Туман над Гиблым холмом обратился каплями воды. Что-то зашумело под окном, но я не поняла, что это было.
Наступило долгое молчание.
– Всем известно, что королеве Титании нельзя доверять, на редкость взбалмошная и капризная особа, – наконец вздохнул доктор Фокстон.
– Может быть, ей не пришлась по вкусу ваша шляпа? – парировал мистер Шепрет, желая поддеть собеседника.
Внезапно псы взвыли, запрыгали и заметались как оглашенные. Они никак не хотели угомониться, и я в страхе забилась в угол.
– Женщина, – произнес голос, – о чем ты плачешь?
– Ах! – воскликнула я. – Ты дух?
Маленький и черненький. Волосатый. Кривенькие ножки, как ручки у кувшина. Невзрачное личико. Длинный черный хвост. Я удивилась – всем известно, что у ирландцев хвосты достигают четверти ярда, но мне еще не доводилось слышать о хвостатых эльфах.
– Ты добрый дух или злой? – спросила я.
Вертя длинным черным хвостом, гость, казалось, обдумывал вопрос.
– Не твое дело, – наконец буркнул он. Затем мотнул головой в сторону окна. – Там, на лужайке, столпились четверо упрямых старцев в нелепых потрепанных шляпах.
– Видно, они расстроены, что их заклинание не возымело силы, в отличие от моего, каковое привело тебя ко мне!
– Что мне за дело до пустых старых заклинаний? – возмутился чернявый, ковыряя в зубах чем-то похожим на старую заячью кость. – Я спрашиваю, о чем ты плачешь?
И тогда я рассказала ему свою историю, начав с пирогов (которые были премаленькие), а закончив пятью мотками пряжи.
– Буду откровенна, о дух, – промолвила я, – истинное мое призвание состоит в изучении древней истории, латыни и греческого. Мне проще взлететь, чем усесться за прялку.
Дух задумался над моей бедой.
– Ну, с прялкой-то я справлюсь, – наконец промолвил он. – Утром я буду подходить к твоему окну и забирать кудель, а вечером приносить пряжу.
– Как мне благодарить тебя за щедрость? – воскликнула я. – Впрочем, я и раньше слышала, что Чудный народец всюду творит добро и ничего не просит взамен.
– Где это ты такое слышала? – Гость почесал под мышкой. – Тебя обманули, женщина.
– Ах, может ли это быть!
Дух зыркнул на меня черненькими глазками и молвил:
– Каждый вечер я буду трижды спрашивать у тебя свое имя, и если через месяц ты не угадаешь его, то станешь моею!
– Думаю, за месяц я справлюсь.
– Думаешь, справишься? – засмеялся дух и завертел хвостом – Ответь-ка мне, как зовут этих псов.
– Ну, это нетрудно. Их зовут: Платон, Сократ и Евклид. Сэр Джон сказал мне.
– А вот и не угадала, – отвечал дух. – Одного зовут Злой, второго Злее, а третьего Самый Злой. Они сами назвали мне свои имена.
– Вот как, – удивилась я.
– Может статься, – с довольным видом заявил дух, – что ты и своего-то имени не знаешь.
– Миранда Слопер, – отвечала я, – тьфу… то есть Соурестон.
– Женщина, быть тебе моею! – рассмеялся дух и упорхнул, прихватив кудель.
Весь день в комнатке висел полумрак от листьев, что кружились за белыми стенами.
Когда сумерки снаружи уподобились полумраку внутри, дух вернулся.
– Добрый вечер! – сказала я. – Как поживаешь, о дух?
Мой чернявый знакомец насупился:
– Серединка на половинку. Болят мои старые ушки, гудят мои старые ножки…
– Ох, – вздохнула я.
– Держи свои мотки, – сказал дух. – А теперь скажи, женщина, как меня зовут?
– Ричард? – предположила я.
– Нет, не Ричард, – отвечал дух и завертел хвостом.
– Тогда, может быть, Джордж?
– Нет, не Джордж. – И мой чернявый знакомец завертел хвостом еще пуще.
– Неужели Никодимус? – не сдавалась я.
– Вот и не угадала, – молвил дух и был таков.
Как ни удивительно, но шагов сэра Джона я не слышала, только заметила среди мелькающих теней на стене его длинную тень. Увидав пять мотков пряжи, сэр Джон был потрясен до глубины души.
