– Тут меня! – откликнулась сестра из-под покосившегося креста. – Я, кажись, его нашла.
– А ты уверена, что там похоронен утопленник?
– Конечно нет, но зато крест деревянный. И травка растет. – Ксанка радостно продемонстрировала мне пучок сочных листьев ярко-свекольного цвета.
– На сельдерей похоже.
– Да ну тебя, Фома неверующая. Вечно говоришь такие глупости, будто не магичка, а училка времен буйного социализма.
Я живо представила себя в строгом костюме, разношенных туфлях сорокового размера и с длинной псевдобамбуковой указкой. Волосы собраны в пучок на затылке, с носа сползают огромные стрекозоидные очки в роговой оправе… Видение было таким ярким, что я не удержалась и хихикнула. А кто-то за моей спиной и вовсе расхохотался.
Я всегда считала, что у меня хорошая реакция, а сейчас окончательно в этом убедилась. Резкий разворот – и я нос к носу столкнулась с высоким парнем, закутанным в черный балахон. Лица видно не было, только глаза сверкали из-под капюшона, но по размаху плеч принадлежность к мужскому полу угадывалась однозначно. А определить, что он высокий, вообще было секундным делом. Я уже говорила, что столкнулась с ним нос к носу? Так вот, он при этом сидел на корточках. Вернее, уже вставал.
Я закончила изучение балахонистого типа мгновением раньше, чем он понял, что я его заметила, и это было очень хорошо. Потому что, осознав, что обнаружен, парень резко выбросил вперед правую руку со сжатым кулаком. Я увернулась (говорю же, реакция хорошая) и, повинуясь извечному женскому рефлексу, въехала коленом обидчику между ног. Вставать балахонистый сразу же раздумал, тоненько взвизгнул и повалился на землю. Судя по аналогичному визгу, донесшемуся откуда-то сзади, пока я разбиралась со своим противником, еще кто-то попытался обидеть Ксанку. Я обернулась и застала прелестную картинку: моя сестра стоит над скорчившимся парнем и упирает острый каблук своей туфельки ему прямо… да, вот как раз туда. А напротив стоят еще три таких же типчика и смотрят на происходящее с выражением немого ужаса на физиономиях. Даже капюшоны откинули, чтобы лучше видеть. А может, чтобы нам было легче их разглядывать. Ну я и разглядела-таки одну знакомую рожу.
Витек, тот самый, который подвозил нас до кладбища, оказывается, тоже не все рассказал. В том же направлении ему, ага. Но чтоб настолько в том же… Интересно, что он тут все-таки делает? Протемняется душой и режет дохлых кошек? Фу, как неромантично.
Зато у Ксанки, кажется, разом прошла вся влюбленность. По крайней мере, смотрела она на него совершенно спокойно, без дрожи в коленках. Зато тот тип, который находился у нее под каблучком, трясся, как я перед годовой контрольной по математике.
– Садистка ты, – констатировала я, обращаясь к сестре.
– Ага! – радостно кивнула Ксанка. – А насчет сатанистов ты оказалась права, они здесь действительно водятся.
– Мы не сатанисты, – неуверенно начал Витек, – мы охотники на ведьм!
– А мы тут при чем? – хором откликнулись я и Ксанка, испуганно переглядываясь. Такие у нас в городе, кажется, раньше не водились. А теперь, значит, появились на наши головы.
– А вы, наверно, ведьмы, – предположил парень, окидывая нас максимально презрительным взглядом. На Ксанкином декольте взгляд надолго застрял, а где-то в районе коленок остановился окончательно, разом потеряв всю презрительность. Но охотник на ведьм все-таки мужественно докончил свою речь: – И мы вас сейчас будем сжигать, потому что вы есть средоточие мирового зла.
В кармане заворочался Глюк, и я успокаивающе погладила его по голове. Ничего, родной, прорвемся. И не от таких удирали. И, повинуясь инстинкту самосохранения, я перекинула почти всю имеющуюся в распоряжении энергию в кисть правой руки. Если что, буду отстреливаться огненными пульсарами. Ксанка тоже разминала руки, готовясь к какому-то заклинанию. Она их знала бессчетное количество, в том числе и кучу запрещенных. А у меня, бездарности, даже и разрешенные-то не всегда получались. Ну как говорится, в семье не без Марго.
