Храп постепенно перерос в раздраженное сопение, а со стола раздался гневный писк. Ага, пробрало! Вот слушайте теперь, чтобы впредь неповадно было мне бойкоты устраивать!
А по лесу гуляет вервольф,
Он за жертвой идет по пятам,
Но не бойся, ведь ты только мой,
Никому я тебя не отдам.
Где-то в городе рыщет маньяк,
Явно хочет кого-то убить;
А по кладбищу бродит мертвяк,
Ищет, кем бы ему закусить.
Кьяло перевернулся на живот и накрыл голову подушкой. Видимо, таким нехитрым образом он пытался хоть как-то приглушить звук. Бедняга! Кажется, он недооценил громкость и пронзительность моего голоса. А зря…
Я набрала в легкие побольше воздуха и продолжила в несколько раз громче:
Они скоро друг друга найдут,
И кровавый завяжется бой,
Но к тебе они не подойдут,
Ты ведь спишь под моею рукой.
Спи, тебя не отдам я врагу.
Ночью будет нестрашно совсем.
Спи, дитя, я твой сон сберегу…
А под утро сама тебя съем!
Кьяло все-таки не утерпел и запустил в меня подушкой, но глаза при этом открыть позабыл, поэтому промахнулся, и боевой снаряд угодил аккурат в подсвечник. Свечка сломалась, а острая завитушка, придерживавшая ее в вертикальном положении, легко пропорола не только тонкую наволочку, но и плотный наперник, и по всей комнате разлетелись белые пушистые перышки.
– Может, ты заткнешься, а? – угрюмо спросил парень, поворачиваясь ко мне и приоткрывая глаза. – Если хочешь, я даже извинюсь, только дай поспать.
– Э-э-э… – не сразу дошло до меня. – А за что извиняться-то?
– Ну ты же за что-то на меня обиделась, перед тем как уйти.
– А за что?
– Если бы я еще помнил, – вздохнул парень, сдувая с носа мелкое перышко. – Кажется, ты что-то сказала о Вербе. Или это я сказал?
– Да какая разница, кто сказал. Лучше просыпайся и слушай сюда, у меня вопрос жизни и смерти.
– Чьей? – Кьяло послушно переполз в вертикальное положение.
– Еще не решила. Но вот только сразу скажи: знаешь ли ты, где здесь живет некий господин Гатьбу? И если знаешь, то реально ли забраться к нему в дом? Ответ «нет» не принимается!
Парень задумался. Он все еще смотрел на меня, но мысленно уже находился далеко от трактира. На его лице все больше и больше проступало выражение мечтательного блаженства, свойственное или гениям, или тихим идиотам (первым в момент озарения, а вторым круглосуточно). Или мне в предвкушении вкусного обеда.
Кстати, об обеде! Снизу явственно пахнуло пирожками. Свежими, горячими, пышными. С капустой, картошкой, рисом, мясом, вареньем… Вкуснотища! Рот сразу же наполнился слюной, а в желудке тоскливо заурчало.
Ага, и физиономия у меня сразу же стала точно такая же, как у Кьяло. Воистину, обжора и воришка – два сапога пара. И какая разница, что один сапог тридцать пятого размера, а второй… ну примерно сорок восьмого.
– Слушай, а зачем тебе лезть в дом к Гатьбу? – соблаговолил-таки поинтересоваться второй сапог. – Говорят, у него охрана еще круче, чем у старого Роледо.
– Да мне, собственно, Роледо и нужен, – призналась я. – Только он сейчас гостит у Гатьбу.
– Хрен редьки не слаще, – вздохнул Кьяло. – А на кой черт он тебе сдался-то?
Теперь уже вздохнула я. А потом подумала, что хуже уже не будет, и рассказала, что со мной случилось за последнее время: начиная с удара по голове и кончая сделкой с никсой. Умолчать о браслете тоже не получилось.
Как ни странно, Кьяло меня не убил. Видимо, решил, что без меня ему браслет не вернуть, а разделаться с мелкой, противной, наглой и т. д. эльфой он всегда успеет. Вместо этого он задумчиво причмокнул и спросил:
– А чем так вкусно пахнет?
– Что, и тебя проняло? – облизнулась я. – Спорим, что пирожки?!
– Не, даже спорить не буду. Но убедюсь… убеждусь… тьфу, проверю с удовольствием.