Каждое утро муж приносил мне кудель и еду. Собаки радовались хозяину, но разве можно сравнить их оживление с тем восторгом, с коим встречали они моего чудесного спасителя! Псы ластились и обнюхивали его, словно дух источал нежнейший аромат роз. Я перебирала в уме все имена, какие знала, но не могла угадать искомое. Каждый вечер мой чернявый знакомец приносил мотки и каждый вечер придвигался все ближе и все радостнее вертел хвостом.
– Женщина, – смеялся он, – быть тебе моею!
И каждый вечер сэр Джон забирал пряжу, чтобы на следующий вечер снова поразиться моим успехам, ибо он знал, что три злобных сторожа не пустят ко мне никого из людей, кроме своего хозяина.
Однажды, когда месяц подходил к концу, я выглянула в окно и увидела слуг, которые с печальными лицами покидали Пайперс-Холл. Средь толпы я заметила светлую головку Дафны. Девушка заливалась слезами.
Ученые мужи, сидевшие под буком, казалось, были удивлены не меньше моего.
– Сэр Джон! – воскликнул мистер Обри. – Куда уходят слуги? Кто будет ухаживать за леди Соурестон?
(Сэр Джон говорил всем, что я больна.)
Сэр Джон пригнулся и сказал что-то, чего я не расслышала. Казалось, слова сэра Джона несказанно удивили ученых мужей.
– Разумеется, нет! – воскликнул мистер Шепрет.
Мистер Обри помотал головой.
Мистер Фокстон торжественно промолвил:
– Мы – джентльмены и ученые, сэр Джон, а не пряхи.
– Сказать по правде, – заметил мистер Милдрет, – прясть-то я не умею, а вот пирог испечь могу. Я читал об этом в книге и, думаю, справлюсь. Нужно взять муку, чистую воду, немного изюма, начинку, какую вы любите, еще, наверное, несколько яиц, а затем…
Доктор Фокстон (некогда служивший учителем в начальной школе) стукнул мистера Милдрета по макушке, чтобы тот замолчал.
После ухода сэра Джона ученые мужи стали жаловаться друг другу, что в последнее время Пайперс-Холл стал неуютен и угрюм. Быть может, пришло время оставить усадьбу и вернуться в широкий мир, вопрошал мистер Шепрет. Затем ученые мужи решили дождаться выздоровления леди Соурестон, которая была так к ним добра. Тут мистер Милдрет поднял глаза.
– Так вот же она! – воскликнул он. – Я вижу леди Соурестон в окошке меж листвы!
– Миранда! – вскричал мистер Обри.
Доктор Фокстон помахал мне шляпой, мистер Шепрет послал мне двадцать воздушных поцелуев, мистер Милдрет от избытка чувств прижал руки к груди, а мистер Обри радостно заулыбался.
– Доброе утро, мои ученые друзья! – крикнула я. – Обнаружили вы свою королеву эльфов?
– Нет, – отвечал доктор Фокстон, – но мы придумали еще восемьдесят четыре вопроса, чтобы задать ей их, когда она появится.
– Вам стало лучше, Миранда? – спросил мистер Обри.
– Надеюсь, что поправлюсь до конца месяца. Рассказать ли вам, мои ученые друзья, о странном сне, который приснился мне намедни? Мне снилось, что если ученый муж хочет призвать волшебное существо, то прежде всего должен узнать его настоящее имя.
– Ты права, Миранда, – сказал мистер Обри, – у многих эльфов есть тайные имена.
– Известны ли они вам? – крикнула я.
Ученые мужи склонили головы. Завязался нешуточный спор. Затем все они согласно закивали.
– Нет, – ответил за всех мистер Обри, – нам они неведомы.
Наконец настал мой последний день. Рано утром я выглянула из окошка и увидела, как волнуется листва под струями холодного дождя над Гиблым холмом. Когда сэр Джон принес кудель и еду, я поведала об этом ему.
– На Гиблом холме водятся олени, – задумчиво промолвил сэр Джон.
– И не только олени! – подхватила я. – Помню, как после нашей свадьбы вы твердили мне, что не знаете большего наслаждения, чем охотиться на Гиблом холме и, сразив добычу, вернуться домой, где вас ждет поцелуй верной Миранды. Возьмите с собой этих славных псов, дайте им вдохнуть ароматы трав на Гиблом холме. Отправляйтесь-ка на охоту вместе с вашими учеными гостями, сэр Джон!
