— А Шиюн? — спросил он. — Может быть, там еще хуже?
— Нет, — ее глаза встретились с его. — Шиюн — это то, куда идет золото, где растут злаки, где никто не умирает от голода.
Он сомневался в этом, видя Хиюдж. Но он не задумывался о причине ее иллюзий, поскольку была вероятность, что никто из них так и не узнает правды.
— А почему же отсюда ушли не все хию? — спросил он. — Не все твои родичи?
Она нахмурилась, ее глаза затуманились.
— Я думаю, они просто не верят, что это настанет. По крайней мере, при их жизни. А может быть, для них вообще не имеет значения, когда придет конец. Весь мир умрет, и воды поглотят его.
— Но она… — Блеск вернулся в ее глаза, вопрос задрожал на губах. Она замолчала, боясь того, что он мог спросить. — Она имеет власть над Источниками?
— Да, — подтвердил он.
— А ты?
Он неуверенно пожал плечами.
— Эта земля, — сказала Джиран, — чужая для тебя.
— Да, — ответил он.
— Точно так же пришли короли Бэрроу, и рассказывают, что за Источниками лежат огромные горы.
— На моей земле, — сказал он, вспоминая с болью, — были такие горы.
— Возьми меня с собой.
Ее кулачок уперся ему в грудь, а глаза наполнились таким искренним желанием, что было больно смотреть в них. И она дрожала у него в руках. Он обнял ее за плечи, желая, чтобы то, о чем она его просила, стало возможным.
— Я сам потерялся, — без Моргейн.
— Ты веришь, что она придет в Абараис? Туда, где Источник?
Он не ответил, только пожал плечами, не желая, чтобы Джиран знала о них слишком много.
— Зачем она пришла сюда? — спросила Джиран на выдохе, и он почувствовал напряжение в ее теле. — Зачем она пришла?
В ее глазах чувствовались надежда и страх, которых он не понимал. Но это притягивало его. Она предполагала, что спасение заключено в колдовстве Врат, возможно, только для нее, а может быть, и для всей земли.
— Спроси Моргейн, — сказал он, — когда мы встретимся. Что касается меня — я должен охранять ее и идти туда, куда идет она. Я не должен задавать ей вопросов.
— Мы называем ее Моргин, — сказала Джиран, — и Анхаран. Мои предки знали о ней. И короли Бэрроу ждали ее.
Холод пронизывал его. Ведьма. Так называли Моргейн люди на его земле. Она была все еще молода, в то время как в его мире прожили и ушли в мир иной три поколения людей. И все, что ему было известно о ней, это то, что она откуда-то пришла и что она не была человеческим существом.
«Когда это было?» — хотелось спросить ему, но он не отважился. В Эндар-Карш она пришла не одна, ее сопровождали соплеменники. Люди считали ее кваджлом. Но она клялась, что она не кваджл. Он предпочитал не верить легендам, считавшим ее бессмертной, и ему также не хотелось верить во все зло, приписываемое ей. Он просто следовал за ней, не задавая вопросов, как это делали и другие, теперь уже обратившиеся в пыль. Она говорила о времени как о воде или о воздухе, так, словно была частью самой природы. Сердце его переполнялось непонятным страхом, когда он начинал думать об этом. Моргейн не знакомы эти земли, успокаивал он себя, потому что она спрашивала Джиран о природе этих мест и, значит, нуждалась в проводнике, рожденном в этом веке, потому что однажды в Эндаре она заблудилась в лесу, который успел вырасти с тех пор, как она проезжала по тем краям в последний раз.
— Пора, — резко сказал он Джиран. — Пора идти.
С помощью посоха он встал на ноги и помог ей подняться. Девочка выпустила его руки только, когда они снова вышли на дорогу. Теперь Джиран смотрела на него по-другому, с надеждой. Он понял это с чувством вины. Она взглядывала на него и время от времени машинально касалась ожерелья и креста или притрагивалась к золотой птичке, которую он вернул ей. Крестьянская девочка обладала кусочком золота, странно не сочетающимся с ее грубым платьем и натруженными руками.
— Мои предки, — сказала она, — короли Бэрроу.
— Как называется ваше племя? — спросил он ее неожиданно.
Ее глаза широко раскрылись.
— Мы майжи, — сказала она. — Все умерли, остались только майжи.