– А жемчужина?
– А чего ей сделается? До вечера еще уйма времени. Пошли вниз!
Пожалуй, не только я плохо соображала на голодный желудок.
Но сразу наброситься на пирожки не удалось. Во-первых, в пределах видимости их не наблюдалось (запах, оказывается, шел из кухни), а во-вторых, на первом этаже бушевала Верба. Попадаться под горячую руку разъяренной воительнице не хотелось, поэтому пришлось пока остановиться на лестнице. Но и оттуда все было замечательно видно и слышно.
– Какой придурок прошляпил мое седло? Да вы знаете, сколько оно стоит?
– Стоит много, у тебя таких денег отродясь не водилось, – хмыкнул Льени. – Но вот во сколько оно тебе обошлось – это уже совсем другой вопрос. Сама-то ты его где уперла?
– Я не уперла, я с трупа сняла.
– С трупа? – переспросил Лито, даже не пытаясь скрыть улыбку.
– Ну с коня трупа, – отмахнулась женщина. – Но он все равно достался бы мне.
– Труп?
– Нет, конь. Кляча старая, всего и достоинств – одно седло. Он же мне его в карты продул, а отдавать не захотел.
– Кто продул, конь?
– Какой конь?! Труп!
– Ты играла в карты с трупом? – Сын трактирщика совсем развеселился, но, встретившись взглядом с раскрасневшейся воительницей, понял, что немного переборщил с подколками.
Верба бегло оглядела трактир и, за неимением ничего более подходящего, потянулась к глиняной миске. Лито тихо ойкнул и спрятался за стойку.
– Нет, играла я с живым, но он проиграл, а долг не отдал, поэтому стал трупом! – Верба уже поняла, что над ней неприкрыто издеваются, но остановиться не могла, а потому старалась говорить менее двусмысленно.
– Ну легко пришло – легко и ушло, – философски заключил трактирщик.
– Ничего себе легко! – возмутилась воительница. – Я об него ноготь сломала!
– Об труп? – уточнил Лито, высовываясь из-за своего укрытия и тут же ныряя обратно.
– Об седло, дурень! Там пряжку заело… Да и тяжеленное оно оказалось, словно свинцовое. Но красивое. И под жилетку мою новую очень подходило…
– Какую жилетку? – В разговор вмешалась Лита, выглянувшая из кухни с огромной тарелкой румяных, еще дымящихся пирожков. – Не ту, случаем, на которой Марыська ночью котят родила? Кожаная такая, с серебряными нашлепками. Ее кто-то вчера на лавке забыл, я так и поняла, что ты, но относить уже поздно было. Думала, утром отдам, а оно… вот… Но зато там такие котятки – загляденье просто! Хочешь посмотреть?
Верба не ответила, только пробормотала вполголоса, что утро добрым не бывает, и направилась к лестнице. Уже на середине она остановилась и с сомнением посмотрела на миску, которую все еще сжимала в руке.
– И в кого бы ее бросить?
– В меня, – весело крикнула стойка голосом Лито. – Все равно ведь промажешь.
– Думаешь? – Воительница улыбнулась. И как стояла спиной к обеденному залу, так же, не поворачиваясь, и кинула.
Все присутствующие затаили дыхание, хотя даже полному идиоту было понятно – не попадет. Просто потому, что не научились еще тарелки летать сложным зигзагом, аккуратно огибая заботливо расставленные судьбой препятствия – резные перила, толстый столб, поддерживающий потолок, Литу с пирожками…
Над перилами глиняная посудина пролетела без проблем, в столб не вписалась только чудом, но помеху в виде дочери трактирщика обогнуть не смогла, со свистом врезавшись в горку свежего печева. Девушка коротко вскрикнула, взмахнула руками, и обе тарелки, обычная и метательная, вместе с пирожками взлетели под потолок. Но метательная до верха не долетела, уже на полпути потеряв скорость и устремившись вниз. Как раз за стойку! Но вот только немного правее того места, где сидел парень.
И тут решила вмешаться я. Совсем чуть-чуть, да много бы и не получилось – с телекинезом у меня всегда были проблемы. Но чуток подкорректировать траекторию полета миски смогла бы даже самая большая неудачница в мире.