Сэр Джон нахмурился, размышляя, что месяц еще не закончился, а стало быть, собакам надлежит оставаться подле меня, но мог ли он устоять перед сладостным ароматом лесов, что проникал в окно вместе с ветром?
Я слышала, как, сидя в тени бука, мистер Шепрет и мистер Обри радовались тому, что сэр Джон забыл обиды и пригласил их поохотиться. У доктора Фокстона была особая охотничья шляпа, каковую он немедля и нахлобучил. Затем сэр Джон, ученые джентльмены и егеря вскочили в седла и поскакали в сторону Гиблого холма, а Злой, Злее и Самый Злой мчались впереди, обнюхивая все, что попадалось по пути.
Дождь зарядил на весь день. И весь день новые слуги сэра Джона отлынивали от работы, ибо не осталось никого из старых слуг, чтобы их образумить. Хлеба полегли. Лопасти маслобоек не крутились. Ножи и серпы затупились от неумелых рук. Ворота были распахнуты настежь. Коровы и лошади забредали в поля, ломали изгороди и топтали посевы. Какие-то негодные мальчишки забрались в сад и объелись яблок. По всему дому только и слышны были крики и ругань новых слуг.
Пришло время явиться моему чернявому знакомцу, но его не было.
В летних сумерках серые кролики резвились в саду, прежде чем забраться в огород полакомиться салатом. В лесу ухали совы, лаяли лисы.
Последние солнечные лучи угасли за Гиблым холмом. Сейчас придет сэр Джон, чтобы убить меня. Время шло, а он не появлялся.
– Миранда!
– Добрый вечер, дорогие мои ученые друзья! Какого зверя вы добыли на охоте?
– Никого мы не добыли, Миранда! – вскричал мистер Милдрет в великом волнении. – Мы пришли, чтобы поведать об удивительном событии, каковое с нами приключилось. Стоило нам добраться до Гиблого холма, как Платон, Сократ и Евклид (он говорил о собаках, которых дух именовал Злым, Злее и Самым Злым) помчались так, словно спешили на встречу с лучшим другом, коего не чаяли обнять. Лошади понесли, и мы были не в силах их укротить. Собаки привели нас на ту сторону холма, где никто из нас не бывал. Громадный олень-самец с блестящими дождевыми каплями на крапчатых боках выскочил прямо перед нами и взглянул так, словно он – Владыка всех живых созданий, а мы недостойны называться людьми. Лисы перебегали дорогу и смотрели нам вслед. Серые крольчата без страха взирали на нас из своих каменных колыбелек. Однако Платон, Сократ и Евклид неслись вперед сломя голову, лошади мчались за ними, и мы не успевали изумиться всем чудесам…
– Так все и было! – воскликнул мистер Шепрет. – А потом какой-то угрюмый тип из егерей крикнул, что нас занесло в подземное королевство, где звери мстят охотникам за обиды, причиненные на земле. Доктор Фокстон вспомнил о диких скачках, что длятся вечность, о заколдованных всадниках, что страшатся спрыгнуть, ибо, коснувшись земли, рассыплются в прах. Но мистер Обри призвал нас уповать на Всевышнего и не страшиться…
Неожиданно мы остановились у зеленой лужайки средь темного леса, поросшей цветами. Тот угрюмый тип крикнул, что таких цветов нет нигде в целом свете! Однако сэр Джон обозвал его болваном и заявил, что знает все названия не хуже собственного имени, ибо это пастушкины слезки, девичьи застежки и бродяжий гребень. В самом центре лужайки мы обнаружили меловую яму, скрытую высокими травами и цветами, названия которых знал сэр Джон. Оттуда доносилось жужжание. Слуги отогнали собак (к их величайшему неудовольствию), а мы заглянули вниз. И как вы думаете, кого мы там узрели?
– Не ведаю, доктор Фокстон.
– Бесенка, Миранда! И чем, по-вашему, он занимался?
– Откуда мне знать, доктор Фокстон?
– У него была маленькая прялка, которую он вращал с удивительной скоростью, вертя при этом своим длинным черным хвостом. «Скорее, – воскликнул тогда мистер Шепрет, – скорее говорите ваше заклинание, мистер Обри!» И он прыгнул в яму, а мы – за ним.
– Удивительная история! – воскликнула я. – И что же сказало вам волшебное существо?
– Ничего, – сердито отвечал доктор Фокстон. – Мы задали ему все сто сорок семь вопросов (именно поэтому мы так задержались и опоздали на обед), однако нам попался самый невежественный дух на свете!