Майжи. Маай. Маай и Яйла. Его сердце, казалось остановилось, а рука упала с ее плеча, когда он вспомнил Моридж и свой собственный клан, который был по крови враждебен ему. И исчезнувший клан Яйла, на смену которому в Моридже пришли нхи. — Маай Джиран, дочь Эла, — пробормотал он, называя ее именем, которое было известно племени Эрд, некогда жившим за горами, о котором при жизни самого Вейни уже почти все забыли.
Она молча глянула на него, босоногая, в платье из толстой шерсти. Она не поняла, какая связь была между ним и маай и как это было связано с Джиран, дочерью Эла. Враждебность по отношению к маай не имела никакой силы здесь, против женщины на затопленных долинах Хиюджа.
— Пошли, — сказал он, крепче прижимая ее к себе.
Люди различных кланов заметно отличались друг от друга: кайя были импульсивными, нхи очень упрямыми. Клан маай был скрытным и холодным. И жестокость, которая преследовала его всю жизнь со стороны сводных братьев, была от племени маай, и девочка эта была потомком маай.
Маай ненавидели его и долго ожидали момента реванша. Но он отказался думать обо всем этом применительно к Джиран. Она была его спутником на этой дороге, и лучше, чтобы она была союзником на пути, который казался бесконечным, и лучше, чтобы она молчала, а говорили только ветер и бурлящая вода. Были вещи и похуже вражды, и здесь они поджидали их на каждом шагу.
Вечером, когда свет стал золотисто-красным, они пришли в место, где болота расходились вширь, а деревьев почти не было. Вдоль дороги рос тростник, огромные стаи белых птиц встревоженно взлетали, когда они подходили близко. Змеи проскальзывали мимо по застоявшимся лужам и скрывались в тростнике. Вейни глядел на птиц, которые дразнили их, и сгорал от желания подстрелить их, поскольку голод отзывался в желудке болью.
— Дай мне кожаный шнурок, — попросила его Джиран.
И из-за любопытства он отплел один из шнурков, свисающих с его пояса, которые использовал для всякой всячины. Он смотрел, как снуют ее крепкие пальцы, и понял, что она пытается сделать захват для камня. Он дал ей еще один шнурок, чтобы сетка получилась покрепче. Потом они долго шли спокойно, до тех пор, пока птицы не стали летать над их головой. Неожиданно она крутанула сетку и сделала быстрый, очень умелый бросок. Птица упала с неба и свалилась за тростниками, почти у воды, и что-то схватило ее из темной воды и унесло куда-то. Джиран просто стояла на берегу и смотрела, как исчезает ее добыча.
— В другой раз, — сказала она.
Но больше птиц не было. Затем, когда опустилась ночь, Джиран раздвинула тростники, срезала их возле корней и съела сердцевину, предлагая ему тоже. Это успокоило боль в животе Вейни, но у тростника был горький вкус, и он не думал, что человек может прожить долго, питаясь такой пищей. Где-то впереди лежала просторная плодородная земля, и они шли по дороге, ведущей к ней. На небе сияли луны — их было пять.
Разбитая луна, как назвала их Джиран; статичная Анли, демоническая Сит, танцующая рядом с ней. Только самая большая луна, Ли, все еще не взошла. Медленная и величавая, она появится позже, ночью. И другие обломки сломанной луны покажутся по сравнению с ней игрушечными.
— Когда-то давно, — сказала Джиран, — была только одна луна.
Кругом простирались просторы земли,
Которые ночью луна освещала,
И были Источники, силу дающие,
Но прибыли Трое, разбили луну,
И сделали так, что Источники умерли.
Вот такая у нас есть детская песенка.
— А что за трое?
— Три другие луны, — ответила она. — Демон и две леди. Луна была разбита, и после этого мир стал тонуть. И однажды, когда останется одно лишь море, луна упадет в него и мир расколется на куски. Но ни одному живому человеку не будет дано увидеть это.
Вейни взглянул на небо, на Анли с низкой орбитой, за которой кружилась Сит. Ночью луны были словно бы окружены облаками. Лунная пыль, так назвала это Моргейн. И он подумал о странном колдовстве умирания этого мира, о том, как исчезает в нем красота. Он вспомнил луну Ли, выглядевшую как какой-то огромный фонарь над облаками, грозящий в любую минуту упасть.