Метательный снаряд неожиданно для всех вильнул и ловко двинул по лбу зазевавшегося Лито. Верба победно вскинула голову и продолжила путь наверх. Когда она поравнялась с нами, Кьяло даже дышать забыл. Так и застыл, словно одинокий суслик посреди голой степи. И простоял бы, наверно, до самого вечера, если бы я не двинула его локтем в бок.
– Ты чего толкаешься? – обиделся он.
– Я не толкаюсь, я вывожу тебя из состояния тупого ступора. Мы же есть собирались.
– Собирались… Только что есть-то?
Лита, ругаясь сквозь зубы, ползала по полу, собирая разлетевшиеся во все стороны пирожки. За ней заинтересованно наблюдала с лавки кошка Марыська.
В тусклом свете стареющего месяца мы подошли к нужному дому. Точнее, к высоченной кованой ограде, которая этот дом огораживала. Возле двустворчатых ворот дремали два стражника, еще один пытался не уснуть рядом с маленькой боковой калиточкой. С первого этажа доносилась музыка, приторная и тягучая, как дешевая жвачка. А на окне третьего этажа мерно колыхались розовые занавески с рюшечками.
– Фу, какая попса! – недовольно пробормотала я.
– Че? – не понял Кьяло.
– Ничего… Лучше думай: как мы туда лезть будем?
– Лезть буду я, потому что ты обязательно что-нибудь натворишь. А у меня жизненный опыт, и возраст, и это… как его…
– И браслета нет, – охотно подсказала я.
– И браслета… Черт! Вот что я без него делать буду?
– М-да, незаметно спрятаться за шторкой с твоими габаритами будет проблематично. Может, просто забьем на это и пойдем спать, а?
Кьяло посмотрел на меня сверху вниз, как наша школьная биологичка на амебу, съежившуюся под микроскопом.
– Нет, теперь я отсюда просто так не уйду. Обчистить Роледо – это уже дело чести. Говорят, у него даже ночной горшок усыпан драгоценными камнями. А уж Роледо, ночующий в доме Гатьбу… Если получится, мы с тобой в легенды войдем!
– А если не получится, то тоже войдем, но уже как два самых больших идиота!
– Нет, тогда нас в эти легенды внесут ногами вперед. Давай-ка лучше соображать, что тут можно сделать. Через забор, допустим, перелезем. Если в доме гости, то собаки должны быть привязаны. А вот в здание нас никто не пригласит.
– А через окно? – Я кивнула на огромный развесистый дуб со стволом в два моих обхвата. Рос он как раз с нашей стороны ограды, а на высоте третьего этажа раздваивался, и одна из толстенных веток благополучно дотягивалась до нужного окна. Вторая тоже практически упиралась в окно, но уже другого, соседского, дома. Получался этакий импровизированный мост между двумя зданиями и с опорой в виде дубового ствола. К сожалению, вплоть до самого разветвления на стволе не было ни одной, даже самой хлипенькой, веточки. – Теоретически вполне можно залезть. У тебя веревка для подстраховки есть?
– Веревка-то есть. Но лезть туда как-то… Может, все-таки через дверь попробуем, а?
– Боишься? – ухмыльнулась я, вспомнив натянутые отношения парня с высотой.
Кьяло потупился и, переборов себя, кивнул.
– А может, я одна туда быстренько слазаю, а?
Ну да, проще было бы уговорить пустотелое бревно. Увидев, что обычные фразы типа «Не пущу!» тут мало помогут, парень просто обхватил меня поперек талии и бесцеремонно отодвинул подальше от дерева.
– Я сказал, через дверь – значит, через дверь! Или останешься здесь.
Я покосилась на вожделенное окно, потом на стражников, усиленно пытавшихся не заснуть. Не знаю, какой идиот доверил им охрану особняка, но со своей работой они справлялись просто ужасно. Нас не только до сих пор не заметили, но и вообще наотрез отказывались смотреть в нашу сторону.
– Ладно, пошли, – вздохнула я, мысленно готовясь к тому, чтобы в любой момент дернуть обратно.
Вдохновившись моим согласием, Кьяло одним движением перемахнул через ограду и поманил меня за собой. Я мрачно смерила взглядом верхний край решетки, утыканный маленькими пиками. Не знаю, как там с их декоративным назначением, но проверять остроту этих украшений на практике почему-то совсем не хотелось. Тем более что с моим ростом и комплекцией проще было протиснуться между прутьями, чем перебираться верхом. Что я и сделала.