Впрочем, сейчас все вполне могло разрешиться и без помощи магии. Природное Ксанкино обаяние уже делало свое светлое дело, и парни в балахонах все больше недоумевали, с чего это они вдруг прицепились к таким симпатичным девочкам.
– Ну может, мы пойдем? А вы тут ждите ведьм, они обязательно еще появятся, – осторожно заметила моя сестра после пяти минут молчаливой игры в гляделки.
– Ага, – хором подтвердила троица балахонистых.
Два недоевнуха на земле только что-то сдавленно замычали.
Мы снова переглянулись (на этот раз радостно) и сделали маленький шаг назад – на пробу. И тут откуда-то справа раздался хриплый вопль:
– Хватайте их, они же ведьмы! Дьявольские отродья не должны уйти!!!
Парни словно от спячки очнулись – бросились на нас слаженно, как партизаны на немецкого десантника, по ошибке приземлившегося посреди их лагеря. Из-за кустов и крестов повыскакивал еще десяток таких же – рослых и чернобалахонистых, и мне сразу стало очень несмешно. Первый пульсар сорвался с кончиков пальцев и полетел наперерез нападающим. У кого-то вспыхнул балахон, округу огласил совсем немужественный визг и чей-то надрывный вопль:
– Хватайте мелкую дуру, она фаерболами швыряется!
В направлении вопившего тут же полетел следующий пульсар, но он, как и обычно у меня, получился не огненный, а дымный, и развеялся на полпути. Зато образовалась спонтанная дымовая завеса, найти в которой меня было не легче, чем пресловутую черную кошку в темной комнате. С другой стороны, я тоже ничего не видела, но что было сил лупила руками и ногами по всем ближайшим объектам. Иногда даже попадала, но все куда-то не туда – то по надгробиям, то по Ксанке, а пару раз и сама по себе.
Внезапный порыв ветра сдул в сторону весь дым, а заодно и трех «охотников» – это вступила Ксанка. Она обожала заклинания воздушной стихии, и следующие несколько минут я удовлетворенно наблюдала, как балахонистых кувыркает в воздухе и швыряет друг на друга. Ругань стояла такая, что бабушки на предвыборных митингах обзавидовались бы. В большинстве своем «охотники за ведьмами» были представителями современной молодежи, поэтому обзывали нас в основном читерами маздайными, хотя и традиционного русского мата тоже не чурались. А потом кто-то из них изловчился и залепил-таки Ксанке прямо в лицо каким-то мешочком. От удара мешочек лопнул, и по коже моей сестры рассыпался мелкий золотистый песок. Ветер утих мгновенно. Еще какое-то время Ксанка пыталась делать руками сложные пассы, но ее словно покинула вся сила.
– Антимагический порошок, – радостно провозгласил уже слышанный мною хриплый голос, – лучшее средство от ведьм. При любом контакте с организмом блокирует использование магии на срок до трех дней. Замечательная штука, правда?
– Гениальное изобретение, – угрюмо согласилась Ксанка, ища глазами обладателя голоса.
Я кивнула, размышляя о том, что на меня этот порошок, кажется, не попал, а значит, можно попробовать тихонько сгенерировать пару пульсаров. Я уже даже приготовила руку для броска, но тут по моей макушке что-то мягко долбануло и по лицу потекли потоки золотистого песка. Ощущение силы исчезло моментально, мир сразу показался пустым и блеклым. Я мысленно пожалела людей, которые всегда, с самого рождения, видят его именно таким. Но жалеть «охотников» я не собиралась, и уж если в них что-то кидать, то… подходящих камней на земле, как назло, не валялось, поэтому я запустила в балахонистых первым что подвернулось под руку – Глюком. Ужик мелькнул в воздухе извивающейся лентой и эстетично плюхнулся прямо в руки одному из парней.
– Змея! Она меня укусила! – в ужасе закричал «охотник», поспешно отбрасывая Глюка подальше от себя, а так как дальше всех стоял Витек, то на него ужик и шмякнулся. Бывшая Ксанкина любовь всей жизни подпрыгнула, как бешеный хомячок, пытаясь скинуть с себя «страшного ползучего гада», но Глюк уже нырнул к нему под балахон и зашипел. Я мстительно улыбнулась нарастающему переполоху…
И тут меня снова что-то долбануло по макушке. И на этот раз уже совсем не мягко.
