— Если сделаешь хоть шаг, я сверну этому цыпленку шею, — говорит он.
— Тебе лучше выслушать наши условия, Эдик, — рядом с Олегом встает Кристина.
Из пасти черного волка капает пена. Он смотрит на свою бывшую волчицу, и она невольно отступает за спину вожака серых.
— Отзови своих псов, — требует Олег.
Черный глухо рычит, и стая отступает, но сам он остается и смотрит немигающим взглядом на серого вожака.
— Теперь убирайся сам, — говорит Олег, и черный волк делает шаг вперед. — Я сказал, что сверну ей шею, — я чувствую, как он нервничает, и черный делает еще один шаг вперед.
Олег перехватывает мою голову, он готов выполнить угрозу. И черный прыгает, сбивая с ног моего несостоявшегося убийцу. Я качусь по снегу, и Олег спешно меняет личину. Черный ждет, он не нападает, даже дает серому напасть первому, а потом за пару секунд переламывает ему хребет и рвет горло. Потом переводит взгляд на Кристину, которая уже в облике зверя. Она скалится и прижимает уши. Мне вдруг становится жалко ее.
— Эденька, — кричу я, — не трогай ее, пожалуйста!
Он поворачивает ко мне голову, и серая волчица кидается на него. Черный сбивает ее с ног и ставит лапу на горло, продолжая давить, пока его бывшая самка не затихает. Я вижу, как жизнь покидает волчицу, как язык вываливается из пасти, как лапы перестают скрести по снегу. Слезы застилают взор, я не смотрю на то, что происходит дальше. Просто слышу, как серые ворчат, но достаточно грозного рыка, чтобы они прижали уши и остановились. Широкие сильные ладони Эдуарда подхватывают меня, и я бросаю последний взгляд на поселение Серых Теней. На снегу лежат еще двое волков, тех, что убили стражей, больше никого не тронули. Серые смотрят нам вслед, но нападать не решаются. Мы возвращаемся в особняк, где у меня больше нет друзей, и где больше нет праздника. Новогодняя ночь подходит к своему завершению, унося несбывшиеся мечты серой волчицы…
Глава 17
… Эдуард уверенно вел темно-синий опель, который он раздобыл, пока я собиралась. Как он его получил, спрашивать не стала. Явно не купил. Я сидела рядом с ним, и мой волк практически не выпускал мою руку из своей. Я думала о Кристине.
— Она просто была несчастной, — тихо сказала я.
— Она просто была дурой. Хитрой, но глупой. Ее попытка использовать тебя была верхом идиотизма. Увести с праздника, зная, что я буду тебя искать, когда ты быстро не вернешься. Обрывающиеся следы, говорящие о том, что тебя унесли. На что серые надеялись? Я бы понял, если бы она дождалась момента, когда я уеду куда-нибудь, но рвануть вот так вот… Я пытался понять, что ею двигало, но кроме слова- глупость, ничего в голову не приходит. Кристина с таким же успехом могла бы просто оставить записку, где тебя искать. Идея с шантажом еще глупей, я не веду переговоров, и она это отлично знала. А если бы их вожак успел что-то тебе сделать, я бы вырезал всю стаю. Она это тоже знала. Если ей так хотелось умереть, могла просто попросить, я бы с радостью придушил эту ревнивую тварь. — ответил Эдуард. Я недовольно посмотрела на него. — Эля, солнышко мой наивное, ты не можешь не понимать, что ты была для нее игрушкой.
— А для тебя я кто? — насмешка помимо воли прозвучала в моем голосе.
— Моя любимая, — коротко ответил мой волк.
— Так не любят, Эдик, — я устало вздохнула и прикрыла глаза.
— Я по другому не умею, — Эдуард провел пальцем по моей щеке, и я чуть поморщился.
Он убрал руку, продолжая что-то мне говорить, но я не слушала. Я думала о Диме, горячо надеясь, что он выжил. Перед внутренним взором стояли его теплые серые глаза, наполненные внутренним светом. Он спасал меня, именно спасал. С первой минуты знакомства… Я распахнула глаза, соображая, что еще ни разу не задалась вопросом о том, что он знал от кого я бегу. Знал! Петлял, уводил, прятал. Дима не паниковал, не удивлялся, глядя на черного волка. Я заерзала на месте. Кто же ты такой, Дима, мой первый друг за пять лет? Почему стал опекать, как родную, совершенно постороннюю тебе девушку? И все же, кто бы ты ни был, я очень хочу чтобы ты выжил.
