— До сих пор не уверен, что мы поступаем правильно...
— Савел, прошу... все ведь решено.
— Да, но когда мы еще получим новый! А теряем — сейчас. Напомнить, сколько важного зависит от этого кристалла?
— Напомнить, что на кону? Если мы не пожертвуем этим, потом у нас уже не будет ничего важного. И нас не будет. Или напомнить...
— Не стоит. Что вы стоите? Давайте делать, раз уж взялись.
Редкая цепочка Координаторов окружает камень. Кристалл отзывается яркой вспышкой, нестерпимым блеском. Но быстро притихает и уже не реагирует, когда его медленно, по сантиметру, вытаскивают-выплавляют из каменного основания, телекинезом подхватывают и несут прочь...
— Только осторожно...
— Дим, умоляю вас, держите равновесие, это важно.
Живой огонь плывет по воздуху, вниз, вниз, в специально приготовленное изолирующее гнездо, и людям, наверное, кажется, что с неба падает метеор...
Впервые за тысячелетия один из истоков покидает свое Хранилище.
Радужный хаос сегодня был похож на цветную метель. Огромные «снежинки» кружились в цветных вихрях и падали, падали, падали... Это было красиво, но почему-то наводило на мысли о бесприютности, одиночестве. Или эти мысли и так не желали отвязываться?
Ни в какую.
— Алекс!
Тишина в ответ.
— Алекс!
Ни звука. Ну, Лёш, в общем-то и не надеялся. Алекс был потрясающе упрямым человеком, даже в бестелесном виде. И надеяться, что он отзовется вот так сразу, да еще после прошлого разговора... ну да ничего, разберемся. В конце концов, кто может сравниться с ним в упрямстве, если не альтер-вариант?
— Что ж, я тебя предупреждал.
Сидеть на облаках — мечта влюбленных! — на деле оказалось чуток неуютно, но гитара в руках существенно поправила дело. С гитарой он мог не только часами сидеть в эльфийском лесу, раскручивая хозяев на сотрудничество с истоком, но даже в полицейском участке вечерок скоротать. Было дело, кстати...
Что бы сыграть такое, под настроение?
Пальцы мягко тронули струны.
Такого снегопада, такого снегопада...
— поплыл в цветных облаках мягкий голос. —
А снег не знал и падал, а снег не знал и падал.
Зима была прекрасна, прекрасна и чиста.
— Ты можешь видеть снег, Алекс? Ты помнишь, какой он на ощупь? Ты помнишь, как идти по снегу — морозному, сыпучему?
Алекс, а ты помнишь, как это — ловить снежинки на ладонь и загадывать желание? Ты знаешь, что не доживешь до первого снегопада, если останешься здесь?
Тихий вздох рядом, за плечом. Отозвался все-таки. Есть в мире вещи, которые не меняются: солнце приносит свет и тепло, сильфы правят ветрами, а Соловьевы-младшие приманиваются на музыку.
— Опять ты.
Лёш не оборачивается.
— Я же говорил: упрямство — это у нас общее.
Невеселый смешок.
— Я заметил.
— Мне так и говорить в пустоту или все же соизволишь появиться?
— Зачем ты здесь?
— Это значит, говори и выметайся? Приветливая встреча...
Появившийся двойник склонил голову и посмотрел на Лёша без досады. Даже с каким-то интересом:
— Надо же, а я всегда пропускал мимо ушей слова про наглость одного Стража, Соловьева-младшего...
— Правильно пропускал. — Лёш снова тронул струны. — Какая же это наглость? Это так, контакт наладить.
— Что, неужели контактов не хватает? — не поверил Алекс. — Мне казалось, уж чего-чего, а контактов у вас теперь через край.
— Да это как раз не проблема, — Лёш осторожно, по словечку «вываживал» своего собеседника на беседу. Между прочим, это трудно, когда с эмпатией глухо. Бедные люди, они всегда так общаются, слыша другого только на одну восьмую...