Мне показалось, что отключилась я всего на мгновение, однако «охотники» успели связать мне руки, пару раз пнуть, отнести куда-то на другой конец кладбища и привязать к толстому деревянному столбу. Это все я угадывала по смутным ощущениям, потому что перед глазами плавала сплошная мутная пелена, даже небо от земли отличалось с трудом и периодически менялось с ней же местами, а бледная и смазанная лампочка луны вообще выписывала замысловатые кренделя. Фигово! Я несколько раз моргнула, но легче не стало. В других обстоятельствах я, наверное, позволила бы себе благополучно потерять сознание, но столб и веревки держали крепко, а уходить в бессознанку стоя как-то не хотелось. Ладно, переживу, в конце концов, это не первое мое сотрясение мозга. А женская интуиция упрямо подсказывает, что и не последнее.
Но все равно противно, потому что это только в книжках, когда героя бьют дубовым шкафом по голове, он вырубается минут на десять, а потом приходит в себя и сразу бежит кого-то спасать. Вот уж воистину, читер маздайный.
Тем временем пелена перед глазами немного развеялась, и луна по небу прыгать перестала. Да и само небо надежно угнездилось где-то над головой. Но зато я осознала, что рядышком привязана Ксанка, а вокруг столба стоит больше десятка «охотников», в том числе и Витек. И отпускать нас, кажется, никто не собирается. Как-то очень уж безрадостно все выходит.
Печально знакомый хриплый голос где-то над ухом заунывно вещал:
– …и предадим их священному пламени, дабы очистило оно от скверны их души и тела. И зачтется нам это святое деяние…
Я как-то не сразу поняла, что это он о нас. Так эти кретины нас сейчас сжечь собираются? Или они так прикалываются? Но по убийственно серьезным лицам балахонистой молодежи я поняла, что нет, не прикалываются. Действительно, сожгут и не поморщатся. Вон даже веток сухих кучу натаскали и пентаграмму вокруг столба красными камушками выложили – для антуража, надо полагать. И не лень им было специально камни одинакового размера подбирать, а потом их еще и красить. Интересно – чем: гуашью, акварелью или эмалью обыкновенной, очень вонючей?
И тут до меня дошло, что я тормоз. Или, на худой конец, очень медленный газ. Ведь все так просто. «Охотники» не выкладывали пентаграмму вокруг столба, они нашли уже готовую и вкопали столб посреди нее. И если это действительно так… Ну да, я же слышала, что где-то на кладбище есть старая перемещающая пентаграмма, только ею не пользуются… не помню почему. Но она есть. Мы сейчас в ней стоим. Стоим в центре портала, готового в любой момент отправить нас куда угодно. Ну ребята, удружили вы нам, сами того не желая!
Я легонько пнула Ксанку.
– Ой, Маргошенька, ты очнулась?! – радостно завопила сестра прямо мне в ухо. «Охотники» уставились на нас, как на святотатцев. Ах да, мы же прервали вдохновенную проповедь этого, который хрипит. Ну и ладно, не бесконечно же ему трепаться, пора и мне выступить. Или не пора?
– Господа, а вы в курсе, что детей по голове бить нельзя, им от этого больно? – совершенно неожиданно для самой себя выдала я, приятно удивившись, что язык не заплетается.
– Покайся, грешница, – как-то не в тему ответил хриплый, наконец-то показываясь в поле моего несфокусированного зрения. Ничего особенного он из себя не представлял – низенький (с меня ростом), пухленький, лысоватый. Прямо колобок из сказки. Но, как и все собравшиеся, в длинном черном балахоне, из-под которого выглядывали дешевые корейские кеды. Я непроизвольно улыбнулась – воспринимать такого человека серьезно мой сотрясенный разум упрямо отказывался.
– А если покаюсь, вы меня отпустите? – Надо же было хоть что-то ему ответить, а то просто стоять и молчать как-то даже неприлично.
– Нет. Но зато ты умрешь с чистой совестью.
– Совесть у меня и так чистая, я ей никогда не пользуюсь.
– Тогда молчи и слушай дальше!
И он снова забубнил что-то о том, какие мы с Ксанкой нехорошие, и как нас только земля носит, да таких, как мы, отстреливать надо или из окон без парашютов выбрасывать, а поэтому гореть нам с ней в геенне огненной до скончания времен. У него, конечно, все получалось намного возвышеннее и литературнее: по-моему, это из-за того, что он дома перед зеркалом каждый вечер репетировал.