— Твой пульс участился, о чем думаешь? — спросил мой волк, глядя на дорогу.
— Ни о чем, — я отвернулась к окну.
— Нахохлилась, закрылась, хочешь спрятать мысли. О своем дружке? — Эдуард повернулся ко мне и некоторое время смотрел немигающим взглядом. Машина продолжала ехать ровно, словно он смотрел перед собой.
— Он был добр ко мне, — врать нет смысла, он видит меня насквозь.
— Ты влюбилась, Эля? — мой волк расслаблен, только это ложное впечатление.
— Мне было приятно, что обо мне заботятся, — ответ был искренним. — Заботятся и ничего не просят взамен.
— Родная… — начал Эдуард обманчиво мягким голосом.
— Расскажи мне про камень, — оборвала я его. — Что он такое, как выглядит, для чего служит, чем так важен для тебя.
— Не переводи разговор, — рыкнул мой волк, но я осталась невозмутима. Пока он угрожал только мне, я могла с ним спорить. — Мне не нравятся те перемены, которые произошли с тобой. — уже спокойней сказал он.
— Расскажи про камень, может вспомню быстрей, — повторила я, снова глядя в окно.
— Так ты влюбилась в этого щенка? — вернулся к прежней теме Эдуард.
— Эдик, ты сказал, что камень важней меня, давай уже поговорим о более важном, чем моя скромная персона. — я почувствовала раздражение.
— Ты повзрослела, Эля, — он снова внимательно смотрел на меня. — Моя девочка была нежней, трепетней, но я привыкну к этой перемене. Вы всегда взрослеете слишком быстро, — вдруг произнес Эдуард с сожалением. — Взрослеете быстро и стареете стремительно. Я буду любить тебя, когда твои волосы побеле ют, но я хочу, чтобы ты еще долго оставалась такой же хорошенькой…
— Я не хочу твой дар, Эдик! — сорвалась я и тут же ласкающая мои пряди рука сжалась, заставив вскрикнуть.
— Не смей повышать голос, — спокойно произнес мой волк. — Ты его примешь, Эля. Не в этом году, так в следующем, не в следующем, так через несколько лет, но примешь. Я умею ждать. Когда ты будешь увядать, твоя женская душа начнет страдать, я видел это ни один раз. Моя кровь сделает твое тело вновь упругим, а лицо гладким. Ты почувствуешь силу и все поймешь. Ты войдешь в стаю, девочка моя, и мы вместе побежим по лесу. Ты почувствуешь это пьянящее чувство, когда ноздри трепещут в предвкушении завершении охоты, когда ветер свистит в ушах, а за тобой бежит стая, преданная и верящая в тебя, как в бога. Эля, это самое прекрасное, что только может быть в этом мире. Сила, скорость, обостренные чувства. Ты даже не представляешь, как бедно ты чувствуешь.
— Почему никто другой из твоих женщин не принял дар? — прервала я его.
— Потому что я его никому не предлагал. — ответил Эдуард. — Дар Волка можно предложить лишь той, кто становится твоей душой. Я был увлечен ими, но не любил…
… Наталья проходит мимо, привычно бросая на меня недовольный взгляд. Это продолжается уже два с лишним года. Она почти не разговаривает со мной, а если разговаривает, то односложно. Мне ее неприязнь не понятна, и я решаюсь поговорить с ней. Я долго выбираю момент, потому что мне никак не решиться подойти к ней. Наталья будто чувствует и старается держаться от меня подальше.
Завязать разговор получается случайно. Я стою в библиотеке возле стеллажей, у Эдика богатая библиотека. Но по большей часть книги старинные и на иностранном языке, который я не знаю. Мой волк пополнил библиотеку новыми книгами на русском, и теперь я частенько пропадаю здесь. Телевизоров в особняке нет, но к отсутствию телевизора я привыкла, как и к отсутствию интернета и телефонной связи. А теперь все это с лихвой заменяют книги. Я читаю классиков мировой литературы, читаю современные книги. Ухожу в библиотеку и погружаюсь в мир чужой фантазии. Эдуард не против, книги не предают, не похищают и не выведывают чужих секретов. Он сам оказался начитанным и иногда развлекается тем, что обсуждает со мной прочитанное. Такие вечера бывают достаточно уютными и приятными.