— Скоро, — сказала Джиран, — будет прилив Хнота, когда Ли возьмет над всеми верх. И тогда поднимутся воды и затопят дорогу. Уже скоро.
Он задумался. Тогда Моргейн не увидит никаких знаков, никаких отметин, никакого пути. Предупреждение Джиран добавило новые тревоги. Но Моргейн не должна задержаться в низинах. Возможно, сейчас, в этот момент, она не дальше, чем у тех деревьев, лежащих на горизонте. Он заметил, как медленно идет Джиран, все еще пытаясь шагать с ним в ногу, но ни разу не пожаловавшись, хотя ее дыхание становилось все тяжелее и тяжелее. Он чувствовал свои собственные ноги, слабые от усталости, и тяжесть кольчуги. Возможно, Моргейн где-то позади них. Он остановился там, где мелкое болото встречалось с травянистым берегом, взял Джиран за руку и перенес ее туда. Она села, прислонив голову к его груди и укрыв шалью их обоих.
— Мы опять двинемся в путь до того, как поднимется солнце, — сказал он.
— Да, — согласилась она.
Он закрыл глаза, и сон пришел так быстро, что унес с собой все тревоги.
Джиран закричала. Проснувшись, он оттолкнул ее от себя и оглянулся вокруг: никого. Джиран всхлипнула, и жалобность этого звука отозвалась в нем. Он прижал ее к себе, всю дрожавшую, хотя его собственное сердце тоже подпрыгивало. «Она видела сон», — подумал он. Девочка многого насмотрелась за время их путешествия, и у нее были причины для ночных кошмаров.
— Постарайся снова уснуть, — сказал он ей, держа ее так, как держат испуганного ребенка.
Он опять прислонился к дереву, угнетаемый мыслями о том, что шансов найти Моргейн уже совсем не осталось. Он подумывал о том, чтобы подождать ее, давая ей время догнать их. Но он просто больше не выдержит и убьет себя и Джиран, если вода опять поднимется. Ради спасения Джиран он должен двигаться вперед до тех пор, пока они не найдут безопасное место, если такое вообще существует на этой земле. Затем, без Джиран, он может и посидеть где-нибудь, наблюдая за дорогой, ожидая и надеясь.
Моргейн не была бессмертной. Она, как и Рох, могла утонуть, и если она пропала, — эта мысль опять стала возвращаться к нему, — тогда сам он просто обязан выжить для того, чтобы выполнить то, что он поклялся ей сделать. А сейчас, наверное, надо бы добыть пищу для спасения Джиран. Она все еще всхлипывала, ее тело вздрагивало, как будто что-то тревожило ее. Земля вокруг, залитая лунным светом, была полна тревоги. Джиран все еще не спала, ее глаза были направлены на болото. Вейни повернул голову и увидел поднимающийся в небе огромный пустой диск, который заливал светом всю землю. Ему было неприятно смотреть на него.
— Тебе не спится? — спросил он Джиран.
— Да, — сказала она и отвернулась. Ее тело все еще было напряжено и переполнено страхом.
— Давай используем лунный свет, — сказал он, — и пройдем еще немного.
Она не возражала.
К полудню над ними начали виться клубы облаков. Темные, они распространялись по всему небу и к вечеру покрыли все пространство от горизонта до горизонта, а верхушки деревьев дрожали от ветра надвигающейся грозы. Нельзя было медлить ни минуты. Ноги Джиран дрожали, она собирала последние силы, чтобы продвигаться дальше. Вейни пытался помогать ей, насколько мог, зная, что нести ее не сможет. Дорога, у которой не было конца. Он постоянно вспоминал о Моргейн.
Тучи вокруг все сгущались. А Джиран рядом с ним говорила о своих надеждах. Там, впереди, богатство, настаивала она. Там изобилие и нет опасности наводнения. Она говорила так, словно пыталась убедить себя в своей собственной правоте, но голос ее отвлекал Вейни, давая ему избавление от собственного отчаяния.
Внезапно она замерла, не проронив ни звука, и упала, не отпуская его руку. Он упал рядом с ней, пытаясь понять, что с ней случилось. Вдруг словно бы из-под земли раздался всплеск, и Вейни оттащил Джиран от края воды. Затем наступила тишина. Они лежали, глядя друг на друга. Лицо Джиран побледнело, ее ногти впились в его запястье. Она откинула с лица свои слипшиеся волосы и отдышалась. Он почувствовал тот ужас, с которым Джиран жила всю свою жизнь в страхе, что мир ее умирает. Он поднял ее, прижал к себе, стряхнул грязь с ее ободранных локтей, с залитых слезами щек, понимая теперь, чего ей стоило быть такой смелой.