Стражники даже не шелохнулись. Я чуть было не подумала, что они – искусно сделанные манекены, но тут один «манекен» лениво покрутил головой, разминая затекшую шею, зевнул и снова вернулся к прежнему занятию – ленивой дремоте.
– Избалованные они тут, – шепотом сообщил Кьяло, совершенно спокойно двигаясь по направлению к дому. – Попробовали бы в Релте так заснуть, разом лишились бы и кошелька, и работы, и головы.
– Ну правильно, а зачем им работа без головы, – рассеянно поддакнула я, наконец-то обратив внимание, что идем мы вовсе не к дверям.
Запоздало вспомнилось, что в любом нормальном особняке должен быть запасной вход, или дверца для прислуги, или еще что-то в этом роде. И вот тут-то я наконец и увидела эту дверцу – узкую, низкую и (ура!) незапертую. Кажется, в этот день дом господина Гатьбу бил все рекорды по раздолбайству.
Так что внутрь мы попали совершенно беспрепятственно. Непредвиденная ситуация возникла только один раз, когда пришлось на цыпочках пробираться мимо кухни. Ничего страшного – просто оттуда доносились такие сногсшибательные запахи, что желудок немедленно отозвался на них бодрым урчанием. Плюнув на все меры предосторожности, я приоткрыла дверь и заглянула в щелочку. Потом, не веря своим глазам, прислушалась. И поняла, что если органы чувств не сговорились меня обмануть, то на кухне действительно никого нет. А на столе стоит большая миска с чем-то подозрительно напоминающим шоколадные конфеты…
Тут Кьяло не выдержал и дал мне подзатыльник. Пришлось стиснуть зубы и идти дальше. Направо, налево, снова налево. Мимо общего зала, где музыканты все еще тянули ту же самую мелодию, в небольшой закуток, и еще направо, а потом по узенькой лесенке вверх. И ни разу нам никто не встретился. Я почему-то всегда считала, что в таких больших домах, особенно во время какого-то празднования, слуги постоянно должны бегать во всех направлениях, сталкиваясь друг с другом, разбивая тарелки и антикварные вазы и получая нагоняй от хозяев.
– Странно, – пробормотал Кьяло, – почему никого нет…
– Спят, – предположила я.
– Ты сама-то в это веришь?
– Конечно нет! Под такую музыку только зевать можно бесконечно, а вот заснуть никак не получится…
Как раз в этот момент какой-то особо рьяный скрипач извлек из своего инструмента такую пронзительную помесь визга и скрипа, что у меня заложило уши, а по спине галопом пробежали мурашки. Жалко, что я никогда не слышала крик баньши, а то возник большой соблазн сравнить этот ультразвук именно с ним.
Тут мы наконец-то вышли на финишную прямую – свернули с лестницы в коридор третьего этажа. И сразу же столкнулись со спешащей куда-то молоденькой служанкой. То есть столкнулся-то с ней Кьяло, который шел впереди, а я, не успев затормозить, врезалась в его спину.
– Э-э-э… – протянула служанка, отступая на шаг.
– Ну… – развел руками Кьяло, в свою очередь тоже попятившись.
– А? – переспросила я.
– Нет, – кивнула девушка, заправляя за ухо блондинистый локон.
– Угу, – согласился мой спутник.
– Так мы пойдем? – прервала я поток союзов и междометий.
– Да, конечно, – улыбнулась девушка и засеменила вниз.
Пару секунд мы простояли в полной прострации, ожидая хоть какого-нибудь подвоха. Но ничего не произошло. Служанка благополучно сбежала по лестнице и, не сбавляя ходу, выскочила из дома – я слышала, как хлопнула дверь.
Я не выдержала первой:
– Что это было?
– Не знаю, – ошарашенно выдохнул Кьяло. – Но надеюсь, что она не за стражей побежала.
– Ладно, не назад же теперь поворачивать.
– Угу. Кажется, нам сюда.
У искомой двери сидел стражник, причем его лицо показалось мне смутно знакомым. Пара секунд активной мыслительной деятельности подтвердили догадку – не просто знакомый стражник, а представитель личной охраны Роледо. Значит, месторасположение комнаты мы определили верно.