— Отлично, тогда какая серьезная проблема заставила тебя ворваться сюда? — Алекс — вот ни за что не поверишь, что это только изображение! — скрестил руки на груди и словно бы прислонился к невидимой стене, рассматривая свою молодую версию уже не просто с интересом, а с порядочной долей ехидства. Как старший брат, наблюдающий, как «молодое поколение» первый раз в жизни пытается закадрить девчонку. — Только не говори, что больше негде репетировать!
— Почти. Старик, ты не представляешь, как трудно в нашей квартире найти место для репетиций!
— Неужели?
— Все занято. На нижнем этаже, сам понимаешь, мама. Она жалуется, что от наших ударных у нее тесто опадает. А если мать на своей биостанции, то в дело включаются говорящие рыбки и вопят, что наша музыка им мешает сериалы смотреть. Причем вопят так, что звук из колонок запросто перекрывают. Наверху не легче. В одной комнате Маринка уроки учит, во второй Ян свои архитектурные проекты воплощает. Он вообще-то не жалуется, но шар — инструмент тонкий, с громкой музыкой резонирует, изображение сбивается. Есть, правда, версия, что изображение сбилось вовсе не от гитар, а от действий одного любопытного мальчишки с чересчур длинным носом, но Ян в это не верит и за друга Игорька горой. А еще в этой квартире постоянно кто-то спит. Или Вадим, или отец, или Дим с Иринкой...
— Лёш, — тихо перебил Алекс, — зачем ты мне все это рассказываешь?
Черт. Конечно, раскусил. Себе-то не соврешь. Вот так готовишься, подбираешь слова, не раз и не два прокручивая в голове будущий разговор. Собираешься рассказать о семье, о тех мелочах бытовых, которые иногда цепляют сильней прямых уговоров, растормошить, отогреть, заставить улыбнуться, заинтересоваться хоть чем-то, кроме радужной жути...
И все разбивается о пристальный взгляд и негромкий вопрос:
« Зачем ты мне все это рассказываешь?»
Зачем...
Затем. Да просто мы не можем допустить, чтобы ты...
— Алекс, вернись, а? — Лёш вдруг отбросил все хитрости, не до них. — Как Вадим. Вернись домой.
— Это невозможно, — после паузы глуховато роняет альтер эго.
— Конечно, невозможно. Сейчас. Но станции строятся бешеными темпами. Еще до конца октября все будет готово, и барьер можно будет снять. И...
— Нет.
Что ж такое... Лёш и не думал, что будет легко, но и с таким железобетонным «нет» столкнуться не ожидал. Об это «нет» можно было танк расколотить!
— Почему?!
Глава 36
И АЛЕКС...
— Почему? — В этот миг двойник удивительно напоминал кота: зеленые глаза сверкают, в голос вплелось шипение. Был бы хвост — сейчас бы по бокам хлестал.
— Потому, Лёш. Потому что не смогу. Потому что барьер рухнет куда раньше конца октября. Мы что-то не рассчитали, а может, вмешался какой-то дополнительный фактор (в последнее время мне все время кажется, что кто-то пытается расплести энерголинии изнутри, отсюда), но времени у нас меньше, чем думалось раньше...
И не успеть.
Пусть уж лучше так...
— Потому. Моя мать не работала биологом, между прочим.
— Что?
— А
Кружево дорог спутал, переплел ветер. —
вдруг толкнулись в сознание сами собой возникшие строки,
Посмотреть в глаза — и бокал до дна — память.
Мы с тобой других спутников еще встретим,
Только вот чудес не случится впредь с нами.
Нам еще любить, противостоять шквалу,
Но над снами нет, как и над душой, власти.
Все, что впереди, кажется таким малым,
И таким большим — за плечом стоит счастье.
И когда тоска в изголовье вновь сядет,
Прошепчу: «Ты есть в этом непростом мире».
Отблеск фонарей и тепло в твоем взгляде,
И подрезаны — больше не взлететь — крылья.
А когда в боях от побед и ран ты устанешь, —
Дочери своей подберешь и дашь имя.
Я всегда с тобой. Молча рядом ты встанешь.