Наталья сидит за столом и проверяет счета. Она игнорирует мое присутствие, я мнусь у нее за спиной, отчаянно ища повод заговорить.
— Наталья Викторовна, — начинаю я, она поднимает голову, но не оборачивается ко мне. — А вы читали эти книги?
Она поворачивает голову, меряет меня взглядом, потом смотрит на корешки книг.
— Читала, — коротко отвечает Наталья и возвращается к своим счетам.
— А что посоветуете мне прочесть? — я с готовностью жду развитие разговора.
— Эльвира, ты их уже все прочитала, — холодно отвечает она, больше не поднимая головы.
— А какая у вас самая любимая книга? — я подхожу ближе.
Наталья снова оборачивается ко мне, потом собирает свои бумаги и направляется на выход, не удостоив меня больше ни словом. Я чувствую себя так, словно меня окатили помоями и не выдерживаю.
— Наталья Викторовна, что я вам плохого сделала? — почти выкрикиваю я.
Она уже берется за ручку двери, но опускает руку, разворачивается ко мне и возвращается к столу, куда швыряет свои бумаги, и они разлетаются в разные стороны. Наталья некоторое время смотрит на меня, сузив глаза, я выдерживаю этот взгляд.
— Ты своим присутствием отравила воздух в этом доме, сломала уклад, превратила гордого волка в психованную шавку, — говорит она и начинает собирать разлетевшиеся бумаги.
— Я не стремилась к тому, чтобы задержаться здесь дольше, чем было указано в договоре о найме, — мне обидны ее слова. — Я шла работать и не больше.
— Не строй из себя наивность! — выкрикивает Наталья и снова кидает бумаги. — Вы были с ним знакомы раньше? Ты ведь знала, что он неравнодушен к тебе, когда еще ехала сюда.
— С чего вы взяли? — я возмущенно повышаю голос.
Теперь мы вместе собираем бумаги, сердито поглядывая друг на друга. Наконец, несчастные листы ложатся кривоватой стопкой на стол, и Наталья выпрямляется и сверлит меня взглядом.
— А часто хозяева ездят забирать прислугу к ней домой? А может все хозяева приказывают для горничной подготовить одну из лучших комнат? Он ведь за тобой сорвался, бросив здесь все дела! — женщина обвиняет меня в том, о чем я понятия не имею. — Когда ты его охмурила? Говори! — Наталья хлопнула ладонью по столу, и я вздрогнула от резкого звука.
— Да о чем вы говорите?! Я его увидела первый раз, когда он забирал меня, — я злюсь, действительно, злюсь.
— Ты врешь, соплюшка, нагло врешь! — истерично выкрикивает Наталья. — У него было достаточно увлечений, но он никогда себя так не вел. Чем ты его так приворожила?
— В чем дело, Наталья Викторовна? — я ошарашено смотрю на нее. — Почему это вас так задевает?
— Потому что на твоем месте должна быть я! Я! — выкрик ивает она и падает на стул, опустив голову на руки. Плечи женщины сотрясаются, она плачет. — Почему, почему все так несправедливо? — всхлипывает Наталья. — Я ведь любила его с первой минуты, как увидела этот богатырский разворот плеч, эту горделивую стать, эти таинственные глаза. Когда он начал ухаживать за мной, я была такой счастливой. А когда он сказал: "Ната, ты готова бросить все и прожить рядом со мной свою жизнь?", я, не задумываясь, ответила: "Да!". Я знала, что он женат, но я слишком сильно любила его и верила ему. Мы приехали сюда, и это было самое счастливое время в моей жизни. Даже эта мстительная тварь Кристина не смогла испортить наше счастье. И я была горда, что мой мужчина не такой, как все. Меня не пугал его волчий облик, я любовалась им! И я так ждала, что он предложит мне свой дар. А потом он начал пропадать, привозить других женщин, но всегда шел ко мне, потому что преданней меня у него никого не было и нет. И вот появляешься ты, и я будто умерла, я перестала для него существовать. А потом я слышу, как он предлагает тебе свой дар, тебе! Глупой малолетке! Это я должна была его получить, я! Это я смогла для него… — она вдруг резко замолкает, встает, собирает бумаги и стремительно выходит из библиотеки.
Но через минуту дверь снова откры вается, и Наталья возвращается, садится на стул и задумчиво смотрит на меня. Я присаживаюсь напротив, боясь что-либо сказать, потому что Наталья вернулась не просто так. Она некоторое время молчит.