Мы замолчали.
– Однако он вас выслушал, – заметила я. – Странно. Что же помешало ему явиться в первый раз?
– Дело в том, Миранда, – ответил мистер Обри, – что в первый раз мы не знали его имени. Стоило нам произнести заклинание и назвать бесенка по имени, и ему пришлось выслушать нас, как ни жаждал он вернуться к своим куделям. Мы узнали его имя случайно, из песенки, которую бесенок распевал, причем прескверной. Выдающийся мастер прялки, Миранда, но отнюдь не поэт. Волшебные существа любят петь, но зачастую обделены поэтическим талантом. Так и будут твердить одну и ту же строчку, пока какая-нибудь добрая душа не подскажет им другую.
Мы снова помолчали.
– И что же он пел? – спросила я.
– «Нимми-нимми-нот, мое имя Том-Тит-Тот», – ответил мистер Обри.
– Меня радует, дорогие мои ученые друзья, – промолвила я, – что вам довелось повстречать волшебное существо, но куда более мое сердце греет то, что вы вернулись домой целыми и невредимыми. Ступайте обедать, хотя, боюсь, еда покажется вам скудной.
И вот с пятью мотками пряжи в руках из вечернего тумана возник мой чернявый знакомец. Сначала я загадала Соломона, потом Зеведея, а после назвала его истинное имя, и бедному Том-Тит-Тоту пришлось с воем убираться восвояси в свою холодную одинокую нору.
Затем с охоты вернулся сэр Джон, хмурый и мрачный, на лошади – черной, как буря. Следом за ним бежали Злой, Злее и Самый Злой. Но стоило ему увидать пять мотков пряжи, как он взял меня за руку, и мы отправились пировать вместе с нашими учеными гостями. На радостях они тут же сочинили славную песенку о четырех джентльменах, которым довелось повстречать волшебное существо. Все наши добрые слуги вернулись домой, и каждый получил по шестипенсовику, чтобы выпить за здоровье сэра Джона.
– Я собираюсь записать эту историю, – сказала я мистеру Обри. – Подскажите, откуда начать.
– Ах, Миранда, – отвечал он, – начни, откуда пожелаешь, но не медли, покуда воспоминания еще свежи в твоей хорошенькой головке. Ибо, поверь мне, они подобны мотылькам – и не заметишь, как выпорхнут из окошка. Если бы все, что я забыл, сгрузить на корабли его величества, весь королевский флот пошел бы ко дну!
В конце весны 18… года одна дама, живущая в деревушке Киссингленд в Д…шире, пребывала в горьком разочаровании.
Из письма миссис Фанни Хокинс, адресованного миссис Кларе Джонсон:
«…И я уверена, дорогая моя Клара, когда я расскажу вам, что произошло, вы поймете мою досаду. Несколько месяцев назад моей сестре, мисс Мур, посчастливилось пленить армейского офицера. Капитан Фокс с самого начала оказывал Венише решительное предпочтение, и я питала большие надежды видеть ее прилично устроенной, но вдруг, как удар злой судьбы, она получила письмо от знакомой дамы из Манчестера, которая заболела и нуждалась в заботе. Можете вообразить, как мне не хотелось, чтобы Вениша в такой момент покидала Киссингленд, но, несмотря на все мои уговоры, она настояла на том, чтобы предпринять это затруднительное путешествие, и теперь, боюсь, она слишком сильно наказана за свое упрямство, поскольку в ее отсутствие презренный капитан Фокс совершенно забыл о ней и стал уделять внимание другой даме, нашей соседке, миссис Мабб{14}. Можете быть уверены, что, когда сестра вернется, я буду ссориться с нею по этому поводу…»
Доброе намерение Фанни Хокинс поссориться с сестрой было вызвано не только желанием исправить ошибочное поведение, но и опасением, что, если Вениша не выйдет замуж за капитана Фокса, ей придется жить в доме мужа Фанни, священника в Киссингленде, человека, который крестил, венчал и хоронил всех его обитателей, который посещал их в болезни, утешал в печалях, читал письма тем, кто не умел этого сделать сам, – и за все это получал огромную сумму, сорок фунтов в год. Соответственно, любая свободная минута, которую Фанни удавалось выкроить среди множества домашних дел, уходила на обдумывание сложного вопроса, каким образом доходов, которых недостаточно на двоих, может хватить на содержание троих человек.