Не дано забыть. Не дано вовек стать чужими [1].
Но к гитаре, заброшенной на спину двойника, не прикоснешься. И бумаги здесь нет. И эта песня тоже останется ненаписанной...
А на далекой горе среди вечных снегов, среди ледяной метели застыла, вскинув к черному небу замерзшие руки, фигура в чернокрасной накидке. Красные глаза, такие странные на сером лице, напряженно всматривались вверх, словно выискивая среди них что-то свое, недоступное остальным.
Сегодня барьер снова не удалось «разъять». Плетение, мертвый дождь его побери, все еще слишком мощное, и это бесило неимоверно. Сюда бы кого-то из со-профи, из опытных ссои-ша, а не этих бесполезных солдат и бесполезной молоди-неучи.
Но ничего. Он подкопит сил... он еще покажет этим аборигенам, кто тут сильней.
Он добьется.
Барьер будет сломан. Скоро...
Высоко над землей небо не синее. Оно темное. А здесь цветное.
Уж так заведено:
Мы в мире что-то значим
И ищем каждый день
Свой правильный ответ.
Не сетуй и не злись
На мерзкую погоду:
Она еще не раз
Проделает кульбит.
Да... цветные сполохи — плохая замена струнам. Но будем обходиться чем есть...
Прорвемся, не грусти,
Какие наши годы!
Жизнь — каждому своя.
Прими и полюби [2].
Стоп. Что это?!
Снова. В плетении энерголиний не было ни тепла, ни холода, и у Алекса давно не осталось тела, и все-таки он вздрогнул.
Преисподняя, как говорила Лина. Преисподняя!
У него нет тела и нет нервов — нечем ощущать боль. А она есть.
Больно, д-дьявол!
Энерголинии трясет и дергает, будто в цветное плетение вцепился игривый котенок... чудовищный котенок... зверюга... Он тянет нити на себя, он пытается расшатать, разорвать «узлы». Открыть брешь, дыру.
В глазах мечутся цветные сполохи, очень не хватает надежного, как скала, Дима, барьер рвется из рук, как сеть в руках горе-рыбака, вдруг поймавшего сома или осетра вместо ожидаемых карасиков.
Нельзя отпускать.
Нельзя допустить ни одной прорехи. Каждая прореха — это дай-имоны, дайи... зараза, бешенство в мирных глазах морской свинки, звереющие портреты в мертвом убежище в мире Дайомос, смерти, смерти, смерти.
Удержать...
Один плюс есть и в посмертном состоянии: ты уже не умрешь. Так что держись, Алекс. Держи! Ну же! Еще чуть-чуть, еще... да, ослабевает... кажется, ослабевает. Вот так, еще немного. И можно выдохнуть. Можно бессильно опуститься куда попало, позволить себе выдохнуть, расслабиться, пережидая, пока уйдут боль и остаточное напряжение. На самом деле ничего этого не было: ни дрожащих рук, которые так и тянет сжать в кулаки, ни взмокших волос, которые никогда не растреплет ветер. Все это иллюзия.
А вот нападение на барьер — нет. Это по-настоящему.
И оно было изнутри.
Что творится?
Это не может быть Дим. Даже если... Нет, не может быть. У Димки сопротивляемость и новое тело. Даже если бы он подцепил эту чертову дрянь, это не проявилось бы вот так сразу.
Так что тогда? Серые? Мощный ссои-ша... а что, потянул бы, если мощный. Но как же Дим его не почуял?..
Что будешь делать, Алекс?
Темная фигура опустила руки, с трудом удерживая бушующую ярость. Опять не вышло, местной твари опять удалось удержать барьер под своим контролем. Почему не хватило сил, почему, будь оно все проклято?
— Ссои-ша... — Рядовой серый отшатнулся, встретив яростный взгляд, и не посмел продолжать. Поздно спохватился. Незаметное движение пальцев — и камень под ногами рядового взрывается осколками. Группа нервно замирает, но шаман уже спустил пар.
Он бросает последний взгляд на барьер и делает знак, что пора спускаться.
