты, думаю, тоже.
Эразм был удивлен, но слова Дункана явно произвели на него сильное впечатление.
И что же ты предлагаешь?
Так как именно ты занимался «математическими проекциями» и основанными на них «пророчествами», то ты мог писать любые предсказания по своему выбору. Омниус верил всему.
Ты хочешь сказать, что я состряпал эти пророчества? — спросил Эразм. — Вероятно, я сделал это специально для того, чтобы Омниус мог принять свои твердолобые тупые решения? Может быть, я специально хотел довести дело до такого печального конца? Это очень интересная гипотеза, достойная истинного Квисац-Хадераха. — Улыбка на лице робота казалась, как никогда, искренней.
Дункан холодно улыбнулся.
Как Квисац-Хадерах, я знаю, что существуют — и всегда будут существовать, так как я развиваюсь, — некоторые ограничения моих знаний и моих способностей. — Он похлопал робота по железной груди. — Ответь мне, ты манипулировал этими пророчествами?
Люди создали множество проекций и легенд задолго до того, как я начал существовать. Я просто адаптировал легенды, нравившиеся мне больше других, произвел сложные вычисления, которые должны были привести к желаемым проекциям, и скормил их Омниусу. Всемирный разум со своей вечной близорукостью, увидел в них ровно то, что хотел увидеть, и ничего больше. Он убедил себя в том, что в «конце» великая перемена потребует от него «победы», а для этого ему нужен был Квисац-Хадерах. Омниус научился многим вещам, но лучше всего он усвоил надменность и высокомерие. — Эразм картинно завернулся в плащ. — Не имеет никакого значения, что думали Омниус или лицеделы. Все равно всем здесь распоряжался я.
Подняв руки, робот широким жестом обвел металлические стены главного зала машинного храма, имея в виду город, Синхронию и всю машинную империю.
— Нельзя сказать, что наши силы вообще остались без руководства. Теперь, когда всемирного разума больше нет, я могу осуществлять управление машинами. У меня есть коды доступа и все — самые сложные и запутанные — средства программирования.
Дункан решил, что это отчасти предзнание, отчасти интуиция, а отчасти простой блеф.
Но это управление может взять на себя и Квисац-Хадерах.
Это куда лучшее решение. — По текучему металлическому лицу робота скользнуло странное выражение. — Ты мне интересен, Дункан Айдахо.
Отдай мне все коды доступа.
— Я могу дать тебе нечто большее — да, это потребует многого. Я отдам тебе всю машинную империю, миллионы ее фрагментов и деталей, запасных частей и прочего. Я разделю все это с тобой, всю эту цельность, как делили со мной лицеделы все эти удивительные, собранные ими человеческие жизни. Но для Квисац-Хадераха это будет самая обычная вещь.
Робот не успел рассмеяться еще раз. Дункан шагнул вперед схватил платиновую руку, торчавшую из-под роскошного рукава.
— Так сделай это, Эразм.
Он придвинулся ближе к роботу, протянул вторую руку и прижал ее к лицу Эразма странно интимным жестом. Предзнание вело Дункана, он и сам не очень хорошо сознавал, что делает.
Дункан, это опасно, — сказал Пауль, — ты же знаешь.
Это я представляю теперь опасность, Пауль. Мне же ничто угрожать не может. — Дункан стоял теперь в нескольких дюймах от робота, чувствуя свои растущие возможности. Хотя в его представлении о будущем и были белые пятна, ловушки и западни, которых он пока не мог предвидеть, Дункан все же чувствовал себя очень уверенно.
Робот помедлил, как будто что-то прикидывая, потом схватил Дункана за руку и — таким же жестом — протянул другую, чтобы коснуться лица человека. Темные брови Дункана сдвинулись, когда он испытал странное ощущение. Холодный металл показался ему мягким, казалось, он вот-вот погрузится в него. Дункан расширил сознание, мысленно потянулся к Эразму, к неизведанному пространству мышления независимого робота, а Эразм сделал то же самое по отношению к нему. Пальцы робота удлинились, обхватив кисть Дункана словно перчаткой. Текучий металл покрыл запястье и пополз дальше, на предплечье. Дункан ощутил жгучий холод, когда Эразм заговорил.