Ну ладно, пока он болтал, а остальные прилежно внимали, я попыталась еще раз тихонько пнуть Ксанку. На этот раз она сообразила, что орать не надо, и прошептала:
– Чего тебе?
– Пентаграмму видела? Заклинание помнишь?
– Видела. Помню. Но ничего не получится.
– Почему? – наивно поинтересовалась я, пытаясь освободить руки. Узел на веревке упорно сопротивлялся, но уже через несколько секунд активного дерганья кисти сами без проблем вытащились из опутывающих веревок.
– Во-первых, этот долбаный порошок все еще блокирует мою магию, а без магии пентаграмма не запустится. А во-вторых, если ты не в курсе, этой пентаграммой уже лет триста никто не пользуется. Видишь, вон та линия разорвана?
– Она что, нестабильная? – Я мысленно чертыхнулась. Такая была хорошая идея – телепортироваться прямо из-под носа «охотников», причем вместе со столбом. Но нестабильность пентаграммы означала, что нас выкинет не туда, куда мы пожелаем, а туда, куда повезет. И хорошо если вообще выкинет, а то может и оставить вечно мотаться по непознанным просторам Междумирья. Приятного, конечно, мало. Но гореть заживо, согласитесь, гораздо неприятнее. А поэтому я упорно продолжила:
– А если все-таки попробовать? Хоть в живых останемся!
– Да говорю же тебе, я не могу ее активировать, просто не хватит сил.
– А при чем тут твоя сила? Используй энергию самой пентаграммы, там должно быть более чем достаточно, особенно если ее столько лет не запускали. А заклинание ты помнишь, сама сказала…
– Помню… В принципе реально… Но в любом случае нужна какая-то энергетическая связь между мной и порталом… Ой!
– Что?
– Ничего, просто по мне Глюк ползет. И еще на нас все смотрят.
Все действительно смотрели на нас. Э-э-э… а что мы такого сделали? Опять прервали проповедь? Так ведь мы не нарочно, а по простоте душевной. Увлеклись чуть-чуть…
– Приготовьтесь, дети мои, к величайшему моменту вашей жизни, – хрипло возвестил «колобок», – сейчас вы узрите, как погибают в муках порождения дьявола. И наполнится душа ваша светом, и пойдете вы дорогой истины!
Парни уставились на него в тупом обалдении. Откровенными идиотами они вроде бы не были (хотя жечь двух симпатичных девушек только за то, что они ведьмы, – это ли не идиотизм?), но из всего сказанного поняли от силы слова три, да и то предлоги.
– Поджигайте!!! – рявкнул «колобок», так и не дождавшись какой бы то ни было реакции. И тогда они бросились нас поджигать.
Если бы я смотрела на это действо со стороны, то, наверное, валялась бы по земле от хохота – уморительно все выглядело! Парни так старались угодить своему предводителю, что, бросившись за хворостом, чуть не столкнулись лбами. Потом они тащили этот хворост к нашему столбу, но ветки сцепились между собой и совсем не хотели тащиться. Балахонистые суетились, как муравьишки вокруг гигантского древесного листа, задевали друг за друга, кому-то чуть не выкололи глаз сучком, а кто-то пропорол ногу куском колючей проволоки, каким-то чудом затесавшимся между ветками.
Потом они поняли: если просто обложить нас хворостом и поджечь, мы не сгорим, потому что останемся в самой середине, куда хворост запихать нельзя, поскольку там мы и столб. Тогда они начали подсовывать хворост под нас и пропихивать между нами, но мы пинались и брыкались (никогда бы не подумала, что можно брыкаться со связанными ногами). Парням скоро надоела эта затея, и они решили, что если даже мы не сгорим, то от дыма все равно задохнемся.
Тут выяснилось, что ни у кого нет спичек, а единственный курящий среди «охотников» потерял в общей суматохе зажигалку, и теперь им остается только одно – добывать огонь трением. Но «колобок» снизошел до «детей своих» и величественно снабдил их спичечным коробком. Ребята восприняли это снисхождение с должным воодушевлением. От радости и предвкушения нашей скорой гибели руки у них задрожали, и коробок выпал на землю. Искали его минут десять, благо луна как раз скрылась за случайной тучкой, а фонарика ни у кого, естественно, не было.