— Слабенькое землетрясение, — сказала она. — Когда морская стена обрушилась и половина Хиюджа была затоплена, земля содрогалась примерно так же, — сказала она ему, нервно улыбнулась и попыталась шутить: — Как у нас говорят, мы теперь стали на ладонь ближе к морю.
Он не мог смеяться, но прижал ее поближе, оценивая силу ее духа и пытаясь укрыться от ветра, несущего тяжелые капли дождя. Они продолжали путь даже там, где земля была взрыхлена дождем. Вейни все еще дрожал и потому не был уверен, что подземные толчки прекратились. Небо потемнело до болезненно-зеленоватого цвета, начал хлестать дождь и шум его поглотил все другие звуки, отделяя стеной от всего прочего мира их и тропинку, по которой они шли. Местами вода на дороге доходила им до щиколотки, и Вейни пробовал камни шестом, чтобы не упасть и не быть смытым потоком.
Вечерело. Холмы проступали вокруг них, словно волшебные, материализовавшиеся из серо-зеленой мглы и завесы дождя. Неожиданно они увидели какой-то рассеянный свет, и перед ними замаячила серая тень, расплывчатая как иллюзия.
— Шиюн, — выдохнула Джиран. Ее рука сжала его руку. — Мы достигли Шиюна.
Вейни ничего не ответил, потому что мысли о Моргейн отвергали всякую радость от того, что они живы. Но ему было приятно видеть счастье Джиран, и он сжал в ответ ее руку. Холмы приближались по мере того как они шли и по мере того как убывал день. Вода уже не скрывала дорогу, а кружилась между холмами. Внимание Вейни привлек высоченный холм в стороне, похожий на великана, а на нем — серые башни чуть светлее облаков, клубящихся над их головами в штормовых сумерках.
— Это Охтидж-ин, — закричала ему Джиран сквозь рычание воды. — Это Охтидж-ин! Первое из укреплений Шиюна!
Ее голос наполнился радостью при виде этого зловещего места. Она направилась вперед, но Вейни остановился, и она остановилась тоже, закутываясь в свою шаль, начиная дрожать от холода, который быстро пробрал их, как только они прекратили двигаться.
— Он хорошо защищен, — сказал Вейни, — и, может быть, нам следовало бы ночью обойти его стороной.
— Нет, — заспорила она. — Нет.
В ее голосе слышались слезы. Он бы с удовольствием согласился с ней и сделал бы так, как она хотела, но подумал о том, как много она знала о Моргейн. И еще он вспомнил о своей клятве.
— Я бы не стал доверяться этим укреплениям, — сказал он.
— Болотники торгуют с людьми из Охтидж-ина, — убеждала она его, дрожа и кутаясь в шаль. — Мы здесь в совершенной безопасности. О Господи, они дадут нам еду и прибежище, или мы умрем от холода прямо здесь. Это действительно безопасное место.
Он повиновался рывку ее руки. Они подошли ближе, и он смог разглядеть это место под названием Охтидж-ин, которое, обнесенное огромной стеной, представляло собой большую крепость. Много башен поднималось вокруг центральной башни, которая была частью стены, укрепленной многочисленными подпорами, такими, словно каждая из них была гениальным изобретением, которое впоследствии никогда не переделывалось. Черные деревья, все еще сохранявшие листочки на своих ветвях, наклонились в сторону юга под силой штормового ветра. Все место казалось настолько заброшенным, словно упадок длился многие столетия и дело уже шло к смерти. Он протер глаза от дождя и попытался внимательно рассмотреть крепость.
— Идем же, — быстро шептала Джиран.
Ее зубы дрожали от холода. «Может быть, — подумал он в смятении, — Моргейн все-таки придет этой дорогой, потому что другой здесь нет». Джиран потянула его за руку, и они пошли по тропинке, ведущей к холму, к внушительным деревянным воротам с аркой над ними, которые выглядели не такими древними, как окружающие их камни. «Лучше, пожалуй, — подумал он, — казаться безобидными прохожими, которые не несут в себе никакой угрозы».