— Я чувствую, как растет доверие между нами, Дункан Айдахо.
Шли мгновения, Дункан не мог сказать, сам ли он берет что-то у Эразма или робот отдает все, что было нужно нарождающемуся Квисац-Хадераху — буквально все. Несмотря на то что теперь они были слиты воедино, Дункану было мало и этого. Вязкий металл покрывал его руку, как песчаные форели в свое время — очень и очень давно — покрыли кожу и совершенно поглотили тело юного Лето II.
Я слышу звук зовущей меня трубы вечности.
Лето Атрейдес II Архив, найденный в Дар-эс-Балате
Машинный город был почти полностью разрушен. С исчезновением Омниуса конструкции Синхронии перестали менять свои формы. Строения перестали раздуваться и опадать, двигаться, как кусочки мозаики, здания перестали менять свою конфигурацию. Словно огромный сломанный двигатель, город остановился, застыл. Улицы оказались перегороженными, некоторые здания погрузились в землю, некоторые приняли незаконченный вид. Уличные вагоны повисли в воздухе, болтаясь на невидимых, электронных нитях. Всюду валялись гротескные трупы лицеделов и изуродованные остовы боевых роботов. К небу поднимались столбы огня и дыма.
Уставшая, несмотря на одержанную победу, Шиана с удовлетворением оглядывала поверженный вражеский город. Она шла по разрушенной улице, когда увидела одинокую фигурку мальчика, стоявшего среди покореженных зданий. Вид у него был расстроенный, но Шиана никогда до сих пор не видела его таким сильным — этого преображенного теперь Лето II. Он покинул червей, отправив их заканчивать разрушение города, но даже теперь он все равно оставался частью этих чудовищ.
Лето, задрав голову, рассматривал болтавшийся в воздухе вагон. Шиана увидела, что с мальчиком вообще творится что-то странное, что-то чего не было в нем еще вчера. Шиана все поняла.
— К тебе вернулась память.
— В мельчайших подробностях. Я переживаю ее и сейчас. — В глазах Лето отражалось бремя столетий, а сами глаза были синими — он насытился пряностью в тесном контакте с червями, которыми управлял.
— Я — Тиран, бог-император.
Голос его был громким, но невероятно усталым и тусклым.
— Но ты, кроме этого, Лето Атрейдес, брат Ганимы, сын Муад'Диба и Чани.
Он улыбнулся, словно сбросив с плеч часть тяжкого груза.
— Да, и это тоже. Я все, чем был мой предшественник — и я червь. Жемчужина сна внутри них раскрылась, и я проснулся.
Шиана вспомнила этого тихого мальчика таким, каким он был на борту корабля-невидимки. Его прошлое было самым ужасным, оно было хуже, чем у кого-либо другого, и вот теперь того невинного мальчика больше нет.
— Я помню каждую смерть, причиной которой был. Каждую, все до единой. Я помню всех моих Дунканов и помню причины, по которым они лишались жизни. — Он снова посмотрел вверх, схватил Шиану за руку и оттащил ее под навес одного из уцелевших зданий.
Спустя секунду лопнул невидимый трос и вагон рухнул на землю на то место, где они только что стояли. В вагоне кучей лежали мертвые лицеделы.
Я знал, что он упадет, — сказал Лето. Шиана нежно улыбнулась.
У каждого из нас свои особые таланты.
Они взобрались на разбитое здание, чтобы лучше осмотреть разрушенный город. Дезориентированные роботы бестолково суетились среди дымящихся развалин, словно ожидая инструкций.
— Я Квисац-Хадерах, — отчужденно сказал Лето II. — Им был и мой отец. Но теперь все стало другим. Неужели я мог планировать все это тогда, давно, как часть моего Золотого Пути?
Как будто повинуясь его зову, из-под земли с шумом вынырнули четыре червя и нависли над развалинами. Потом Шиана услышала скрежещущий шорох, и из-под земли появились еще три червя, пришедшие с другой стороны, разбрасывая в стороны строения и пробуравливая руины. Они стали больше, чем были. Теперь черви выстроились, окружив Шиану и Лето.