Что ж. Попробуем иной путь...
Глава 37
ТЕРАКТ?
— На строительстве станций никаких происшествий, милорд. Работы ведутся в соответствии с графиком. Правда, четыре объекта снова подверглись атаке активистов. Милорд, может, все-таки разрешить им доступ на какие-то простые работы? Есть же там простые операции — отгрузка деталей, уборка...
— Почему бы нет? Разрешить. Дай отмашку Службе пиара, пусть обыграют это как честь и привилегию. Только, Дензил, про наблюдение за ними, надеюсь, напоминать не надо? Людям иногда приходят в голову странные вещи. Помните, как тем сектантам, вообразившим, что станции — врата в ад?
— Мы задействуем телепатов, милорд.
— Хорошо. Кстати, что насчет межрасовых конфликтов? Я надеюсь, ситуация с выступлением «антимагов» не повторится?
— За последние сутки — четыре случая, милорд.
Дьявол.
— Подробнее.
— Ничего особенного, милорд. Один случай в Мемфисе с ссорой влюбленных, перешедшей в драку и швыряние заклинаниями со стороны девушки. Узнав, что подруга ведьма, молодой человек передумал ругаться и спешно сделал предложение. Инцидент исчерпан. Один случай в Каракасе, молодой эмпат нарвался на молодежную банду. Юноша попытался на них повлиять, но, к сожалению, не рассчитал сил. В настоящее время обе стороны проходят лечение, дальше к работе подключатся наши адвокаты и психологи. Третий случай сугубо человеческий, но, поскольку задето наше доброе имя, я счел нужным отрядить сотрудников. Группа мошенников в Нью-Йорке объявила себя «трансформерами» и стала распродавать всем желающим средства для совершенствования тела. Когда обманутые клиенты явились с претензиями, мошенники, естественно, уже сбежали, а все недовольство покупателей досталось настоящим «меняющим облик». Сотрудники разбираются, но клиенты уже поняли, что обманщики — не «лица волшебной крови». Тем более морфы повели себя достойно и записали пострадавших в очередь на свои услуги.
Четвертый случай... с ним сложней. Опять претензии к сильфам и попытка их порабощения с помощью кровных ритуалов. В Африке снова засуха, милорд. И сильфы там не могут помочь — экосистема ни к черту, земли слишком сильно покорежены человечьей техникой. Местные хранящие лес вымерли, а вызванные на консультацию разводят руками и тоже заявляют, что в таких условиях бессильны что-либо сделать.
— Подготовьте программу переселения. Пусть пока поживут в более благоустроенных местах, а после пуска станций посмотрим, что можно сделать. Сильфа спасли?
— Сильфиду, милорд. Да, она невредима.
— Уже хорошо. Что еще?
— Так. Уровни в порядке... насколько это возможно, конечно. Было несколько локальных конфликтов по самовольному захвату опустевших пещер, но обошлось без жертв. Ложа бдит, набирается очередная партия для выхода на поверхность...
— И все?
— Вы хотите знать что-то конкретное, милорд?
Вопрос повис, как сторожевые чары. Незаметные такие, почти невидимая дымка, люди не в силах отличить ее от обычной пыли. Дымка не рассеивается, не исчезает, ничем не выдает своего присутствия, и так месяцами, пока в радиусе действия не появится тот, на кого они настроены. Вот тогда незаметная и неощутимая дымка взвивается в воздух, как атакующая сауффо, змея с Уровня Даар.
— Нет, — наконец ответил Вадим. — Нет. Просто... странное такое ощущение, неприятное. Слишком все просто.
Это называется «просто»?! Затолкать в одну связку Координаторов, Ложу и расплодившиеся человеческие правительства, отбить несколько нападений вторженцев, взвалить на себя дикий груз миллиардов судеб и тащить эту ответственность, не давая всем передраться. Легко?
— А как у вас с ясновидением, милорд? — Дензил всегда был практичен.
— Единица. И та завышенная. Предчувствий у меня не бывает. Не бывало...
— А какого рода предчувствие?