— Десять лет назад он первый раз приехал домой с горящими глазами, — все так же задумчиво говорит женщина. — Он метался по особняку, как зверь в клетке. Эдик первый раз закрыл двери своей спальни. Я все думала, что могло довести его до такого состояния… А потом такое происходило по три-четыре раза в год. Он уезжал, а возвращался совсем ненормальным. Выл, носился по лесу, кидался на всех… совсем так, как начал вести себя с тех пор, как ты появилась, когда не притрагивался к тебе. Значит, говоришь, не знала его? — в серых глазах женщины мелькает насмешка.
После этого она встает и выходит, больше не сказав ни слова. Я остаюсь сидеть и тупо смотреть на ее стул, пытаясь понять, что она хотела сказать…
— Эдик, — повернулась к нему, — ты знал меня до того момента, когда забрал из дома?
Он оторвался от дороги и сел в пол оборота ко мне, как всегда без труда удерживая машину на дороге и лавируя между другими автомобилями.
— Ты меня помнишь? — спросил Эдуард, и я отвесила себе оплеуху, мысленно. Почему я столько времени потратила на то, что жалела себя, но ни разу не задала этот вопрос, ведь Наталья сама мне подсказала.
— Нет, — созналась я. — Наталья однажды кое-что сказала, и это натолкнуло на мысль. Сейчас только вспомнила. Так ты знал меня?
Эдуард отвернулся, мечтательно глядя на дорогу, я ждала, когда он заговорит, но он все так же молчал. Я кашлянула, напоминая, что все еще здесь и жду ответа. Мой волк бросил на меня взгляд и недовольно сморщился.
— Эля, это были только мои воспоминания. Я не хочу ими делиться, — нахмурился Эдуард.
— Значит знал? — теперь я тоже нахмурилась и попробовала вспомнить, видела ли я такого великана хоть когда-нибудь. Его сложно не заметить, еще сложней не запомнить. Однако, память молчала, и я решила действовать проверенным способом. — Эденька, — я придвинулась ближе к нему и прислонила голову к могучей руке. — Расскажи, мне интересно, пожалуйста.
Эдуард недовольно посмотрел на меня, но обнял, снова ведя машину одной рукой. Я потянулась к нему, погладила по щеке, и мой волк резко вырулил на обочину, бросая руль еще до того, как машина остановилась. Я тут же оказалась в капкане его объятий, но отталкивать или закрываться не стала, с готовность подставляя губы.
— Моя девочка, — прошептал Эдуард, целуя меня. — Почему ты не всегда такая?
— Какая я была маленькой? — спросила я, забираясь пальцами ему в волосы.
— М-м, Эля, — мой зверь зажмурился от удовольствия.
— Я была хорошенькой? — я спрашивала на удачу.
— Просто маленькое чудо, — ответил Эдуард, все так же прикрыв глаза. — Чудо со смешными хвостиками и разбитой коленкой.
— Расскажи, — попросила я шепотом, целуя его.
На лице Эдуарда снова появилось мечтательное выражение.
— Я ездил на совет стай. Волки решили вдруг вылезти к людям и объявили совет в Анапе. Время проводили забавно, — он усмехнулся. — Вино, солнце, море, девочки, все как у людей. Одна такая девочка вытащила меня на пляж. Я был в воде, она барахталась рядом, налетел ветер с берега. И вдруг ниточка лучшего запаха, который я когда-либо чувствовал. Я поплыл за этим запахом, даже не осознавая этого. У берега остановился, огляделся и вдруг девчушка лет восьми-десяти пробегает мимо меня и плюхается в море, и я подумал, что тону. Тот самый запах, меня как волной накрыло.
— И что ты сделал? — я приподнялась и взглянула в глаза.
— Ничего, что я мог сделать тогда? Вернулся вечером на пляж, нашел запах малышки и пошел по нему. Узнал имя и фамилию, узнал откуда приехали ее родители, все. — ответил Эдуард и снова поцеловал меня.
— А потом? — я гладила его широкую грудь.
— Потом? Потом я вернулся домой и не смог выкинуть эту девочку из головы. Через некоторое время нашел тебя в твоем родном городе, с тех пор следил за тем, как ты растешь, как развиваешься. Подружился с твоим отцом, ему подсказал идею отправить тебя к тетке. Они посоветовались с твоей матерью и созвонились с теткой. После школы ты поехала в Питер. — мой волк начал расстегивать куртку и скользнул рукой под свитер.