Самый большой из них по кличке Монарх повернул голову к людям. Лето без страха взобрался на верхний этаж здания и приблизился к чудовищу.
— Ко мне вернулась память, — сказал Лето Шиане и шагнул вперед, — но не восстановилось мое дремлющее бытие, каким я обладал, будучи богом-императором, когда люди и черви стали единым целым.
Монарх положил голову на колонну под ногами Лето, и остальные черви последовали его примеру. Они выглядели сейчас, как верноподданные у трона своего владыки. Коричный запах меланжи наполнил воздух.
Лето протянул руку и погладил Монарха по голове, провел рукой по краю его пасти.
— Мы будем мечтать вместе снова, да? Или мне отпустить вас, чтобы вы продолжали мирно и счастливо спать?
Шиана тоже бесстрашно коснулась червя, ощутив ладонью твердые кольца.
Вздохнув, мальчик добавил:
Я скучаю по людям, которых когда-то знал, особенно по Ганиме. Вы не вернули ее мне своей программой гхола.
Мы не подумали о таких личностных последствиях, — сказала Шиана. — Прости нас.
Синие глаза Лето наполнились слезами.
— У меня так много мучительных воспоминаний из тех времен, когда я еще не покрылся песчаными форелями и они не стали моей частью. Мой отец отказался сделать выбор, какой сделал я, — он отказался платить кровью за Золотой Путь, но я, как мне казалось, сделал лучший выбор. Какими же надменными и самонадеянными бываем мы в молодости!
Перед Лето возникла голова червя. Пасть его была раскрыта, как пещера, полная пряности.
— По счастью, я знаю, как вернуться в дремлющую сущность Тирана, бога-императора. Как снова стать истинным сыном Муад'Диба. — Он посмотрел на Шиану и сказал: — Я уже сделал свои несколько глотков человечности.
С этими словами он вошел в раскрытую пасть и перешагнул через кристаллические зубы.
Шиана поняла, что он хочет сделать. Она и сама пыталась сделать это, но безуспешно. Червь поглотил Лето II, закрыл пасть и отступил. Мальчик исчез.
У Шианы едва не подогнулись колени. Она знала, что никогда больше не увидит Лето, хотя он будет отныне вечно пребывать с червями, слившись с Монархом изнутри и снова став бодрствующей жемчужиной сознания.
— Прощай, мой друг.
Но на этом действо не закончилось. К Монарху приблизились другие черви, и они все вместе склонились над Шианой. Она застыла в неподвижности. Ее охватил страх, смешанный с очарованием. Поглотят ли они и ее? Она приготовилась принять свою судьбу, но страха больше не было. Когда она была еще маленькой девочкой, после того, как черви разрушили ее родную деревню на Ракисе, Шиана бежала в пустыню, громко призывая червей, чтобы они пожрали и ее.
— Ну, Шайтан, может быть, теперь у тебя проснулся аппетит?
Но они не желали ее есть. Вместо этого черви собрались вместе и принялись громоздиться друг на друга, извиваясь, как клубок змей. Теперь, когда Лето был внутри Монарха, черви начали преображаться. Шесть червей обвились вокруг седьмого, самого крупного, который проглотил мальчика. Они продолжали извиваться и крутиться, а их тела, обнимали тело Монарха, словно вьюны, карабкающиеся на ствол дерева. Потом движения их слились в одно.
Шиана отступила подальше, чтобы ее не погребли под собой падающие обломки. Кольца скрученных тел начали сливаться в одно, более крупное тело. Тела стали представляться все больше и больше, как одно целое; объединились кольца, и в результате получился один — невероятной величины червь, чудовище, превосходящее своими размерами самых больших червей легендарной Дюны.
Шиана споткнулась и упала на груду камней, но не могла оторвать зачарованного взгляда от громадного червя, который теперь навис над нею во всю дину своего тела, достигавшего теперь нескольких сот метров.
— Шаи-Хулуд, — пробормотала она, сознательно не произнося слова «шайтан», как она называла обычно червей. Нет, теперь это был божественный старик пустыни. В воздухе висел умопомрачительный запах меланжи.
Сначала она подумала, что исполин все же пожрет и ее, но он отвернулся и нырнул под землю, с грохотом пробуравливая туннель под машинным городом.